Симеон Гордый - Балашов Дмитрий Михайлович - Страница 136

Я не пересказываю здесь, естественно, всего хода исследования, всех источников и критики их, ибо тогда рассказ об одной дате мог бы вырасти сам по себе на десяток печатных страниц…

Относительно Стефана нам известно очень немногое. Известно, что он стал игуменом Богоявленского монастыря, что он был духовником князя Семена и виднейших бояр, что его подписи, однако, нет на духовном завещании князя Семена (и, значит, он покинул свой пост?), что он оказался вновь в монастыре у брата (коему передал на руки своего сына!), что он впоследствии ссорился и мирился с Сергием… На этой очень небогатой канве и пришлось строить его биографию, допустив уже произвольно, что именно Стефан совершил тайное венчание князя в обход митрополичьего запрета… Могло быть так, могло быть и иначе. Можно допустить даже, что этот третий брак князя Семена, в силу политических выгод, приносимых им Москве, мог быть тайно санкционирован самим Алексием (который, однако, явно не ссорился с Феогностом). Наверняка мы знаем только то, что князь Семен заключил третий брак, «утаився от митрополита», который, дабы помешать нарушению правила, «затворил церкви на Москве»; что вслед за тем москвичи добивались и добились патриаршего разрешения, послав в Константинополь крупную сумму серебра на ремонт обрушенного землетрясением храма Софии. (Деньги Кантакузин потратил на расплату с турецкими наемниками, но церковное разрешение на третий брак князю Семену было дано.) В этих пределах, в границах этих вот летописных известий, я уже позволил себе предположить, что перевенчал Симеона Гордого, «утаивая от митрополита», именно Стефан (что мог, повторяю, сделать он или кто-то третий по тайному наущению Алексия). Историк тут мог и должен был бы остановиться на предположении. Романист обязан был «найти виноватого». Подобная гипотетичность неизбежна в романе, этого требует специфика жанра, важно только, чтобы все подобные предположения не выходили за грани возможного при строгом научном анализе исторического материала.

Надобно сказать несколько слов о религии как идеологической основе средневековья. Вновь напомню слова Маркса о том, что в средние века даже классовая борьба проявлялась в форме религиозных движений.

Христианство пронизывало и оформляло всю жизнь человека; в руках церкви находилось судопроизводство по семейно-бытовым вопросам, через церковь оформлялись рождение человека, брак, похороны, дарственные грамоты и завещания; в руках церкви было образование, и начальное и высшее. Всякое и личное и общественное деяние человека и общества требовало обязательного церковного благословения – от закладки дома, начала пахоты или весеннего выгона скота и до военных походов, постройки городов, заключения мира между поссорившимися князьями.

Своеобразие религиозного движения в тогдашней Руси заключалось в почти полном слиянии интересов церкви и государства. Выдающийся деятель русского монашества Сергий мирит враждующих князей, благословляет рать перед Куликовской битвой, а митрополит Алексий многие годы руководит страной, став в малолетстве Дмитрия Донского официальным главою правительства, регентом, или, ежели пользоваться русской терминологией, местоблюстителем престола, фигурой куда более крупного масштаба, чем, например, знаменитый кардинал Ришелье. Все это надо знать и помнить. Ибо уважение к предкам есть первая и главная основа всякой культуры. Без него невозможно сохранение даже и национальной независимости народа, как показывает горький опыт прошедших веков.

Глубоко не вдаваясь в специфику сугубо богословских проблем, я в той мере, в какой сумел, старался показывать значение православия для тогдашнего русского общества, то есть значение идеологии для строительства страны, без чего картина исторического прошлого нашего народа не была бы ни верной, ни глубокой, без чего сама история превратилась бы в серию картинок о боевых сшибках, более или менее эффектно изображенных, и – не более.

Героев из общественных «низов» (крестьян и посадских жителей) романисту, за редким исключением, приходится придумывать самому. Держаться правды истории тут можно только приблизительно, учитывая общую расстановку сил и тогдашнюю этнографию, сохраненную источниками (а также открываемую раскопками археологов). Читатель, быть может, заметил, что в моих романах в центр внимания больше попадает отдельная крестьянская семья, отдельный «хуторянин», чем деревенский мир в целом. Тому есть свои причины, коренящиеся в своеобразии развития Московской Руси. У нашего известного историка С. Б. Веселовского имеется исследование «Село и деревня», где он, на материале грамот и актов доказывает, что в XIV–XV веках деревня в Волго-Окском междуречье была в основном однодворной, и только усилиями крупных вотчинников, в частности монастырей, удавалось, и то не сразу, объединять однодворные деревни в большие селения. Картина эта, противоречащая распространенным мнениям, однако оспорена быть не может, ибо целиком построена на фактическом материале актов и грамот. Лишь в ХVI–ХVII столетиях масса однодворных деревень была разорена и запустошена, а оставшееся население решительно собралось в большие села.

В четырех своих романах, показывающих самый сложный период подъема Московской Руси («Младший сын», «Великий стол», «Бремя власти», «Симеон Гордый»), период, когда нарождающаяся пассионарная энергия еще только пробивалась сквозь разброд, неверие и усталость рухнувшей Киевской державы, я постарался показать и этот, крестьянский, низовой так сказать, путь созидания нового государства, со всеми трудностями, которые обрушивала эпоха на плечи тогдашнего кормильца великой страны.

О том, насколько мне удалось воплотить все сказанное в плоть и кровь художественного повествования, – судить читателю.

Д. Балашов

Словарь редко употребляемых слов

А б с и д а – полукруглое помещение в храме, выступ алтарной стены. В центральной абсиде помещается престол.

А в т о к р а т о р – самодержец (титул императора).

А з я м – долгий кафтан без сборов из домотканины или сукна.

А л т а б а с н ы й – из плотной персидской парчи.

А л ь ч и к и – мелкие кости из стопы домашних животных, употреблявшиеся в игре.

А н т и д о р – кусочек освященного хлеба (просфоры).

А н т и м и н с – небольшой шитый плат с кусочками мощей, который кладут на престол при освящении церкви.

Б а й д а н а – кольчуга из крупных плоских колец.

Б е р т ь я н и ц а – кладовая.

Б и р ю ч – глашатай, объявляющий по улицам и площадям постановления власти. Иногда еще и полицейский служитель.

Б р а т ч и н а – пир в складчину членов одной организации (улицы, конца, купеческого братства, цеха и проч.).

В а г а н – большой деревянный (каповый) котел с короткой прямой ручкой хозяйственного назначения.

В а с и л е в с – император в Византии.

В е ж а – шатер, юрта, разборное переносное жилище.

В е с ч е е – налог за взвешивание товара.

В е с ь (г р а д ы и в е с и) – село, деревня.

В и р а – судебная пошлина, штраф.

В о т о л – верхняя дорожная одежда из грубого сукна.

В ы м о л – пристань.

В ы т ь – еда, время еды.

В я т ш и й (новогородск.) – знатный, из бояр.

Г а й т а н (г о й т а н) – шнурок для креста.

Г и м а т и й (греческ.) – верхняя одежда.

Г л я д е н ь – высокое место, вышка, стрельница на городской стене.

Г о м и л и я – поучительная речь с морализацией (жанр византийской прозы).

Г о р н и й – верхний, небесный.

Г р и д н я – покой или строение при княжеском дворце для дружины.

Г р и д е н ь – придворный слуга, охранник терема, личный охранник боярина или князя.

Г р у н ь – легкая рысь.

Г у л ь б и щ е – балкон (открытый), широкое, поднятое на столбах или арках место для прогулок в богатом тереме и для пиров.

Д е т с к и е – младшая дружина, охрана терема (обычно молодые воины из боярских семей, начинающие службу).