В поисках Шамбалы - Сидоров Валентин - Страница 40

Словом, два часа вынужденного ожидания в Карачи были хорошей подготовкой к Дели. Когда мы прилетели в Дели, нас встретила сорокаградусная жара. Но воздух сух, ибо климат здесь континентальный. И по сравнению с Карачи это показалось раем.

Кстати, с погодой в Индии мне вообще повезло. Лето в том году было относительно прохладным. Термометр не поднимался выше сорокаградусной отметки, а обычно в это время здесь около пятидесяти градусов жары.

Выяснилось, что я переношу жару неплохо. А когда я попал в Гималаи, зону умеренного климата, то не только не страдал от жары, но по ночам — теплых вещей я не взял — просто-напросто замерзал. Если бы надо мной не-сжалились и не дали женскую шерстяную шаль, в которую я кутался по вечерам, мне бы пришлось плохо.

"Важно отдать твердо самому себе отчет, чего именно ты хочешь. Важно не быть пустым или шатким внутри, когда ты начинаешь свой новый творческий день. Важно, утверждаясь все сильнее в верности тому, что ты избрал себе как жизненный путь, кончать свой день. Кончая его, совершенно четко отдать себе отчет, в чем ты был тверд, в чем отступил от светлой идеи, для которой живешь и трудишься. Важно — жить каждый день, трудясь так легко и честно, как будто это был твой последний день жизни.

Напрасно ждать особых испытаний. В простых серых буднях надо разглядеть главные дела любви, а жить легко свой текущий день — вот самый главный признак ее. В обычном деле обычного дня живущий жизнью любви должен быть звеном духовного единения со всем окружающим.

Ты выбрал тот путь, где героика чувств и мыслей живет не в мечтах и идеалах или фантазиях, а в делах обычного серого дня. Поэтому бдительно постигай любые маленькие факты жизни — те крохотные университеты духа, которых бывают сотни у каждого человека в его простом дне…

Усвой первое правило людей, желающих идти в ногу со своим народом, со своей современностью: нет дел мелких. Всякое дело составляет или утверждение Жизни — и тогда оно является сотрудничеством с Нею. Или оно является унылой мыслью о себе, то есть отрицанием, непониманием основного закона существования на земле: все в тебе самом, и все для блага общего, ибо все — любовь. Лишенное этого понимания, существование человека является голым эгоизмом невежественности.

Привыкни делать каждое текущее дело как самое важное. Привыкни не пересыпать перцем благих мыслей действий своего дня. Этим ты затрудняешь не только одного себя, но и всех тех, кто окружает тебя.

Нельзя, стремясь к чему-то высшему, путать понятия обывателя с понятиями мудреца. Не тот мудрец и герой, кто сумел совершить однажды великий подвиг. А тот, кто понял, что его собственный трудовой день и есть самое великое, что дала человеку Жизнь.

В жизни каждого человека наступают моменты, когда он начинает по-иному оценивать события жизни. Все мы меняемся, если движемся вперед. Но не самый тот факт важен, что мы меняемся, а как мы входим в изменяющее нас движение Жизни. Если мы в спокойствии и самообладании встречаем внешние события, выпадающие нам в дне, мы можем в них подслушать мудрость бьющего для нас часа Жизни. Мы можем увидеть непрестанное движение всей Вселенной, сознать себя ее единицей и понять, как глубоко мы связаны со всем ее движением.

Только не думай, что освобожденный всегда должен быть свободным от внешней суеты, от ее кажущихся пут, от забот быта и его условностей. Лучше всего служит своему народу тот, кто не замечает тягостей суеты, потому что понял основу смысла своей Жизни: нести силу Света именно в эту суету. "

В жизни человека не может быть ни мгновения остановки. Человек растет и меняется непрестанно. Все, что носит в себе сознание, меняется, расширяясь. Если же человек не умеет принимать мудро своих меняющихся обстоятельств, не умеет стать их направляющей силой, они его задавят, как мороз давит жизнь грибов, как сушь уничтожает жизнь плесени. И конечно, тот человек, что не умеет, сам изменяясь, понести легко и просто на своих плечах жизнь новых обстоятельств, будет подобен грибу или плесени, а не блеску закаляющейся и растущей в борьбе творческой мысли.

Нет серого дня, есть сияющий храм, который строит сам человек в 'своем трудовом дне. Не в далекое небо должен улетать человек, чтобы там глотнуть красоты и отдохнуть от грязи земли. Но на грязную, потную и печальную землю он должен пролить каплю своей доброжелательности. Жизнь человека на земле — это тот кусок Вселенной, что он мог вобрать в себя, в себе творчески обработать, очистить страданьями и вылить обратно во Вселенную, чтобы помочь ей двигаться вперед.

Если люди заняты одним созерцанием, если их сила ума и сердца погружена только в личное искание совершенства, мы знаем, что им закрыт путь вечного движения. Ибо во Вселенной нет возможности жить только личным, не вовлекаясь в жизнь мировую.

Переходы в сознании человека не могу т совершаться вверх, если сердце его молчит и он не видит в другом существе то же небо, что открыл в себе.

Расти в силе каждый день. А для этого научись действовать, а не ждать, творить, а не собираться с духом. Действие, действие и действие — вот путь труда земли.

Но свою вечную силу ты не можешь сделать ни хуже, ни лучше сейчас, если вчера жил только мечтами о действиях. А действовали другие, рядом с тобой шедшие, огонь духа которых был, быть может, много меньше твоего. Но они действовали, а ты думал, как будешь действовать, и упустил в бездействии свою вечную силу, потеряв летящее «сейчас» без пользы и смысла.

Вступая в новый день, живи так, как будто это твой последний день. Но последний не по жадности и торопливости желаний или духовных напряжений, а последний по гармоничности труда и его бескорыстия".

В делийском аэропорту Палам меня встречали. Когда я подошел к таможенной перегородке, меня окликнул по фамилии высокий сухощавый человек с густой проседью в волосах. Это был наш советник по культуре Виктор Иванович Сизов. Он «вычислил» меня по напряженному лицу и озабоченно-ищущему взгляду.

Его спутник — работник делийского отделения Общества со-ветско-индийской дружбы Ижиков — оказался обладателем пышной и короткой, топорщившейся во все стороны прически. Мне даже, грешным делом, подумалось, что ему больше подошла бы фамилия не Ижиков, а Ежиков.

Таможенный чиновник, увидев, что меня встречают наши официальные представители, взял под козырек и не стал осматривать вещи.

Мы вышли на улицу, щурясь от яркого солнца. Сизов сел за руль, и мы направились в город. По дороге я начал посвящать его в свои планы. Узнав, что о поездке я не условился ни со Святославом Рерихом, ни с кем-либо еще, он удивился моей беспечности. А на вопрос о переводчике укоризненно покачал головой:

— Боюсь, что ничем не сможем помочь. — И назидательно жестко заключил: — В следующий раз не садитесь в самолет, пока не будет переводчика.

Он был прав, и возражать было нечего. Нельзя же, в самом деле, не предупредив, не поставив никого в известность, вторгаться, как торпеда, в чужие планы и чужую жизнь. Вряд ли меня в его глазах могло извинить и то обстоятельство, что опыта таких поездок у меня не было.

После паузы я спросил о Нине Степановне Карповой: нельзя ли связаться с Агрой, чтобы ее разыскать?

— Карпова? Я ее немного знаю, — сообщил Сизов. — Мне кажется даже, что на днях я ее видел в Дели. Сегодня же наведу о ней справки.

Меня устроили в отеле «Дипломат». Номер был со всеми современными удобствами: с ванной, с кондиционером (слава Богу, он работал). По тем временам номер стоил дорого: семьдесят семь рупий в день (сейчас, естественно, цены иные).

Я открыл чемодан и вручил гостям «презенты» — каждому по банке балтийской кильки, а также краюху черного хлеба на двоих. Всем этим я по совету Шапошниковой предусмотрительно запасался в Москве. Соленая рыба и в особенности — черный хлеб здесь для нашего брата самый желанный деликатес. Сизов бережно прижал краюху к груди, осторожно разрезал ее на две половины. Крошки привычным движением смахнул в рот. «Для наших домашних это — как праздник», — сказал он мне.