Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас - Страница 39

39

109. ПТАШКА

Колючей проволоки частоколом Окружены бараки и пески. Вот здесь и копошимся мы в неволе, Как будто мы навозные жуки. Восходит солнце за оградой где-то, Поля в лучах купаются давно, Но почему-то кажется, что светом Нас солнце не коснулось всё равно. Недальний лес, луга…                                   И то и дело Отбивка кос поблизости слышна. Оттуда прилетев, вчера нам пела С ограды нашей пташечка одна. Коль и позвать, неведомая птаха, Ты не влетишь по доброй воле к нам. И не влетай!                     Как здесь в крови и прахе Сгораем мы, ты видишь по утрам. Но пой нам, пой, хотя б через ограду, Вот через эту, проклятую, — пой! Ведь даже в том для нас уже отрада, Что души напоишь нам песней той. Ты, может, в край мой полетишь прекрасный: В свободных крыльях столько быстроты! Но лишь скажи мне: не в последний раз ли Ко мне, певунья, прилетаешь ты? Коль это так, то слушай, непоседа, Последнюю мечту моей души: Лети в отчизну!                            Пленного поэта Любви и гнева песнею спеши! По песне-зорьке и по крыльям-стрелам Тебя легко узнает мой народ И скажет:                    «Это, погибая, пел он, Из битвы песнь последнюю нам шлет». И скажет:                «Хоть колючие оковы Смогли поэта по рукам связать, Но нет еще таких оков суровых, Чтоб думы сердца жгучего сковать!» Лети же, пташка, песней полнокровной, В которой сила прежняя звучит. Пусть плоть моя останется тут, — что в ней? — Но сердце пусть на родину летит! Август 1942

110. НЕОТВЯЗНЫЕ МЫСЛИ

Шальною смертью, видно, я умру: Меня прикончат стужа, голод, вши. Как нищая старуха, я умру, Замерзнув на нетопленной печи. Мечтал я по-солдатски умереть В разгуле ураганного огня. Но нет! Как лампа, синим огоньком Мерцаю, тлею… Миг — и нет меня. Осуществления моих надежд, Победы нашей не дождался я. Напрасно я писал: «Умру, смеясь». Нет! Умирать не хочется, друзья! Уж так ли много дел я совершил? Уж так ли много я на свете жил? Ох, если б дальше жизнь моя пошла, Прошла б она полезней, чем была. Я прежде и не думал, не гадал, Что сердце может рваться на куски, Такого гнева я в себе не знал, Не знал такой любви, такой тоски. Я лишь теперь почувствовал вполне, Что может сердце так пылать во мне, — Не мог его я родине отдать, Ах, как обидно это сознавать! Не страшно знать, что смерть к тебе идет, Коль умираешь ты за свой народ. Но смерть от голода… Нет, нет, друзья, Позорной смерти не желаю я. Я жить хочу, чтоб родине отдать Последний сердца движущий толчок, Чтоб я и умирая мог сказать, Что умираю за отчизну-мать. Сентябрь 1942

111. ПОЭТ

Всю ночь не спал поэт, писал стихи, Слезу роняя за слезою. Ревела буря за окном, и дом Дрожал, охваченный грозою. С налету ветер двери распахнул, Бумажные листы швыряя, Назад отпрянув, яростно завыл, Тоскою сердце надрывая. Идут горами волны по реке, И молниями дуб расколот. Смолкает гром.                          В томительной тиши К селенью подползает холод. А в комнате поэта до утра Клубились грозовые тучи, И падали на белые листы Живые молнии созвучий. В рассветный час поэт умолк и встал. Собрал и сжег свои творенья И дом покинул.                      Ветер стих. Заря Алела нежно в отдаленьи. О чем всю ночь слагал стихи поэт? Что в этом сердце бушевало? Какие чувства высказав, он шел, Обласканный зарею алой? Пускай о нем расскажет бури шум, Ваш сон вечерний прерывая, Рожденный бурей чистый луч зари Да в небе тучка огневая… Сентябрь 1942

112. ЗВОНОК

Однажды на крыльце особняка Стоял мальчишка возле самой двери, А дотянуться пальцем до звонка Никак не мог — и явно был растерян. Я подошел и говорю ему: «Что, мальчик, плохо? Не хватает роста?.. Ну, так и быть, я за тебя нажму. Один звонок иль два? Мне это просто», — «Нет, пять!» — Пять раз нажал я кнопку. А мальчик мне: «Ну, дяденька, айда! Бежим! Хоть ты большой смельчак, а трепку Такую нам хозяин даст, — беда!» Декабрь 1942