Роксолана. Страсти в гареме - Загребельный Павел Архипович - Страница 49

49

— Моя султанша, — поклонился Лятифи, — над поэтами только Бог, а надо мной великий султан, да продлятся его дни и да разольется его могущество на все четыре стороны света. Султан обеспокоен высокими государственными делами и законами, так смею ли я тревожить его своими мелкими заботами?

Она хотела сказать: «Можешь спросить у меня, я передам султану», но чисто женское любопытство толкнуло ее поговорить с этим старым мудрецом поподробнее. Велев принести сладости и напитки, Роксолана заставила Лятифи сесть на подушки напротив себя, внимательно просмотрела уже переписанные главы тезкире, потом ласково спросила:

— Так в чем же ваши трудности, почтенный и премудрый Лятифи?

— Ваше величество, — всполошился старик, — смею ли я?

— Когда султанша спрашивает, надо отвечать, — игриво погрозила она ему пальчиком.

Лятифи вздохнул.

— Когда я принимался за это дело, все казалось таким простым. Теперь сомнения раздирают мою старческую душу, разум помутился, растерянность воцарилась в сердце, от первого и до последнего намаза, беседуя с Аллахом, каждый раз допытываюсь, кого включать в мою тезкире, кого вписывать для светлейших глаз великого султана, кого выбирать, допытываюсь и не нахожу ответа.

Роксолана вовсе не удивилась.

— Кого включать? Разве не ясно? Всех великих!

— Моя султанша, — молитвенно сложил худые свои ладони Лятифи, — а кто великий?

— Тот, кто славный.

Тогда старый тезкирист и назвал имя Насими.

— Кто это? — спросила Роксолана. — Я никогда не слышала его имени.

— Я учинил грех, потревожил ваш царственный слух этим именем. Этот человек был богоотступником.

— Тогда зачем же…

— Но и великим поэтом, — торопливо добавил Лятифи.

— В чем же его богоотступничество?

— Он ставил человека превыше всего.

— А в чем его величие?

— В том, что возвеличивал человека в прекрасных стихах. У него есть такие стихи:

Вершится в мире все по божьей воле, Хоть Бог один и нету Бога боле, Но человек не менее, чем Бог, Источник хлеба он, добытчик соли. Бог — человечий сын, и человек велик. Все создал человек и многое постиг. Все в мире — человек, он — свет и мирозданье, И солнце в небесах есть человечий лик.[27]

И еще много подобных стихов.

— Почему я нигде не встречала их? — спросила Роксолана.

— Они не проникают во дворцы, хотя вся вселенная наполнена их музыкой.

— Кто-нибудь их записывал?

— Да, ваше величество. При султане Баязиде Ахмед Харави почерком талик переписал весь диван Насими. Я нашел рукопись в этом книгохранилище.

— Почему же никогда не давали мне читать этих стихов? Мне казалось, что я перечитала всех поэтов.

— Моя султанша, вам давали только рукописи, завернутые в шелк, то есть самые ценные. Диван Насими хранился незавернутым, как все малоценное.

— Но ведь вы утверждаете, что он великий поэт?

— Моя султанша, вы можете убедиться в этом, если разрешите вашему рабу Лятифи прочесть хотя бы одно стихотворение Насими от начала до конца.

— Читайте, — велела она.

Старик начал читать такое, от чего вздрогнула душа Роксоланы. Никогда не слышала она таких стихов и даже в мыслях не имела, что человек может написать нечто подобное:

В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь. Я суть, и не имею места, и в бытие я не вмещусь. Все то, что было, есть и будет, все воплощается во мне. Не спрашивай! Иди за мною — я в объясненье не вмещусь. Вселенная — мой предвозвестник, мое начало — жизнь твоя. Узнай меня по этим знакам, но я и в знаки не вмещусь. Я самый тайный клад всех кладов, я очевидность всех миров. Я, драгоценностей источник, в моря и недра не вмещусь. Хоть я велик и необъятен, но я Адам, я человек, Я сотворение вселенной, но в сотворенье не вмещусь. Все времена и все века — я. Душа и мир — все это я, Но разве никому не страшно, что в них я тоже не вмещусь? Я небосклон, я все планеты, и Ангел Откровенья я. Держи язык свой за зубами, и в твой язык я не вмещусь. Я атом всех вещей, я солнце, я шесть сторон твоей земли, Скорей смотри на ясный лик мой: я в эту ясность не вмещусь. Я сразу сущность и характер, я сахар с розой пополам, Я сам решенье с оправданьем, в молчащий рот я не вмещусь. Я дерево в огне, я камень, взобравшийся на небеса. Ты пламенем моим любуйся, я в это пламя не вмещусь. Я сладкий сон, луна и солнце. Дыханье, душу я даю: Но даже в душу и дыханье весь целиком я не вмещусь. Старик — я в то же время молод, я лук с тугою тетивой, Я власть, я вечное богатство, но сам в века я не вмещусь. Хотя сегодня Насими я, я хашимит и корейшит[28], Я меньше, чем моя же слава, но я и в славу не вмещусь.[29]

Лятифи задыхался, пока читал стихотворение. Роксолана подвинула ему чашу с щербетом.

— Какова судьба Насими?

— Он убит за вероотступничество, ваше величество.

— Когда и как?

— Сто тридцать лет назад в Халебе. О смерти Насими рассказывается в арабском источнике «Кунуз-аз-захаб». Там говорится, что Насими был казнен во времена правителя Халеба Яшбека. В том году в Дар-уль-адле — во дворце правосудия, в присутствии шейха Ибн Хатиба аль-Насири и наместника верховного кадия шейха Изуддина аль-Ханбали, рассматривалось дело об Али аль-Насими, который сбил с истинного пути некоторых безумцев, и они в ереси и безбожности подчинились ему. Об этом сказал кадиям и богословам города некий Ибн аль-Шангаш Алханафи. Судья сказал доносчику: «Если это вранье, то ты заслуживаешь смерти. Докажи, что сказанное тобой о Насими правда, и я не казню тебя».

Насими промолвил: «Келме-и-шахадет», то есть поклялся, что будет говорить правду, и опроверг все то, что о нем говорили. Но в это время появился шейх, Шихабуддин Ибн Хилал. Заняв почетное место в меджлисе, он изрек: «Насими безбожник и должен быть казнен, даже если захочет покаяться». И спросил: «Почему же не подвергаете казни»? Аль-Малики ответил вопросом: «А ты напишешь собственноручно приговор?» Тот ответил: «Да». И немедленно написал приговор, с которым тут же ознакомил присутствующих. Но они с ним не согласились. Аль-Малики возразил: «Кадии и богословы не согласны с тобою. Как я могу казнить его только на основании твоих слов?» Яшбек сказал: «Я его не казню. Султан велел ознакомить его с этим делом. Подождем приказа султана».

Так меджлис разошелся во мнениях, а Насими остался в темнице. О деле Насими доложили султану Египта Муайяду, от которого пришел приказ еще более жестокий, чем ожидали судьи. Султан велел содрать с Насими кожу и его тело выставить на семь дней в Халебе, кроме того, отрубить ему руки и ноги и отослать Алибеку Ибн Зульгадру и его брату Насруддину, которых Насими тоже сбил с истинного пути своими стихами. Так было и сделано. Автор «Кунуз-аз-захаб» пишет, что хотя Насими был гяуром и богоотступником — муехидом, но, да простит Бог, говорят, что у него были тонкие стихи.

вернуться

27

Перевод Н. Гребнева.

вернуться

28

Арабское племя и род, из которых происходил пророк Мухаммед.

вернуться

29

Перевод К. Симонова.