Последний Конунг - Северин Тим - Страница 52

Дорога на юг в поисках Магбьодра вела меня по дикому краю болот и каменистых нагорий. Эта земля, именуемая Маунт, изобилующая туманами, изрезана узкими долинами, густо поросшими зарослями кустарников и лесом, весьма удобными для засад, и там я понял, почему в слышанных мною рассказах о распрях между скоттами столь часто говорилось о неожиданных нападениях и внезапных набегах. А нагнав наконец короля, подумал, что он весьма благоразумно разместился со своей свитой в непреступной крепости, расположенной на горном склоне, откуда хорошо видна вся округа. Крепость защищало тройное кольцо земляных насыпей с частоколом по верху, каковой, как я заметил, с трудом поднявшись наверх, продолжали укреплять его воины.

Меня встретили с подозрением. Стражник задержал меня у внешних ворот, обыскал на предмет спрятанного оружия и только потом спросил, зачем я пожаловал. Я сказал, что прибыл с посланием от Харальда Норвежского и прошу аудиенции у короля. Воин явно сомневался. Он заявил, что чужеземцы не допускаются во внутреннюю крепость. Таков, мол, приказ, и исполняется он неукоснительно, потому как нортумбрийцы грозят вторгнуться в их пределы. А что, если я их соглядатай? На это я заметил, что союзниками нортумбрийцев всегда были даны, и что король Харальд и его норвежцы воюют с датчанами с тех пор, как Харальд взошел на трон.

– Может быть, – возразил стражник, отводя меня к своему начальнику, – но, по-моему, все вы, северяне, одинаковы – разбойники, и вам лучше держаться подальше от тех краев, где вам не место.

Его начальник подверг меня нарочитому допросу, после чего оставил ждать в караульне, и только спустя несколько часов я, наконец, предстал перед человеком рослым и мужественным, бывшим, пожалуй, лет на десять моложе меня, с красноватым обветренным лицом и с длинными желтыми волосами. Это был король скоттов, известный норвежцам как Магбьодр, но своему народу как Макбетад мак Финдли.

– Где ты научился нашему языку? – спросил он, постукивая по стоящему перед ним столу лезвием кинжала. Я решил, что оружие он держит не просто напоказ. Король не доверял чужеземцам.

– В Ирландии, ваше величество. В монастыре.

Король нахмурился.

– Ты не похож на христианина.

– Я не христианин. Я попал в монастырь по принуждению. Поначалу как раб. Но я не принял этой веры.

– Жаль, – сказал Макбетад. – Сам я христианин. Как получилось, что ты стал рабом?

– Меня взяли в плен в бою.

– А где это было?

– У места под названием Клонтарф, ваше величество.

Ритмичное постукивание кинжалом вдруг замедлилось.

– У Клонтарфа? Это было давно. Ты с виду не настолько стар, чтобы участвовать в этом.

– Я был подростком, лет пятнадцати.

– Тогда ты должен знать мормера из Мара. Он дрался и погиб в этой битве.

– Нет, ваше величество. Я не знал его. Я был среди людей ярла Сигурда.

Макбетад смотрел на меня, пытаясь понять, правду ли я говорю. В задумчивости он продолжал постукивать лезвием кинжала по покрытой зарубинами столешнице.

– Я удивлен, – сказал он. – Харальд Норвежский посылает своим представителем человека, служившего Сигурду. Всю жизнь оркнейский ярл был смертельным врагом моего отца. Они бились, по меньшей мере, в трех битвах, и, благодаря этому своему волшебному стягу, Сигурд всегда брал верх. А потом люди с Оркнеев украли наши земли.

Начало моей первой встречи с Макбетадом складывается весьма неудачно, подумал я. Видно, никудышный из меня посол.

– Стяг не помог Сигурду при Клонтарфе, – заметил я, пытаясь смягчить обстановку. – Он погиб, препоясавшись им.

– И откуда тебе это известно? – На этот раз вопрос прозвучал резче.

– Он перенял стяг у меня, когда победа отвернулась от нас и некому больше было держать знамя. Он обвязался им, сказав, что нищий должен нести свою мошну. Потом ринулся к гущу боя. На верную смерть. Как он пал, я не видел.

И вновь Макбетад недоверчиво уставился на меня.

– Ты хочешь сказать, что был знаменосцем Сигурда и при этом уцелел?

– Да, ваше величество.

– И ты не знал предсказания, что всякий, кто развернет стяг с вороном в бою, одержит победу, но тот, у кого оно в руках, умрет в момент победы?

– Я слышал это предсказание, ваше величество. Но при Клонтарфе случилось так, что предсказание не исполнилось. Моя судьба была иной. Норны решили, что я должен выжить, а ярл потерпит поражение.

Когда я упомянул норн, Макбетад замер. Кончик кинжала замедлил ритм и остановился. Настало молчание.

– Ты веришь в норн? – тихо спросил он.

– Верю, ваше величество. Я держусь исконной веры. Норны решают нашу судьбу, когда мы рождаемся.

– А в другие времена? Решают ли они нашу судьбу в последующие годы?

– Этого я не знаю. Но то, что норны определят нам, в конце концов сбудется. Мы можем оттянуть осуществление их решения, но не можем избежать его.

Макбетад осторожно положил кинжал на стол.

– Я хотел отослать тебя прочь, не выслушав того послания, которое ты привез от Харальда Норвежского. Но, быть может, твое появление здесь тоже было предначертано судьбами. Я желаю, чтобы сегодня вечером ты встретился со мною и с моей женою наедине. Как знать, не поможешь ли ты нам. Тебе, вероятно, уже известно, что моя жена больна.

– Я не лекарь, ваше величество, – предупредил я.

– Здесь нужен не лекарь, – молвил король. – Здесь нужен кто-то, кто сможет объяснить то, что кажется противным всем основам. Я ведь благочестивый христианин. Но я видел норн.

На этот раз замолчал я.

Королевский управляющий выделил мне место для сна – небольшую нишу, немногим больше стенного шкафа, рядом с королевскими покоями, а кормиться поставил вместе с дружиной крепости. Слушая их разговоры, я выяснил, что все они состоят в личной свите Макбетада и держатся весьма высокого мнения о военном искусстве своего предводителя. Единственный раз в суждениях промелькнуло некоторое сомнение, когда разговор коснулся королевы. Один старый воин посетовал: мол, Макбетад настолько занят болезнью королевы, что не уделяет достаточного внимания подготовке отражения ожидаемого набега. Ярл Нортумбрии Сивард дал прибежище двум сыновьям предыдущего шотландского короля, того, кого убил Макбетад, и воспользовался их притязаниями на трон, чтобы оправдать свое нападение.

Тем же вечером за мной явился управляющий и повел меня в личные покои короля. Я оказался в комнатке, где стоял только стол и несколько простых тесовых стульев. Свет давала единственная свеча на столе, поставленная достаточно далеко от женщины в длинном темном плаще, сидящей в дальнем конце комнаты. Она сидела в тени, сложив руки на коленях и возбужденно ломая пальцы. Кроме нее в комнате был только Макбетад, и вид у него был встревоженный.

– Не посетуй за темноту, – начал он после того, как управляющий удалился, закрыв за собой дверь. – Яркий свет причиняет королеве боль.

Я посмотрел на женщину. Плащ у нее был с наголовником, и она опустила его так низко, что лица почти не было видно. Но тут свеча коротко вспыхнула, и я заметил напряженное, усталое лицо, выглядывающие из-под капюшона глаза в темных кругах, бледную кожу и высокие скулы. Даже в тот короткий миг щека, повернутая ко мне, быстро и отчетливо дернулась. Одновременно я ощутил укол боли, какой бывает, когда случайно ударишься локтем о камень, такой, от которого рука немеет. Но удар я ощутил не в руке, а в голове. Я понял, что сижу вблизи человека, обладающего сверхъестественной силой.

Ощущение было знакомое. Я испытывал его всякий раз, когда встречался с мужчинами и женщинами, сведущими в сейде, искусстве волшебства. Обычно ощущение это было сильнее, ибо и я наделен был даром, который норвежцы именуют ofreskir – ясновидение. Но сейчас все было по-другому. Сила, исходящая от женщины в плаще, была, без сомнения, силой вельвы, ведовским даром, но сила эта была искажена и переменчива. Она доходила до меня волнами – так далекий горизонт мерцает молниями в летний вечер, не резкими и страшными сполохами, когда Тор швыряет свой молот Мьелльнир, но непрестанным неровным блеском, каковой хуторяне, живущие в глуши, считают отражением в небе косяков рыбы, всплывших на поверхность моря.