Король снов - Сильверберг Роберт - Страница 62

Что ж, благодаря этой несхожести людям будущего будет легче отличать их друг от друга. «Во времена Престимиона и Деккерета… » — будут говорить они, называя годы их правления Золотым веком, как иногда говорили о временах Трайма и Вильдивара, Синьора и Меликанда, Ажиса и Клэйна. Но те короли существовали только как взаимозаменяемые и взаимосвязанные имена, а не как отдельные личности. Престимион надеялся, что судьба окажется к нему более милостивой. Они с Деккеретом были настолько различны, что те, кто будет жить в будущем, говоря о них, неминуемо будут представлять себе образы быстрого, подвижного низкорослого Престимиона, редкостного стрелка из лука, мастера создавать стратегические планы, и рядом с ним — широкоплечего, крупного Деккерета, и хорошо знать, кто из них кем являлся. По крайней мере, Престимион на это надеялся.

— Не прогуляться ли нам к парапету Морвендила? — спросил он, указав в сторону северо-западных ворот. — Я часто любил смотреть оттуда по ночам.

— И еще много раз будете любоваться этим видом, — откликнулся Деккерет. — Вы собираетесь часто навещать нас?

— Полагаю, настолько часто, насколько для понтифекса прилично совать нос в Замок. А это на самом деле совсем не означает множество поездок, не так ли? К тому же вам и не захочется, чтобы я слишком часто появлялся здесь. Что бы вы ни чувствовали сегодня, вам вскоре перестанет нравиться, если я буду чересчур внимательно присматриваться к тому месту, которое вы уже будете считать своим.

Деккерет усмехнулся в ответ, но ничего не сказал.

Они быстрыми шагами прошли по череде залов и вышли наружу, где уже сгустились сумерки. Стражники издали приветствовали их. И другие темные фигуры, среди которых могли быть влиятельнейшие принцы царства, глядели на них с почтительного расстояния, но никто не смел приблизиться: у кого могло хватить решительности без крайней необходимости прервать частную беседу понтифекса и короналя? Крытый проход, датировавшийся временами лорда Дульсинона, привел их во двор Газнивина; в нижней стороне дворика имелся балкон, через который можно было выйти на парапет лорда Морвендила.

Каким правителем был лорд Морвендил, и даже когда он жил и царствовал — обо всем этом Престимион не имел ни малейшего понятия, однако выстроенный им парапет — длинная и узкая ограда из черного велатисского камня — много лет был одним из любимых мест Престимиона, где он позволял себе отдыхать от забот правления. Здесь Гора сходилась в узкий утес, круто ниспадавший вниз от стены Замка, и отсюда открывался захватывающий вид на несколько Высших городов и часть кольца Внутренних городов, расположенных чуть ниже. Снизу стремительно надвигалась темнота, и на склоне гигантской горы зажигались острова света. Престимион всегда испытывал какое-то особое удовольствие, которое было сродни радости от узнавания нового, когда напоминал себе, что вот это небольшое световое пятно слева на самом деле — город с шестимиллионным населением, а эта точка — еще семь миллионов человек А вон та лужица света, уютно прижавшаяся к изгибу склона и окруженная полукругом чернильной тьмы, — милый сердцу Престимиона прекрасный Малдемар.

На мгновение в голове у него промелькнули воспоминания о юности, проведенной в этом красивом городе, о счастливой жизни в кругу семьи, рядом с ласковой и любящей матерью и сильным, благородным отцом — как же рано смерть унесла его! — казавшимся не менее царственным, чем любой корональ. Каким теплым было их сообщество, каким прекрасным — их существование! Он в то время совсем не знал, что такое печаль или тем более отчаяние. Если бы Замок своей властной силой не вызвал его к себе, он был бы сейчас принцем Малдемарским, счастливым своей вечной занятостью делами виноградников и винных погребов.

Но ему казалось естественным и нормальным стремление оторваться от груди своего семейства и пренебречь обязанностями правителя родного города ради служения всему человечеству. И тогда он почувствовал стремление стать короналем и, таким образом, обхватить весь Маджипур в теплом родственном объятии, оказаться в средоточии всеобщих дум, оказаться отцом мира, его милосердным вождем.

Так ли он понимал все это тогда, или же то была простая жажда власти — то, что побудило его стремиться к трону? Он не мог сказать определенно. Конечно же, некоторый компонент желания властвовать, несомненно, сыграл определенную роль в его возвышении в иерархии Замка. Но это было далеко не главным мотивом — в этом он был твердо уверен… далеко не главным. Престимион доподлинно узнал это во время войны против Корсибара.

Он сражался тогда за трон, да, сражался отчаянно, но не столько потому, что просто стремился занять его, как Корсибар, сколько потому, что был уверен в том, что заслужил эту власть, что он предназначен для этого места, что он — необходимый и уникальный человек своей эпохи. Конечно, не может быть сомнений: многие ужасные тираны и чудовищные злодеи были о себе точно такого же мнения; об этом свидетельствовала долгая человеческая история, восходившая к почти забытым временам Старой Земли. Ну и пусть. Престимион верил в собственное понимание мотивов своих поступков. И, насколько ему было известно, ему верил весь Маджипур. Он был любим всеми, и всё служило подтверждением этому. Он умело служил миру в качестве короналя и так же был намерен продолжать свое служение, став понтифексом.

Он посмотрел на Деккерета, который стоял чуть поодаль, явно не желая прерывать размышления старшего монарха.

— Вы уже думали, с чего начнете?

— Вы имеете в виду новые декреты и законы? Отмену древних прецедентов, аннулирование существующих протоколов и вообще — сразу перевернуть мир вверх тормашками? Я думаю, что мог бы с этим немного подождать, а пока что следовать прежним курсом.

Престимион рассмеялся.

— Мне кажется, это очень верная позиция. Мудрейшим из правителей является тот корональ, который управляет меньше всего. Лорд Пранкипин, начал приводить мир в порядок, уменьшив власть правительства; Конфалюм придерживался той же самой политики, да и я тоже следую этому примеру. И вижу от этого одну только пользу. Но нет-нет, я хотел спросить не о законодательных вопросах, а лишь о символических. Прежде всего, намереваетесь ли вы закрыться здесь, в Замке, до тех пор, пока полностью не разберетесь со своими делами, или покажетесь народу?

— Если я решу сидеть в Замке, пока не почувствую, что я полностью разобрался с делами, то, скорее всего, мне придется умереть, так и не показав миру свое лицо. Но, конечно, Престимион, время для великого паломничества еще не подошло!

— Я с вами согласен. Отложите паломничество на традиционный пятый год, если обстоятельства не вынудят вас совершить его раньше. Хотя я, как только стал короналем, не откладывая поспешил посетить близлежащие города; впрочем, далеко не забирался. Конечно, я всегда был очень непоседливым человеком. Вы, вероятно, без большого труда согласитесь пройти через те же двери и выглянуть в те же окна, что и я когда-то, на несколько недель позже. Однако следует сказать, что короналю важно уезжать подальше от Замка настолько часто, насколько это позволяют приличия. С высоты в тридцать миль мир видно не так уж хорошо.

— Мне тоже так кажется, — согласился Деккерет. — А где вы побывали в первые месяцы правления?

— В самом начале я просто убегал в обществе Септаха Мелайна и Гиялориса, никому ничего не говоря. Мы уезжали на ночь в такие места, как Банглкод, Грил или Бибирун. Мы носили парики и накладные бакенбарды, зато уши держали открытыми, и узнали много полезного о том мире, которым нам поручили управлять. Ночной рынок в Бомбифэйле — ах, какое же это было время! Мы пробовали продукты, которые, наверное, не ел еще ни один корональ за всю историю. Мы посещали торговцев колдовскими товарами Именно в одном из таких походов я встретил Мондиганд-Климда, которого моя маскировка ни в малейшей степени не обманула. Не то чтобы я советовал вам пуститься в такие авантюры…

— Да, такие вещи, как парики и фальшивые бакенбарды, боюсь, не в моем стиле.