На семи дорогах - Хаидов Юсуп - Страница 10

В последующие дни Иламан почти совсем потерял сон, ему удавалось спать в сутки не более трех часов.

Поскольку Иламан в основном исполнял обязанности конюха и слуги Чоллека, он располагался спать рядом с ним, чтобы не мешкая выполнить любое повеление господина.

Минула неделя после страшной сцены, перевернувшей все нутро Иламана, и он стал свидетелем еще одного кровавого происшествия.

И в эту ночь Иламан, по обыкновению, не мог уснуть. Но он старался не кричать по ночам, чтобы не тревожить Чоллека и остальных.

Иламан, лежа на спине, наблюдал в окно за огромными медлительными облаками, между которыми время от времени показывалась луна.

Глаза у мальчика болели до слез, казалось, в них кто-то насыпал песок, но спать совсем не хотелось. Не спал, однако, не он один. Что-то беспокоило и Чоллека.

После полуночи к дому подъехали три всадника и, привязав коней, разбудили только-только задремавшего Чоллека.

— Сердар, твое повеление выполнено, — еле слышно прошептал один из приехавших. Иламан догадался, что это был Менджак.

Чоллек встрепенулся.

— Мы прочитали молитву за упокой души старика и его братца, — продолжал Менджак.

— Я вас отблагодарю, батыры. А пока одыхайте с дороги. Вы, наверно, устали. Попейте чай, поужинайте, покурите и ложитесь спать.

Чоллек посмотрел на Иламана, который лежал не подвижно, стараясь не дышать.

— Эй, сирота, проснись!

Иламан открыл глаза, делая вид, что только что пробудился ото сна.

— Поставь кумган на огонь!

— Слушаюсь, сердар-ага, — ответил Иламан и вскочил с постели. Внутри у него все дрожало от ус лышанного страшного разговора.

— Может, ты не спал? — внезапно спросил Менд жак. Широко шагая, подошел к мальчику, чиркнул спичкой и внимательно посмотрел ему в глаза. — Ты что, так лежал? В потолок смотрел? Ну-ка, скажи что ты слышал?

— Я ничего не слышал, ага. Я спал. Меня разбудил сердар-ага...

— А ты не врешь? — спросил Менджак мальчика а крепко схватил его за подбородок.

Иламан от боли прикусил язык и отчаянно завер-тел головой, пытаясь вырваться.

— Ступай, — оттолкнул его Менджак.

Когда Иламан отправился набирать воду в кумган, Менджак взволнованно произнес:

— Сердар! По-моему, твой сирота слышал наш разговор.

— Не думаю.

— А если слышал?

— И это не страшно. Если не будет держать язык за зубами, с ним справиться легче легкого, — махнул рукой Чоллек.

На следующее утро сердар собрал всех своих нукеров для важного сообщения.

— Джигиты! — начал Чоллек. — Вчера Менджак с несколькими людьми вернулся из дальнего села. Пусть он сам расскажет об увиденном и услышанном, — кивнул сердар своему помощнику.

— Я, видит аллах, не стал бы рассказывать вам об этом сам, — сказал Менджак. — У меня просто язык не поворачивается. Но раз Чоллек сердар просит, придется рассказать...

— Да будет вам известно, позавчера большевики поймали того старика с братом. Сказали, что поведут в район, а потом расстреляли около моста, на окраине села. Знайте же, нас всех ожидает такая участь, если мы попадемся к ним в руки, — продолжал Менджак, обводя внимательным взглядом задумавшихся нукеров. В этот момент он заметил глаза Иламана, в которых светилась укоряющая и стыдящая его искорка.

Испугавшись взгляда Менджака, Иламан весь сжался и опустил глаза.

Однажды, случилось это поздней весной, когда первые цветы еще не успели отцвести, Чоллек по какой-то случайности влюбился. К тому же он услышал, как восхваляли предмет его страсти, красавицу Арзыгуль, дочь Джомарт-бая, который являлся хозяином одного из отдаленных колодцев в Кызылкумах.

Чоллек, прогуливаясь по степи, неслышно подошел к группе своих джигитов, которые, сидя на траве, о чем-то увлеченно разговаривали.

— Арзыгуль прекрасная девушка, что там говорить, — произнес один из джигитов. — Да одна беда: никто ей не нравится.

— Она говорит, нет ей достойных по обеим сторонам реки, — добавил другой.

— Пусть что хочет, то и говорит! — усмехнулся третий. — Куда она денется от нашего хозяина?

— Конечно, желание сердара нельзя не исполнить,

— А может, она говорит все это специально, чтобы эти разговоры дошли до Чоллек сердара.

— И что?

— А то, что Чоллек услышит эти разговоры, еще больше распалится и приедет, чтобы жениться на ней. Девушки хитрый народ, клянусь аллахам!

Джигиты заметили Чоллека и почтительно его приветствовали, Менджак подвинулся, освобождая место у костра.

— Сердар, не сочти мои слова за дерзость, — произнес Менджак, когда Чоллек опустился на землю. — Тебе уже двадцать восемь лет, а ты еще не слышал ласковых слов от девушек в нарядных платьях. Женись, ведь у тебя есть все — и слава, и богатство...

Чоллек молчал.

— Джомарт-бай тоже будет рад породниться с тобой, — продолжал Менджак, — если только мир останется таким, каков он сейчас. А если будешь и дальше откладывать женитьбу, весь век проведешь бобылем.

Знал ли Менджак, что он сыплет соль на больное место сердара...

— Ну, а если Джомарт-бай скажет нет, что тог-да? — нарушил долгую паузу Чоллек.

— У тебя есть оружие, есть преданные молодцы с закрученными усами. Если бай откажет, пусть пеняет на себя. Придется выкрасть девушку и бросить на коня.

«Верно. А потом нужно перебраться за границу. Время назрело. Здесь мы уже не справляемся с делами. Что же касается богатства и всякого добра, то я набрал его столько, что хватит на две жизни, даже если я палец о палец не буду ударять», — подумал про себя Чоллек.

Твердо решив жениться, сердар взял с собой несколько самых преданных и отважных джигитов и покинул Ширин колодец.

Загодя обдумав план действий, Чоллек выбрал самую пустынную дорогу, ведущую к колодцу Джомарт-бая.

По пути решили сделать привал. Спешились подле такыра, в котором скапливались воды в сезон дождей. Это место называли Пескак.

Когда Чоллек с другими джигитами спустился к воде, чтобы напоить коней, начинало вечереть.

Пока кони пили, они разглядывали местность, лени во перебрасываясь словами.

Внезапно со стороны высокого кустарника, отбрасывавшего густую тень, послышался тихий стон. В нем было столько муки и страдания, что у всех по телу прошла дрожь.

Они подошли поближе.

На узловатых корнях кустарника, в неглубокой яме, на влажном песке, лежал, чуть ли не вдвое согнувшись, юноша, небрежно накрытый чекменем. Усы и борода едва пробивались на его искаженном болью лице.

Видимо, от боли он искусал до крови губы. Веки посинели и набрякли. Всем своим видом он напоминал связанную и брошенную наземь овцу, безропотно и безмолвно ожидающую смерть.

Рядом с юношей сидел человек с седой бородой, ко« торому на вид можно было дать около пятидесяти. Он заботливо обмахивал лежащего, тело которого время от времени вздрагивало.

Только через некоторое время, случайно подняв глаза, седобородый старик увидел остановившихся над ним людей.

Он легко вскочил с места, подбежал к ним и, схватив за стремя первого попавшегося всадника, быстро заговорил, прерывая свою речь жалобными стенаниями:

— Помогите! Спасите моего сына от страшной беды. Спасите моего единственного...

— А что с ним?

— Его хочет забрать смерть, — с трудом выговорил старик страшное слово. — С утра начался у него приступ, и вот до сих пор не отпускает.

Всадники сидели и молчали. Тогда седобородый опустился на колени и вновь принялся кричать, размахивая руками. В голосе его послышались сдерживаемые слезы:

— Милые мои, родные, неужели нет среди вас ни одного мусульманина?

Всадники не шелохнулись. Никто из них не решался произнести ни слова, хотя неожиданно заданный стариком вопрос взволновал их. Краешком глаза они поглядывали на главаря, ожидая его решения.

«О, Чоллек не прост. Вы еще не знаете его как следует, Чоллека», — подумал про себя атаман.

— Есть мусульманин! — крикнул он пронзительно, соскочил с коня и подошел к старику. Он взял его за руку, поднял с земли и принялся отряхивать с одежды налипший песок.