Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас - Страница 42

42

121. СОН В ТЮРЬМЕ

Дочурка мне привиделась во сне. Пришла, пригладила мне чуб ручонкой. «Ой, долго ты ходил!» — сказала мне, И прямо в душу глянул взор ребенка. От радости кружилась голова, Я крошку обнимал, и сердце пело. И думал я: так вот ты какова, Любовь, тоска, достигшая предела! Потом мы с ней цветочные моря Переплывали, по лугам блуждая; Светло и вольно разлилась заря, И сладость жизни вновь познал тогда я. Проснулся я… Как прежде, я в тюрьме, И камера угрюмая всё та же, И те же кандалы, и в полутьме Всё то же горе ждет, стоит на страже. Зачем я жизнью сны свои зову? Зачем так мир уродует темница, Что боль и горе мучат наяву, А радость только снится? 1943

122. ЛЮБИМОЙ

Быть может, годы будут без письма, Без вести обо мне. Мои следы затянутся землей, Мои дороги зарастут травой. Быть может, в сны твои, печальный, я приду, В одежде черной вдруг войду. И смоет времени бесстрастный вал Прощальный миг, когда тебя я целовал. Так бремя ожиданья велико, Так изнурит тебя оно, Так убедит тебя, что «нет его», Как будто это было суждено. Уйдет твоя любовь,                                 а у меня, Быть может, нету ничего сильней. Придется мне в один нежданный день Уйти совсем из памяти твоей. И лишь тогда, вот в этот самый миг, Когда придется от тебя уйти, Быть может, смерть тогда и победит, Лишит меня обратного пути. Я был силен, покуда ты ждала, Смерть не брала меня в бою: Твоей любви волшебный талисман Хранил в походах голову мою. И падал я. Но клятвы: «Поборю!» Ничем не запятнал я на войне. Ведь если б я пришел не победив, «Спасибо» ты бы не сказала мне. Солдатский путь извилист и далек, Но ты надейся и люби меня, И я приду: твоя любовь — залог Спасенья от воды и от огня. 1943

123. ДРУГУ

А. А.

Друг, не горюй, что рано мы уходим. Кто жизнь свою, скажи, купил навек? Ведь годы ограничены той жизнью, Которую избрал сам человек. Не время меж рождением и смертью Одно определяет жизни срок,— Быть может, наша кровь, что здесь прольется, Прекрасного бессмертия исток. Дал клятву я: жизнь посвятить народу, Стране своей — отчизне всех отчизн. Для этого, хотя бы жил столетья, Ты разве бы свою не отдал жизнь? Как долгой ночью — солнечного света, Так жду в застенке с родины вестей! Какое счастье — даже на чужбине — Дыханье слышать родины своей! Чем, шкуру сохранив, забыть о чести, О, пусть я лучше стану мертвецом! Какая это жизнь, когда Отчизна, Как Каину, плюет тебе в лицо! Такого счастья мне совсем не надо. Уж лучше гибель — нет обиды тут! Не стану чужаком в краю родимом, Где даже мне воды не подадут. Мой друг, жизнь наша — это только искра Всей жизни родины — страны побед. Пусть мы погаснем — от бесстрашной смерти В отчизне нашей ярче вспыхнет свет. И этой смертью подтвердим мы верность, О смелости узнает вся страна. Не этими ли чувствами большими, О друг мой, наша молодость сильна?! И если молодости ствол подрубят, В народе корни не исчезнут ввек. И скажут юные:                           вот так отважно Смерть должен встретить каждый человек! 1943

124. ЛЮБОВЬ

Любовь так долго юношу томила, Что как-то раз, дыханье затая, «Люблю», — шепнул он робко. Но от милой Капризницы не услыхал: «И я!» Была ли то уловка страсти скрытой, Иль вправду был он безразличен ей,— Не всё ль равно? Любовь в душе                                                      джигита Всё ярче разгоралась, всё сильней. Пришла война и увела нежданно Джигита в пламя и водоворот. Любовь жила и заживляла раны, И за руку вела его вперед. Сражался на переднем крае воин За дом родной, за девушку свою. Ведь имени джигита недостоин Тот, кто не дышит мужеством в бою. Любовь была и силой и опорой,— Со страстной верой в битву шел боец. Когда зажглась заря победы скорой, Свалил джигита вражеский свинец. Последнее дыханье в нем боролось С угаром смерти. Бредил он, хрипя. «Люблю…» — сказал он и услышал голос Своей возлюбленной: «И я!» 1943