В поисках Шамбалы - Сидоров Валентин - Страница 67

— Вам как поэту, — сказал Святослав Николаевич, — наверное, будет интересно познакомиться с точкой зрения — ее высказали Учителя Индии еще в древности, — которая различает в человеке два основных энергетических начала: огонь сферы Земли и свет Солнца (плоть и дух"неразрывно связанные). Так вот. Есть миллионы людей, говорят Учителя Индии, имеющих в себе развитым огонь Земли до высоких и даже высочайших пределов, а свет Солнца у них или не развивался вовсе, или тлеет еле заметной искрой. Такие люди могут владеть большим знанием сил природы. Могут ими даже управлять, но в них не горит свет Солнца, а значит, отсутствуют любовь и доброта. Они преданы тьме эгоизма, ими владеют только страсти и желания, только упорство воли.

Учителя подчеркивают, что бывают случаи ужасающей связи человека с темной силой, потухшие сознания, где эгоизм, жадность разложили в человеке те нервы и мозговые центры, через которые в организм поступает чистая солнечная энергия. Они живут, иногда даже обладают сильными физическими проводниками, но светящейся материи, непременным элементом которой должна быть активная любовь, они выработать не могут. Они живут, следовательно, в их проводники проникает солнечная материя, но проникает она в них лишь настолько, чтобы они могли Дышать, есть, пить, действовать, но не творить. Для творчества, Для жизни, идущей по ступеням Вселенной, у них этой светящейся материи не хватает.

— Но если есть темные силы и борьба с ними — реальность, — спросил я, — как же быть тогда с принципом ненасилия, который провозглашается теми же Учителями как идеал? Как быть с древним призывом «Не убий!»?

— Неужели вы думаете, что этот призыв оставляет человека совершенно разоруженным в момент опасности? Неужели вы не чувствуете, какая живет диалектика в этих словах — «Не убий!»? Во-первых, это призыв к сдержанности. Нередко, поддавшись необдуманному порыву, мы сами навлекаем на себя последующие неотвратимые бедствия.

Во-вторых, и это главное, имеется в виду следующее: даже когда не на жизнь, а на смерть сражаешься с темным, ни на миг ты не должен поддаваться личным чувствам: жажде мщения, злорадному удовлетворению, низменной радости. Ты не должен уподобляться противнику, иначе твоя победа не будет подлинной победой. Не убий в себе лучшие чувства, даже когда в силу печальной вынужденной необходимости тебе приходится убивать врага, — так можно сформулировать это.

В качестве примера могу сослаться на картину своего отца «Победа». Помните ее? Как вы знаете, в некоторых восточных преданиях говорится о том, что последняя битва сил света и тьмы произойдет где-то в районе Алтая, предположительно на берегу Ка-туни. Отражая эти легенды, отец изобразил на фоне Белухи русского воина, богатыря Ивана Стотысячного, только что поразившего насмерть страшное чудовище. Дракон, Змей Горыныч, крылатый ящер — как угодно можете назвать это чудовище. Все зависит от того, каким именем вы олицетворяете силу зла. Но обратите внимание, какое безучастно-отстраненное выражение на лице у воина. Ни гнева, ни ненависти в лице. Он исполнил свой долг (тяжкий долг!), полностью отрешившись от себя.

В этом вся суть: в борьбе с темными, как и во всех случаях жизни, нельзя применять меру личного восприятия момента. Тогда лишь станут понятными парадоксальные слова Учителя: «Закон мировой пощады требует полного уничтожения гада».

Наш последний день в доме Рерихов, словно потому, что он был последним, выдался хмурым. С гор пополз туман. После обеда зарядил мелкий дождь.

Он мог оказаться предвестником монсуна — периода страшных ливней, сопровождаемых горными обвалами. Дороги тогда становятся совершенно непроходимыми. Биас — в обычное время мирная, спокойная река — выходит из берегов, сносит мосты и близлежащие строения. Местное население привыкло к этому периодически повторяющемуся наводнению, заранее готовится к нему. Говорят, что до сих пор можно наблюдать картину, как жители того или иного селения, разделенные непроходимым потоком, обмениваются друг с другом посланиями при помощи пращей.

В этот день в доме было несколько оживленнее, чем всегда. Рерихи ждали гостей. Они пригласили к чаю министра земледелия своего штата (долина Кулу входит в состав северного штата Гималаи-Прадеш). С утра машину гоняли в город. Она вернулась с батареей напитков: оранжад, кока-кола. На кухне пекли какие-то лепешки.

Министр появился точно в назначенный срок. Он был не один. С ним приехали его сын (молодой человек лет двадцати, чрезвычайно застенчивый; он краснел, когда к нему обращались с вопросами, и за все время сказал две-три фразы, не более) и неопределенного возраста индиец, на редкость подвижный и темпераментный. Доктор Синха — так звали последнего, он вручил мне визитную карточку, где значилось, что он член центрального парламента, — ошеломил меня донельзя. Более экспансивного индийца в жизни своей я не видел. Он не мог ни минуты спокойно усидеть на месте, вскакивал со стула, размахивал руками, рубил кулаком воздух; очки на переносице возбужденно прыгали, угрожая свалиться. Едва переступив порог, доктор Синха объявил, что прекрасно владеет русским языком и будет выступать в роли переводчика. Язык он действительно знал сносно, хотя и путался в падежах и не всегда справлялся с ударениями. С ходу он принялся излагать свою биографию. Она оказалась у него необычной.

Необычным было уже то, что традиционные для индуса поиски своего Гуру-Учителя он начал не на Востоке, а на Западе. Шестнадцатилетним юношей Синха приехал в Сорренто и осуществил задуманное: познакомился с Горьким. С непосредственностью, которая отличает индийцев в делах такого рода, он заявил, что выбрал его своим Учителем. Тронутый искренним порывом индийского юноши, Алексей Максимович принял большое участие в его судьбе. При помощи Горького Синха попал сначала в Берлин (здесь он должен был учиться, но планы его вскоре решительно изменились), затем — в Россию.

На всю жизнь сохранил Синха восторженно-благоговейное отношение к своему Гуру. Спустя несколько десятилетий он написал специально для «Огонька» воспоминания о Горьком. Они были опубликованы в журнале.

В России шла Гражданская война, и Синха вступает добровольцем в Красную Армию. Участвует в боях с басмачами в Туркестане. Командует кавалерийским взводом. После войны поступает учиться в коммунистический университет народов Востока. Недо-учился — бросил. Некоторое время работал на текстильной фабрике в Вышнем Волочке.

Обогащенный жизненными впечатлениями, знаниями, опытом, он по совету Алексея Максимовича Горького решил возвратиться на родину. Правда, его любознательная и активная натура содействовала тому, что это возвращение растянулось на несколько лет. В тридцать пятом году Синха очутился в Абиссинии как раз накануне вторжения войск Муссолини в эту страну. Разумеется, он не мог остаться в стороне и сражался против итальянцев. Были и другие события, которые удлинили его путь.

В конце концов он все же вернулся в Индию. Здесь он, по его словам, «заболел» геологией. На своем спортивном самолете — в промежутке между сражениями и учебой Синха сдал экзамен на звание пилота — он занялся разведкой полезных ископаемых. В Северной Индии ему удалось обнаружить довольно солидные залежи урановой руды. В результате полетов разбил две машины. Сейчас собирается в Вену, чтобы купить третий по счету самолет. Был знаком доктор Синха и с Николаем Константиновичем Рерихом и написал о художнике несколько статей.

Свой рассказ собеседник вел в быстром, напористом, наступательном темпе. Каскад слов он сопровождал энергичными жестами: махал воображаемой шашкой (когда речь шла о стычках с басмачами) и тому подобное.

Выявилась еще одна особенность доктора Синхи: задавать вопросы и не ждать на них ответов. Вот он обратился ко мне: «Товарищ Сидоров (в отличие от Девики он называл меня не мистером, а товарищем), не находите ли вы, что Россия и Индия — это два проявления одного и того же начала? Не кажется ли вам, что обе страны, оба народа с разных концов решают одну и ту же задачу и во всех своих аспектах они дополняют друг друга? Это как бы две половины, образующие единое целое: действие — созерцание, насилие — ненасилие, Ленин — Ганди». Или: «Как вы относитесь, товарищ Сидоров, к пророчеству, широко у нас распространенному: ждите момент, когда один миллиард соберется под знаменем духовного обновления — это будет знаком победы света? Не считаете ли вы, что имеется в виду глубинный и сокровенный союз между вашей и нашей страной?» Пока я собирался с мыслями, чтобы ответить, доктор Синха уже переходил на другую тему. Чувствовалось, что вопросы эти риторичны, что это его твердое убеждение, лишь слегка смягченное вопросительной интонацией.