Любовник Большой Медведицы - Песецкий Сергей Михайлович - Страница 15

15

— О… вот и Сашка! — заметил Щур.

Я увидел, как из двери, за которой недавно скрылся Комета, вышел Сашка. Пошел неспешно, пожимая протянутые ему руки. Подошел к нам.

— Чего не танцуешь?

— Пока неохота.

— А с кем ему танцевать? С тобой, что ли? — буркнул Щур.

— Как это — с кем? — Сашка обвел зал рукой. — Да тут дивчины как цветы! О, панна Бельця скучает. Приглашай танцевать!

Оставил я Щура и пошел танцевать с Белькой.

— Пан не местный? — спросила она.

— Так. К Юзефу Трофиде приехал.

— Он сидит?

— Сидит.

— Жалко.

— Что поделаешь.

Увидел я: Сашка подошел к Алинчукам и вместе с ними направился в комнату, откуда недавно вышел.

— Пани знает Алинчуков? — спрашиваю у Бельки.

— Знаю.

— Хлопцы их не хвалят.

— Мерзавцы потому что!

Обнял ее крепче. Противиться она не стала. Подумал, что нужно сказать ей какой-нибудь комплимент, и говорю:

— У пани такие красивые глаза!

— Правда? — она усмехнулась.

— Правду говорю! — клянусь ей искренне.

Она рассмеялась. Крутанув головой, отбросила за спину волосы.

— У меня все красивое, не только глаза!

— Ого! Пани Бельця такая откровенная и уверенная в себе?

— Так.

— Люблю смелых! Если б никто не видел, поцеловал бы за это пани!

— А после хвастались бы тем по всему местечку?

— Ничего подобного! Даю слово.

— Ну, это мы посмотрим, — сказала загадочно.

Очень она мне понравилась. Танцевал бы с ней долго-долго, но она не захотела.

— Хватит колобродить! Ноги болят. Вчера только с дороги, а назавтра снова.

— Далеко ходите?

— Под Петровщизну.

В самом деле, далеко — три версты от Минска.

Я проводил Бельку к подруге, уступившей ей место на лавке. А веселье вокруг шло полным ходом. Жарко стало в избе. Лица присутствующих залоснились от пота. Некоторые хлопцы уже были в подпитии. Сперва не мог понять, где они так умудрились. Потом заметил: по двое, по трое выходят на подворок, а возвращаются уже навеселе. Начал я высматривать Щура, но нигде не мог найти, пока он сам ко мне не подошел. Подмигнул мне и говорит:

— Выйдем-ка на минутку.

Пошел с ним в соседнюю комнату — прямо в облако табачного дыма. Сперва и вдохнуть не мог: такая духота стояла в комнатке, битком набитой людьми. Когда пришел в себя, увидел длинный стол, а рядом — сидящих и стоящих контрабандистов. С некоторыми был знаком, кое-кого уже видел, но были и те, кого увидел впервые.

Хлопцы пили за здорово живешь. Во главе стола восседал Комета с бутылкою в одной руке и стаканом в другой и возглашал:

— Хромое счастье наше, хлопцы, так подопрем его бутылками!

— Умно! — подтверждал Лорд.

— Кто не курит и не пьет, тот не живет, а гниет!

— Умно! — подтверждал Лорд и добавлял: — А потому еще по одной!

Щур потянул меня к столу, усадил рядом на узкую лаву. Лорд же поставил передо мной полный стакан и приказал:

— Догоняй!

На другом конце стола играли в карты. Сидели там братья Алинчуки, Сашка, Живица, Ванька Большевик и еще несколько незнакомых мне людей. Играли в «очко». На столе лежали стопки банкнот и кучки золотых монет.

Банк держал Сашка. Раскраснелся, но играл спокойно, старательно тасуя и раздавая карты. Лежала перед ним изрядная куча денег. Вдруг к нему обратился Болек Комета.

— Дашь карту за полсотни?

— Дам за пятьдесят, — кивнул ему Сашка.

— Пошло пятьдесят!

Болек взял три карты и проиграл. Заплатил проигрыш.

— Скажу и докажу вам, хлопцы: ни в картах фарта у меня, ни в бабах. Только в водке! Только обернусь, а бутылочки-чарочки подмигивают мне, позвякивают!.. Ну, еще по одной!

— Умно!

Лорд начал насвистывать. Знатно насвистывал, жаль только, редко показывал такое свое мастерство. Перестал и запел пропитым, хриплым, будто простуженным голосом:

Туда под вечер подошел Парнишка-жох, в кармане нож —

Тут незнакомый мне молоденький контрабандист с совсем еще детским лицом принялся подпевать, затянул тоненько:

Друган меня обнял, повел И посадил за стол. Ты, Болек, хлопец в доску свой! Напейся, что ли, кофеей!

Болек Комета при слове «кофеей» выразительно скривился и сделал вид, что блюет. Некоторые рассмеялись, Болек же пел дальше:

Ведь водку выпили до дна, В бутылке капелька одна!

— Неправда! — заорал Комета. — Скажу и докажу вам, хлопцы: пока стоит граница, нам скорее воды не хватит, чем водки!

— Умно! — ответил кто-то за Лорда, продолжавшего петь:

Я был там ангел на траве, Хотя семь дырок в голове.

— А у Фельки одна, зато какая! — выдал, осклабившись, Ванька Большевик с другого конца стола.

— Ты Фельку язычищем не обмахивай! — Сашка зыркнул на него грозно.

— Да я ничего… я так, шуткую…

— Ты шуткуй, а уважение знай!

Питье разогрело всех. Уже и хохотали одурело. Зубоскалили вовсю, изгалялись. Курили беспрерывно. Пол усыпали пустые пачки и окурки, на столе — лужи водки и пива.

Мамут, Комета, Щур и Лорд пили неустанно. Фелек же Маруда степенно и раздумчиво поедал огромный кус сальтисона. Щур пихнул меня локтем в бок:

— Глянь, как наяривает, а?

Болек Комета это услышал и сказал Маруде:

— Фелисю, коханку! Ты прям как лев, рыкающий и жрущий в пустыне.

— А где ты льва видел? — спросил Щур.

— На образке.

— На каком таком образке?

— Том, где пан Езус в Иерусалим въезжает.

— Так там же осел, а не лев!

— А я думал, лев! — ответил Комета.

Фелек оторвался от сальтисона. Обстоятельно прожевал. Проглотил. Затем изрек важно:

— А ты точь-в-точь — тринадцатый апостол!

Изрекши, снова принялся за еду. Все дружно разразились хохотом. Марудино сравнение, непонятно почему, показалось нам страшно смешным.

— Ну, срезал!

— Сказанул, однако!

— Накатил по полной!

— Цапнул, не ляпнул!

— Э-э, то старый кот! Молчит-молчит, но зато как выдаст!

— Точно черт из тихого болота!

Болек Комета тяпнул полстакана водки. Вытер губы ладонью. Поправил усы. И начал:

— Ну дык, это ж хлопец местный, бывалый.

— На мельницу с житом ездил! — подхватил Щур.

— Коров к быку водил, — добавил Лорд.

— Обтесанный, обтертый, — продолжил Комета.

— Шницелем по морде, — подхватил Щур.

— В люди ходил, — продолжил Комета.

— Вокруг сарая за свиньями, — добавил Лорд.

Маруда доел, со вкусом облизал пальцы и выдал флегматично:

— Видал я вас, хлопцы, там, где у куры ятки.

И снова все дико зареготали.

Вдруг в комнату зашла Феля. Стала в дверях и долго щурилась, стараясь хоть что-то разглядеть в облаках табачного дыма. Смеяться все сразу перестали. Умолкли, глядя на Фелю.

Была она в красивом черном платье, элегантных черных чулках, лакированных лодочках. На шее — золотая цепь от часов, на руках — множество браслетов и перстней.

Прошла в комнату — медленно, важно. Красивая, аж дух захватывало, горделивая, неприступная. Взгляды хлопцев облепили ее, как мед, следили за мельчайшим движением, жестом. Ванька Большевик аж рот раскрыл от восхищения. Какое там питье, какие карты! А она, довольная произведенным эффектом, легким шагом подошла к брату.

Сашка сморщился.

— Ну, чего тебе?

— Может, нужно что-нибудь?

— Ничего не нужно. Иди отсюда!

Феля надула губки. Тряхнула головой. Обвела взглядом собравшихся. Встретился я с ней глазами, и так холодно сделалось… Даже дух перехватило.

Неожиданно подал голос Маруда: