Опасные пути - Хилтль Георг - Страница 44

Бренвилье молча опустил голову. В глазах маркизы сверкнул огонь торжества, — она одержала победу.

Она поспешно вышла из комнаты; маркиз в смущении глядел ей вслед; потом он слегка покачал головой и посмотрел на свою раненую руку.

— Она слышала, как я вернулся, — пробормотал он, — надо быть осторожнее.

Мария вернулась, тщательно промыла и перевязала рану.

— Вы и меня совратите на свой путь благочестия, — засмеялся маркиз, — я нахожу, что Вы просто очаровательны, исполняя подобную обязанность. Я с удовольствием посмотрел бы на Вас в роли сестры милосердия. Но, я думаю, Вы умеете лечить и души? Вылечите душу моего друга, Годэна де Сэн-Круа, которого я собираюсь представить Вам сегодня!

— Ах, да! Ведь это — Ваш спаситель! Вы уже сегодня приведете его? Мне не хотелось бы принимать его: мне нездоровится. Нельзя ли отложить его посещение?

— Невозможно: я только что послал к нему Матье, на мызу Картезианского монастыря, где стоит его полк. Через несколько часов он должен быть здесь.

— Но после первых приветствий Вы позволите мне уйти, не правда ли? Меня призывают мои обязанности.

— Опять! — с раздражением воскликнул маркиз, — у Вас только и разговора, что о благочестивой жизни: о смирении, об обязанностях! Но подумайте, что скажут в свете, если узнают, что Вы приняли спасителя Вашего мужа лишь мимоходом, как человека, являющегося в дом с визитом, только для соблюдения приличия?

— Вы правы, — кротко ответила маркиза, — я буду ждать шевалье де Сэн-Круа на своей половине.

Через спальню маркизы можно было выйти в галерею, отделанную богатыми панелями с золочеными розетками и ведущую в библиотеку. В проходных комнатах висели ценные картины самых знаменитых художников. Все они изображали сцены из библейской истории.

Окна в библиотеке были снабжены пестрыми стеклами. Их рисунки также воспроизводили картины библейского содержания, изречения или гербы.

В одном углу комнаты была устроена роскошная исповедальня. Этот угол задергивался портьерой из тяжелой материи. Против стула исповедника стоял высокий аналой; над ним висело большое распятие.

— Милости просим! Входи же, входи! — приветствовал маркиз Бренвилье поручика Сэн-Круа. — Ты — самый желанный гость в моем доме! Но прежде всего пойдем к моей жене!

Взяв поручика под руку, он повел его в галерею, соединявшую библиотеку с комнатой маркизы. Годэн почти машинально следовал за своим другом. Пол качался под его ногами; ему казалось, что сейчас земля расступится и он провалится прямо в ту комнату, где ждала его Мария.

У порога он остановился, дрожа всем телом. Он готов был убежать, но маркиз уже постучался и открыл дверь в слабо освещенный покой. При словах Бренвилье: “Мария, я привел своего друга, Годэна де Сэн-Круа”, — маркиза встала с кресла, чтобы приветствовать гостя, и открыла половину окна с разрисованными стеклами. Яркий дневной свет широким потоком хлынул в комнату.

Поручик неподвижно стоял на пороге; его лицо окаменело, руки были крепко прижаты к груди. Маркиза подошла к офицеру и подняла на него взор.

Яркая краска мгновенно покрыла ее лицо и тотчас сменилась мертвенной бледностью. Она протянула вперед руки, дыхание остановилось у нее в груди, и она упала на колени.

— Что такое? Моей жене дурно? — воскликнул Бренвилье.

— Кажется, что так. Она упала! — глухим голосом сказал Сэн-Круа, не двигаясь с места.

— Эй, воды! Франсуаза! — закричал маркиз, выбегая из комнаты.

Каким-то чудом, сразу придя в себя, маркиза приподнялась. Она откинула со лба волосы, устремила неподвижный взор на Сэн-Круа и хриплым голосом произнесла:

— Ты ли это? Ты ли это, Шарль? Или призрак?

— Да, это — я, — ответил Сэн-Круа, — пеняй на своего мужа: он заставил меня прийти.

— Ты здесь, в этой комнате… в моей комнате! В первый раз после… стольких, стольких лет!

— Один прыжок — и мальчик из лесной хижины сделался офицером армии. А Вы прекраснее, чем когда-либо, маркиза! Мне кажется, что я только сегодня утром расстался с Вами в Мортемарском лесу.

— Шарль!

— Меня зовут Годэн; я переменил свое имя!

Послышались шаги возвращавшегося маркиза.

— Не говорите ничего моему мужу, Годэн!

— Ваш супруг ничего не подозревает о нашей встрече в замке Мортемар. Я дрожал, переступая Ваш порог.

— Но почему же? Я расположена к Вам; мой муж бесконечно обязан Вам, и в этот дом Вас привело счастье.

— Или рок!

— Я принес воды! — сказал маркиз, входя в комнату в одно время с камеристкой. — Ах, ты уже оправилась? Тем лучше! Ну, что, не правда ли, мой друг — красивый парень? Он, по-моему, необыкновенно похож на красавца вон на той картине! — Он смеясь указал на одну из висевших на стене картин. — Что именно она представляет?

— Это — Каин, спасающийся бегством после убийства Авеля, — ответила маркиза.

Часть третья

I

Алхимик и его дочь

На западной стороне площади Мобер находился маленький глухой переулок, имевший просто название: Cul-du-sac de la Place Maubert. Вход в этот тупик обозначался деревянной решеткой, кончался он старым серым домом, с узкими окнами и полуразвалившимися дверьми. Над главным входом здания виднелась старая каменная фигура, на которой были еще заметны следы позолоты; она изображала собой аптекаря, который, очевидно, толок что-то в стоявшей перед ним ступке. Это изображение имело, казалось, какую-то притягательную силу, и различные химики и аптекари постоянно устраивали свои лаборатории в старом здании, пока, наконец, в 1650 году оно не было куплено каким-то пожилым человеком. Этот владелец был опять-таки аптекарь, химик, естествоиспытатель и мастер набивать чучела. Его звали Пьером Гюэ. Говорили, что Гюэ работает для Лавьенна и что благодаря своей ловкости в изготовлении различных препаратов он имеет сношения со всевозможными анатомами, естествоиспытателями и врачами.

Старый Гюэ занимал нижний этаж здания. Его обширная лаборатория выходила в сад, и он мог без малейшего шума доставлять в дом всевозможные вещества прямо с берега Сены.

В верхнем этаже старого дома жила вдова Брюнэ, квартирантка Гюэ; она вела очень тихий и замкнутый образ жизни и жила доходами с небольшого капитала, прирабатывая кроме того кругленькую сумму отдачей внаймы комнаты чиновникам и служащим различных учреждений. Большие сени разделяли нижний этаж здания на две половины. Направо была лаборатория, налево — квартира Гюэ. Тот, кому нужно было попасть в верхний этаж, должен был подняться по лестнице, также выходившей в сени.

Нижний этаж был пропитан странным, одуряющим запахом. Под сводчатым потолком сеней нередко собирались какие-то легкие облачка.

Дверь в лабораторию быстро распахнулась, и из нее вышел владелец дома. Пьер Гюэ был человек среднего роста, с седыми волосами и бородой; его умное лицо имело благодушное выражение, он был одет в кожаную куртку и держал свою шляпку в руках.

— Уф, — воскликнул он, — это называется поработать! Эй, Аманда! Где ты пропала? Дай мне напиться! Аманда!

На этот зов отворилась дверь на противоположной стороне, и в сени вышла молодая девушка. Она несла на жестяном подносе хрустальный графин с вином и два граненых венецианских бокала. Аманда Гюэ, дочь аптекаря, была писаной красавицей. На ее белокурых волосах была надета красная шапочка, наполовину скрывавшая толстые косы, уложенные на висках. У Аманды было восхитительное, задорное личико, одно из тех, какие только и можно было найти у парижанок того времени.

— Господи, помилуй, — воскликнула девушка, — что ты так кричишь, папа? Ведь я уже несу все, что надо.

Гюэ ущипнул одной рукой розовую щечку хорошенькой дочки, после чего, взяв другой графин, налил полный стакан вина и залпом выпил.