В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В» - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 28

— Что случилось-то, командир?

— Да с металлоломом не клеится!

Эту фразу произнёс он неохотно — просто так, потому что неудобно не ответить. Ему решение надо искать. А отец — какой он тут помощник!.. Но потом Димка взял себя в руки и рассказал отцу, подробно и медленно, про Заречье, про пятый «А», про все обстоятельства… Ему Колька Горелов говорил, что когда следователь никак не может найти зацепку в материале, он по многу раз рассказывает всю историю или самому себе, или кому-то. Глядишь, что-нибудь новенькое и выплывет! Но на этот раз ничего не выплыло, и он замолчал.

— Хм! — Отец покачал головой. — Вот ты смотри, конкуренты! — И дальше, будто в шутку, продолжал: — А вам бы ту рельсину вывезти, а?..

— Какую рельсину?! — Он ещё ничего не понимал, но уже сердце билось.

— Ну, помнишь, — всё с той же улыбкой в голосе продолжал отец, — узкоколейка старая… ну, где мы за маслятами. Помнишь, я там ещё…

— А! — закричал Димка. — Помню! Понял! Папка!..

— Господи, — из своей комнаты слабо сказала мама. — Что там опять?!

Отставить уныние! Победа не за горами!.. На третьем уроке, на истории, Димка выпросил у Тамары Густавовны две минуты и довёл до сведения шестого «В» свои распоряжения.

Командовать от своего имени показалось ему нескромно, и он говорил как бы от штаба металлолома, хотя штаб (а проще, следопытская группа) — все сидели раскрывши рот.

Первое: группа в составе из пяти человек, командир Сахаровский, ещё раз прочёсывает Заречье. Второе: тимуровское звено, старшая Коровина, прочёсывает район больших домов и радиозавода. Следопыты плюс все неназванные участвуют в операции «Струна».

— Что это ещё за «Струна»? — спросил Стаин.

— К сожалению, это пока тайна, — официальным голосом произнёс Димка.

— А почему вдруг тайна? И от кого?

— Операция «Заречье» была известна всему классу. Стала известна пятому «А»!

— Ну, знаешь ли, Соколов! — Стаин вскочил с места.

И сразу недобрый ропот пролетел по классу, как ветерок.

— Много на себя берёшь, Дима! — не выдержала наконец Коровина.

А Димка только и ждал этих слов — излюбленно коровинских.

Он ждал их, потому что у него готов был ответ:

— Да, много. Всю ответственность я беру на себя!

Может, кто-то в классе недолюбливал Димку, может, кто-то считал его слишком пижонистым. Но сейчас вряд ли хоть один из этих недолюбщиков мог устоять против его лихого обаяния. Димка понял это по тому, как всё притихло кругом, по тому, как улыбнулась Тамара Густавовна.

С трудом отсидели шестой урок. Потом сорок пять минут дано было, во-первых, на разграбление домашних холодильников, во-вторых, на доставание лопат и кирок… «Чего-чего?! Лопат и кирок?» Именно! Лопат и кирок.

Сам Димка есть не мог, так что его собственный холодильник остался неразграбленным. Лопату для него обещал принести Осалин. Ему не сиделось на месте, и он бродил по классу словно тигр. А ещё в морских книжках есть такое хорошее выражение: «Он мерил шагами…» Ну, например, палубу. Да, Димка именно «мерил шагами», а не «как тигр». Потому что в нём сейчас ни капли не было злобности, одна только сила и уверенность.

Никаких сорока пяти минут народу не понадобилось. Все примчались самое большое через полчаса. И притом все почти одновременно.

— Ста-а-новись! — крикнул Димка.

Скорее просто так крикнул, для смеху. Но его послушались — быстро выстроились по росту, как на физкультуре. Димка сжал зубы, чтобы только не улыбнуться. Вот они начинаются, главные минуты его жизни.

— Оружие на пле-чо! На-ле-во! Шагом марш!

«По улицам шагает весёлое звено, никто кругом не знает, куда идёт оно…»

Нет, пятый «А», ничего у вас не выйдет! Подождёт малость ваша кино-фото-мото, подождёт! Прямо-таки грозно шагает Димкина команда. Соколовцы… На плече у кого кирка, у кого ломик, у кого лопата. А кто даже топоры прихватил. Всё правильно, идём не на гулянку. С рельсом справиться будет нелегко!

Думали, нелегко. Оказалось — невозможно…

Это было открытое ледяное место на одиноком холме. Конницы декабрьского ветра одна за другой проносились по занятой ими высоте. Молодой сосняк (где как раз и водились хорошие маслята) лез-лез сюда, да так и не вылез. Весь холм лесной, только на вершине лысина.

Но не ветер и не холод испугали Димку Соколова. Испугала его тяжесть задачи. Здесь нужны были тягач и подъёмный кран, а не их руки и не их санки! Однако ни одним движением он не выдал своего сомнения. Знал: будет уверен он, будут уверены и его солдаты.

За дело! Никто не побеждён, пока его не победили!

Они раскопали снег. Рельс лежал намертво прибитый к земле стальными костылями и железным морозом. И что крепче, Димка не знал… Стали бить мёрзлую землю. Железо звякало о железо, высекало бледные искры. Кирки то и дело застревали в вязком дереве шпал.

— Чего-то плохо идёт, ребята.

— А ты чего, хотел за одну секунду такого зверя своротить?

«Молодец, Горелов, — подумал Димка, — правильно отвечаешь!..»

— Отряд! Песню запе-вай!

«Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо, вперёд продвигались отряды спартаковцев — смелых бойцов…»

Работали уже больше часу. Димка чувствовал: нужен перекур. Да только сейчас был совсем не тот момент. Они же фактически ничего не добились. Правда, удалось выковырять шесть костылей. Но рельс как лежал, так и лежит — ни с места. Мёртвое дело!

— Мальчики, переходи на ломы. Одними ломами будем.

— Их же мало, — сказал кто-то.

— Посменно работаем!

— Вообще-то правильно. Если чего-то добьёмся, то именно ломами.

Димка, который специально придумал эти ломы, чтобы устроить незаметный перекур, и радовался своей выдумке, теперь радоваться перестал. «Если чего-то добьёмся… Если…» Значит, все понимают, просто молчат.

Так в молчании, без всякого успеха работали ещё часа полтора. Десятиметровый рельс даже не качнулся.

— Глухо дело! — Петров ткнул свой лом глубоко в снег, оглянулся: — Есть желающие?

Димка весь на секунду сжался, соображая, как похлеще ответить первому штрейкбрехеру. Но не ответил. Вдруг вскрикнул Горелов, уронил лом и сел на снег.

— Ты чего?

— По ноге он шарахнул, — угрюмо сказал Паша Осалин.

Горел закрыл глаза, но из-под плотно сжатых ресниц выползли предательские слёзы.

— Больно, Горелик? — Димка сел с ним рядом на сухой сыпучий снег, полез рукою в валенок. Крови не было, но едва Димка дотронулся до щиколотки… Эх, Горел, Горел!..

— Домой надо двигать, — сказал кто-то осторожно.

Надо! Димка сам знал, что? им надо! Если рельс с места не стронется… А ведь ни черта он не стронется! Горелов сидел на снегу какой-то весь жёлто-зелёный и кусал серые губы. Эх, Горел, Горел!..

С отчаяния Димка схватил его лом, колотил ещё минут десять не останавливаясь, глотая воздух, словно жёсткие куски горбушки. Ребята стояли, ёжась на ледяном ветру.

— Двигать надо, Соколов!

— Ладно. — Он махнул рукой. — Грузи инструмент!

Ломы-лопаты свалили в дровни, сверху усадили подбитого Горела. Невесёлым было их возвращение, и грустным был их груз. Димка Соколов, понурившись, шёл сзади и чуть в стороне.

Поражение шестого «В» стало теперь уже реальностью. Стесняясь ребят, Димка один пошёл на баскетбольную площадку. В их куче почти ничего не прибавилось, а вот у пятого «А» гора подросла, и заметно! Видать, не мудрствуя лукаво, они ходили всей толпой по городу. И это значило, что он, Димка Соколов, сделал ещё одну глупость — со своей самоуверенностью, со своей любовью командовать…

«Спокойно! Во-первых, давай-ка без истерик. Во-вторых, ты был прав на все сто процентов. Если б рельс притащили, пятиклашкам конец, и никакие кастрюльки их не спасли бы. Значит, рельс нужен, понятно тебе? Завтра двинем всем классом, разведём хорошие костры…»