Голос моей души - Куно Ольга - Страница 84

84

безмятежно напела я, ставя на стол горячее блюдо.

Глаза Антонии широко раскрылись. Теперь она не сводила с меня пытливого взгляда. Еще бы, ведь эти стихи когда-то давно сочинила она сама. И показывала их только отцу да еще одному человеку.

– Откуда такая песенка? – с деланым безразличием спросила она.

Безразличие вышло не очень натуральным, но у охранницы не было причин выискивать подвох, так что она не насторожилась. Вышло бы куда хуже, если бы Антония бросилась ко мне и схватила за грудки с воплем: «Откуда ты знаешь эту песню?!» Такой риск присутствовал, но девушка молодец, сумела сориентироваться.

– Спел когда-то один знакомый, – прежним беззаботным тоном ответила я. На подносе теперь оставалась только чашка с компотом. – Он много стихов знает, даже лично с некоторыми поэтами знаком. Если ему стихи нравятся, сам разыскивает авторов, встречи назначает. В общем, суетой живет. То ли дело наша монастырская жизнь – тихая, спокойная, – благочестиво завершила свою речь я. – Ой, а что это у тебя за цветок тут растет?

Я подошла к чахленькой герани, торчавшей из темно-коричневого цветочного горшка. Над длинным и почти голым стеблем красовалось несколько светло-розовых цветочков. Земля в горшке прямо расплывалась от обилия влаги и была какого-то странного оттенка.

– Какая прелесть! – восхитилась я, склонившись над совершенно невзрачным растением. И, почти не размыкая губ, добавила: – Готова поспорить, этот цветок совершенно не страдает от нервных расстройств.

Поставив рядом с геранью чашку, якобы прихваченную сюда случайно, я многозначительно взглянула на жидкость, перевела глаза на Антонию, после чего, пожелав приятного аппетита, удалилась из комнаты.

Поскольку на выздоровление Полинарии требовалось время, с этих пор еду Антонии приносила я. Монахини, охранявшие ее комнату, известили мать настоятельницу о том, что общение со мной положительно влияет на девушку. Поэтому я получила возможность появляться в ее келье достаточно часто, хотя, разумеется, вероятность того, что каждое сказанное нами слово внимательно слушают, была высока. И тем не менее такая система общения в сочетании с определенной долей сообразительности позволяет передать по-настоящему важную информацию и без помощи слов.

Глава 23

Но напрасно собака Охраняет твой дом: Так уж вышло, однако, – Что хотим, то возьмем! Канцлер Ги. Ведьма II

Войдя в келью, я обнаружила Лизетту и Мелани, в непривычном единодушии прильнувших к окну.

– Что там такое? – спросила я, поразившись такой неожиданной гармонии.

– Иди скорее сюда!

Лизетта повернулась ровно на столько времени, сколько требовалось, чтобы призывно помахать мне рукой, и снова продолжила наблюдение. Пожав плечами, я подошла поближе. Девушки подвинулись, выделяя мне место у окна.

– Что это за зверь? – спросила Мелани, изумленно хлопая ресницами.

Пожалуй, впервые за время нашего знакомства она вела себя не благочестиво, а просто по-человечески.

– Неужели дракон? – восторженно подхватила Лизетта.

– Почти, – откликнулась я, с недоумением рассматривая расположившуюся во дворе зверюгу серо-зеленого оттенка. – Это игуана. В общем, большая ящерица, – пояснила я в ответ на вопросительный взгляд Лизетты. – Так что некоторым образом дракон.

– Здоровенная! – заметила шатенка, явно находившаяся под впечатлением.

– Откуда она здесь взялась? – недоуменно спросила я, мысленно прикидывая, не могли ли мои сообщники подбросить игуану в качестве своеобразного оружия для борьбы с матерью настоятельницей. Возможно, животное прошло специальное обучение и знает парочку боевых приемов?

Однако причина оказалась куда более простой.

– Какая-то знатная дама, в свое время здесь воспитывавшаяся, сделала монастырю подарок, – откликнулась Лизетта, которая всегда была в курсе всевозможных слухов. – А может, решила таким образом насолить матери настоятельнице, – тихонько добавила она. – Так сказать, отплатить за все хорошее.

– Мать настоятельница – ладно, но игуана-то что ей плохого сделала? – возмутилась я. – Жалко же зверюшку. Зачахнет она здесь. Эдак у нее и экзистенциальный кризис может начаться!

Девушки молча покивали и продолжали разглядывать диковинное животное, которое, в свою очередь, флегматично рассматривало парочку застывших во дворе монахинь.

– А вот интересно, – задумчиво проговорила Лизетта, – это самка или самец?

Слово «самец» было произнесено с мечтательной интонацией. Я подозрительно покосилась на соседку.

– Э… Лизетта, я, конечно, понимаю, что девушке твоего темперамента в монастыре живется несладко… Но не до такой же степени?!

– Мне просто любопытно, – отозвалась монахиня. – И потом, что до темперамента, не настолько здесь все безнадежно.

Эту фразу я хорошо запомнила и при первом же удобном случае, когда мы с Лизеттой остались наедине, попросила девушку объяснить, что именно она имела в виду. Та и не думала отпираться и скрытничать.

– Это не так уж нереально – живя в монастыре, общаться с мужчинами, – пожав плечами, объяснила она. – Редко, конечно. Реже, чем хотелось бы. Но все равно лучше, чем ничего.

– Разве в монастыре есть мужчины?

– Нет. В монастыре – нет. Но есть лазейка, через которую можно выбраться за стены. И сходить на свидание. Те, кому это по-настоящему важно, о ней знают.

Стоит ли уточнять, что разговор принял чрезвычайно важное для меня направление.

– И тебе доводилось ею пользоваться? – спросила я.

– А то! – фыркнула Лизетта. – Конечно. Часто нельзя, могут засечь – и тогда все. Лазейку заделают – и как не бывало. Но раз в пару недель на часок выбираюсь.

– У тебя что, есть в деревне парень? – не удержалась от вопроса я.

– Ага, – гордо улыбнулась Лизетта. – Что-то вроде того. Я встречаюсь с племянником мельника.

– И его не смущает, что ты монахиня?

Не о том, конечно, следовало сейчас думать, но я не смогла сдержать любопытство.

– Не-а, – покачала головой девушка. – Даже наоборот. Ему нравится. Ну как тебе сказать… гордость он чувствует, что соблазняет монахиню. Мужчины – они, понимаешь, такие смешные. А я что? Мне не жалко. Лишь бы соблазнял. А один раз он даже друга с собой привел. – Лицо Лизетты приняло совсем уж мечтательное выражение. – Было весело. Хочешь, как-нибудь вместе сходим?

– Спасибо, но все-таки вряд ли, – отклонила щедрое предложение я. – А… сможешь показать, где эта лазейка расположена?

– Показать – не стоит, – наморщив лоб, решила Лизетта. – Лишний раз светить место не хочу, вдруг кто-нибудь заметит? Но рассказать, где оно находится, могу, не перепутаешь.

Ну вот, выход из монастыря был найден. Оставалась самая малость: уведомить своих о времени побега, найти способ вывести из здания Антонию и уйти от погони. И начать следовало с первого. Пользоваться для этого лазейкой, рискуя остаться без пути отхода в будущем, я не стала. Поэтому прибегла к заранее продуманному способу связи.

– Мать Езелия, вы не могли бы помочь мне разобраться с одним отрывком из Священной Рукописи?

Я рассеянно наблюдала за тем, как юная монахиня расспрашивает в коридоре одну из наиболее почтенных обитательниц монастыря, заведовавшую здесь вопросами просвещения. А заодно бросала косые взгляды на большое уродливое пятно, образовавшееся за ночь на потолке. Постепенно формировавшиеся посреди пятна капли звонко падали в подставленную специально для них кадку. Воды в ней уже накопилось порядочно.

– Что именно тебя интересует, Агата?

Мать Езелия, невысокая монахиня лет пятидесяти с бойкой походкой и проницательным взглядом, по-видимому, не считала выбранное сестрой Агатой место удачным для ведения философских бесед. Однако же и отказать в ответе правильным не сочла, тем более что девушка пришла не одна, еще несколько столь же молодых монахинь толпились неподалеку и с интересом ожидали продолжения беседы.