Кобзарь - Шевченко Тарас Григорьевич - Страница 92

92

1857, 8 декабря,

Нижний Новгород

ЮРОДИВЫЙ

Во дни фельдфебеля-царя Капрал Гаврилович Безрукий Да унтер пьяный Долгорукий Украиной правили. Добра Они изрядно натворили, — Немало в рекруты забрили Людей сатрапы-унтера. Особенно капрал Гаврилыч Вдвоем с ефрейтором своим, Отменно шустрым и лихим, Так весь народ замуштровали, Что сам фельдфебель любовались Муштровкою и всем другим И «благосклонны пребывали Всегда к ефрейторам своим». А мы смотрели и молчали, Да молча мы скребли чубы, — Немые, подлые рабы, Холопы царские, лакеи Капрала пьяного! Не вам, Не вам, расшитые ливреи, Доносчики и фарисеи, За правду пресвятую встать И за свободу! Распинать, А не любить учились брата! О род презренный и проклятый, Когда издохнешь ты? Когда И мы дождемся Вашингтона И правды нового закона? Дождемся, верю! Будем ждать! Не сотни вас, а миллионы Полян, дулебов и древлян Гаврилыч гнул во время оно; А вас, почтенных киевлян, И ваших милых киевлянок Отдал своим профосам пьяным В батрачки тот сатрап-капрал, — Вам горя мало! А меж вами Нашелся все же некий малый, Такой чудак-оригинал, Что в церкви… в морду дал капралу, И зажило — как не бывало, Как на собаке. Так-то так! Нашелся все ж один казак Из многотысячного люда, Что всю империю смутил, Сатрапу в морду закатил. А вы, юродствуя, покуда Был не совсем здоров капрал, Юродивым тут нарекли вы Святого рыцаря. А бывый Фельдфебель ваш Сарданапал Послал на каторгу святого, А для побитого, седого Сатрапа «вечно» пребывал Преблагосклонным… И другого Не вышло ничего. И драму По закоулкам темным самым На свалку вынесли. А я… О ясная звезда моя! Меня из пут освобождая, Ведешь на свалку к Николаю, Над этой ямой выгребной Огонь ты разливаешь свой Животворящий. В смрадном хламе Передо мной встают столпами Его безбожные дела… Безбожный царь, источник зла, Гонитель правды, кат жестокий, Что натворил ты на земле! А ты, всевидящее око! Знать, проглядел твой взор высокий, Как сотнями в оковах гнали И Сибирь невольников святых? Как истязали, распинали И вешали?! А ты не знало? Ты видело мученья их И не ослепло?! Око, око! Не очень видишь ты глубоко! Ты спишь в киоте, а цари… Да чур проклятым тем неронам! Пусть тешатся кандальным звоном, — Я думой полечу в Сибирь, Я за Байкалом гляну в горы, В пещеры темные и норы Без дна, глубокие, и вас, Поборников священной воли, Из тьмы, из смрада и неволи Царям и людям напоказ Вперед вас выведу, суровых, Рядами длинными, в оковах…

Нижний Новгород, 1857

ДОЛЯ

Ты не лукавила со много, Ты другом стала и сестрою Мне, бедному. Меня взяла Ты за ребяческую руку, II к пьяному дьячку свела, И отдала ему в науку. «Учись! Когда-нибудь, малыш, И выйдем в люди», — ты сказала. Я и послушался, глядишь — II выучился. Ты ж солгала. Да что! Куда уж в люди нам! Мы не лукавили с тобою, Мы прямо шли, и ни зерна У нас неправды за собою. Пойдем же, долюшка моя! О друг мой бедный, нелукавый! Пойдем же дальше, дальше слава, А слава — заповедь моя.

Нижний Новгород,1858, 9 февраля

МУЗА

А ты, пречистая, святая, Подруга Феба молодая! Меня ты на руки взяла И в даль степную унесла, И на кургане среди поля, Как волю, чистое раздолье Седым туманом повила, И пеленала, и ласкала, И чары деяла… И я… Мой друг, волшебница моя! Ты мне повсюду помогала, Заботой нежной окружала. В степи, безлюдной и немой, В далекой неволе Ты сияла, красовалась, Как цветок средь поля! Из казармы душной, грязной Чистою, святою Пташечкою вылетела И вдруг надо мною Полетела и запела… Золотые крылья Животворною водою Душу окропили. И я живу, и надо мною Своею божьей красотою Сияешь ты, звезда моя, Моя наставница святая! Моя ты доля молодая! Не оставляй меня. В ночи, И днем, и в утреннем тумане Ты надо мной витай, учи, Учи нелживыми устами Вещать лишь правду в наши дни, Молитвой сердце облегчая. Когда ж умру, моя святая, Моя родная! — схорони Сама ты горемыку-сына И хоть слезу, мой друг единый, Из глаз бессмертных урони.