Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Монтвила Витаутас - Страница 99

99

372. ОПЯТЬ НЕТ ПИСЕМ

Висят кувшины на заборе, Рябина плещет на ветру, И ягод огненное море Ведет веселую игру. На опустевшие балконы Ложатся сумерки и тьма, И ходят мимо почтальоны, И нет по-прежнему письма. Как будто ты забыла имя, И номер дома, и число, Как будто листьями сухими Дорогу к сердцу занесло… 1940

373. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ В ЦПКиО

Свежеет ветер, всё сильней Раскосый парус надувая. И руки тонкие ветвей Подолгу машут, с ним прощаясь. Под птиц печальный пересвист Идем, счастливые, с тобою, На солнце пожелтевший лист Летит, мелькая над водою. Прохладой осени дыша, В последний раз теплом порадуй. И в шубах дремлют сторожа, Склонясь у обнаженных статуй. 1940

374. ПЕРВАЯ СКРИПКА

Замолкла скрипка у окна, И звуки растерялись странно, И золотая тишина Проплыла облаком нежданным. И только билась под смычком Давно отыгранная песня. И падал день, как я, ничком, И сердцу становилось тесно. Оставь смычок, оставь футляр И эту скрипку вековую,— Тебя восторженный пожар Осенних листьев зацелует. И с ним метаться и лететь Под дудочку, Под зов свирели И падать в желтую метель Веселой песней на панели. 1940

375. ВТОРАЯ СКРИПКА

Как скрипки первое дрожанье, Как робкий взлет и стон смычка — Уже коснулось увяданье Рукой серебряной виска. Осенний лист устало кружит, Ты падай с ним и с ним лети. Но мне ль под шелест желтых стружек О прежней удали грустить? Рябин пылающие бусы Ворвались гроздьями в окно. И перелив осенних музык Пьянит, как старое вино. И только жгучее желанье Лелеет мысль Одну, Одну —                спокойно встретить увяданье                и чувствовать в себе весну. 1940

376. «Вспыхнула испуганная рама…»

Вспыхнула испуганная рама Блеском ослепительным стекла: Молния, как будто телеграмма, Тучами тяжелыми прошла. А за ней раскатисто и низко Шел вдогонку разъяренный гром, Словно кто-то требовал расписку И грозил поставить на своем. Гром отгрохотал, и над домами Снова и просторно и светло… Только от тебя ни телеграммы, Ни простой открытки не пришло… 1940

377. ЗДЕСЬ ВСЁ — ЧИНАРЫ КОЛЫХАНЬЕ…

Здесь всё —                чинары колыханье,                листва, шуршащая у ног,                коров протяжное мычанье                в крутых извилинах дорог,                и осень, что пришла так рано                по склонам гор к морской волне,— Стихи напомнило Терьяна И стало вдвое ближе мне. Ведь он, как я, любил когда-то                осенний голос,                шум воды,                часы печального заката,                мерцанье утренней звезды… Он славил светлый мир, тоскуя, Он шел к нему сквозь боль и тьму… За это всё благодарю я И низко кланяюсь ему. 1940

378. «Картины пишем, акварели…»

Картины пишем, акварели Всех уголков родной земли, Чтоб пограничники смотрели И крепче землю берегли. Стихи мы пишем дни и годы, Мы отдаем им жизнь свою, Чтоб с ними шли бойцы в походы И побеждали бы в бою. Мы плавим сталь в печах и домнах, А после выплавки, устав, Лежим в тиши квартир и комнат, Листая воинский Устав. 1940

379. «Пусть буду я убит в проклятый день войны…»

Пусть буду я убит в проклятый день войны, Пусть первым замолчу в свинцовом разговоре, Пусть… Лишь бы никогда не заглянуло горе В твой дом, в твои глаза, в твои девичьи сны… Пусть не осмелится жестокая рука Черкнуть в письме, в скупой на чувства фразе, Что ты в разорванном лежишь противогазе И бьется локон твой у синего виска… 1941

ИВАН ПУЛЬКИН

Иван Иванович Пулькин родился в 1903 году в крестьянской семье в деревне Шишкове, Московской области (недалеко от Волоколамска). Кончил три класса церковно-приходской школы. Дальше учиться не удалось, вскоре его отдали мальчиком в трактир. В 1915 году приехал в Москву и поступил учеником наборщика в типографию. В 1917 году вернулся в деревню, крестьянствовал, помогал матери.