Синоптик - Подольский Северин - Страница 24

– Не передумал! – ответил Шива с каменным лицом.

– Айз Бана помнишь? – Анунакий вновь поставил на пол сумку, прикурил сигарету и вытянул ноги в своем кресле, стоящем в прихожей.

– Маэстро жив? – удивился Ипполит.

– Не знаю, и боюсь, что этого уже никто не знает – Анунакий выпустил красивое колечко дыма.

– Но если он жив, то мой визит убьет его! – Шива барабанил пальцами по журнальному столику.

– Смотри сам, старик если и жив, то давно уже на грани. Может быть, он тебе еще, и благодарен будет – Анунакий впервые позволил себе заглянуть в глаза Двуязыкому. Но ничего кроме вековой усталости он там не обнаружил.

– А Футляр? – вспомнил о главном артефакте Шива.

– Футляр я тебе дам, но коды раздобудешь сам – Анунакий на всякий случай, забрал обратно свой брелок и затушил сигарету.

– Футляр у тебя? Давно? – у Ипполита Пантелеевича заблестели глаза.

– Ты не поверишь! Все годы он служил мне в качестве походной кровати – Анунакий сдернул толстое пуховое одеяло, которое прикрывало хрустальный сундучок размером в полный человеческий рост, служивший древним людям еще в те далекие времена, когда они не умели раскладывать на атомы и собирать обратно свои грешные тела.

– А может и коды есть? – Шива никак не мог поверить в то, что у владельца Футляра нет никаких выходов на антикваров, которые знали и хранили древние коды.

– В «Тегеран лямбда сто один», сумеешь попасть? – Анунакий решил уже поскорее отделаться от навязчивого гостя.

– Как два пальца! – ухмыльнулся Шива.

– Тогда запоминай! Лавка старьевщика у входа на городской рынок, заходишь в нее ровно в полдень и сообщаешь пароль: «Скорблю по павшим в Вавилоне». Если останешься жив, то называй «Минск зет сорок семь» и на следующий день, также, ровно в полдень, получишь коды.

– Что значит, если останусь жив? Я же называю пароль! – удивился Ипполит Пантелеевич.

– Я же сказал, ровно в полдень, по их времени. Сверяйся по солнечным часам, придешь раньше или опоздаешь – точно погибнешь! – пояснил Анунакий.

– Спасибо, брат! – Шива потянулся к футляру.

– Я тебе не брат! – Анунакий уклонился от рукопожатия и скрылся в дверном проеме.

«Еще на коленях приползешь, а вот захочу ли я тебя тогда услышать?» – криво усмехнулся Ипполит Пантелеевич вслед уходящему Анунакию…

«Это мы еще посмотрим, кто кого!» – послал Шиве импульс Анунакий, доставая из сумки странный калейдоскоп с двумя спаренными трубками.

Нырнув в ближайший параллельный мир, где Солнце уже клонилось к горизонту, он вытянул свое тело на теплом еще песке.

«Шива остался в одиночестве, это плюс! Рокотан, наверняка, будет искать союзников в Дендрарии, это минус. Но кентавру с драконом сюда никак не попасть – с этими мыслями Анунакий проваливался в сон, боясь наваждения, которое преследовало его всякий раз, когда он пересекал границы миров.

В самом нижнем ярусе тронного зала Верховного жреца Камертона горела одна единственная лампада. В темном, и почти не освещаемом углу, на пуке старой и вонючей соломы корчился его далекий пращур, красный колдун с родовым именем, Анунакий.

– Почему ты не бежишь, колдун? Ведь все в твоих руках? – в который раз вопрошал Камертон.

– Ведь ты в курсе дела, жрец! К чему ты ведешь эти пустые разговоры? – красный Анунакий был сильным колдуном, но в глаза Камертону старался лишний раз не смотреть.

– Твои опыты над людьми за гранью добра и зла, и поэтому про тебя никто и никогда больше не услышит – жрец в очередной раз умышленно больно уколол колдуна, так как для того бегство и полное забвение означало духовную смерть.

– Вот именно! За гранью добра и зла! Это еще оценить надо! Но вижу здесь это сделать некому – огрызнулся колдун.

– Вот тут ты прав! Император вчера распорядился удалить тебя на «Марс ипсилон пятьсот» – Камертон похлопал по свитку с семью печатями указательным пальцем правой руки, на котором сиял перстень с невероятно огромным охералком.

«Только не это! С ипсилон пятьсот три не вернулась ни одна живая душа!» – вторую часть Анунакий домысливать не стал, подождав пока не захлопнется за Камертоном тяжелая, окованная красным золотом, потайная дверь.

Когда вдали затихли шаги Верховного жреца, и с сознания сползла липкая паутина, наведенная Камертоном, Анунакий позволил себе поразмышлять. Даже оставаясь наедине с собой, он не хотел признавать, что его личное вторжение в Лабораторию стали называть провалом Эксперимента.

«За гранью добра и Зла! Надо же, что придумали! Еще никому в мире не удавалось выпестовать сбалансированные типы. А чем мои хуже?» – колдун сплюнул на грязный пол.

«Надо бежать на пятую Землю, там точно никто и никого искать не будет!» – Анунакий в очередной раз просчитал возможные ответные действия со стороны Императора и в очередной раз остался доволен. Тогда он засунул руку под пук соломы и достал оттуда дудку своего деда, тоже красного колдуна и с тем же, родовым именем, Анунакий. Убедившись, что его окружает полная и звенящая в ушах тишина, он заиграл.

В подвале его большого дома проснулся человек. Дивная музыка разбудила спящее до поры до времени сознание. Колдун играл, а человек внимал, чем дольше он играл, тем больше понимал человек. Вскоре тот знал все, то есть все, для того чтобы прийти к Анунакию на помощь…

Как всегда, на этом месте, наваждение стало отпускать мозг Анунакия, и он приподнялся с быстро остывающего песка.

Анунакий Семенович знал, что жрец Камертон прибег тогда к услугам черного колдуна Дукла Пригибиса, который со всем почтением к правящей династии, предал и проклял своего коллегу и даже друга, красного колдуна Анунакия. А проклял он его вплоть до седьмого колена.

Анунакий Семенович был последним, седьмым, кого это проклятие давно канувшей в лету империи, касалось самым непосредственным образом. А «канувшей в лету» означало, что отыскать ее следы теперь было совершенно невозможно, никакие самые современные людские калейдоскопы были не в состоянии сгенерировать и те самые параллельные миры, с которыми некогда соприкасалась империя. Существовали, правда, еще запрещенные миры, но только одна мысль о них причиняла любому живому существу немыслимые страдания. Вот и сейчас, только помянув их самым краешком мысли, Анунакий схватился за сердце и стал хватать воздух, как выброшенная на берег рыба.

Глава 4. Рокотаныч

– Ну, ты и фрукт, Рокотаныч! – Гурский вытирал со щек выступившие от смеха слезы.

– А ты думал! – «Рокотаныч» маханул домашней наливочки и самодовольно сложил ручки на еле заметном брюшке.

– А что ты потом сделал с этой драконихой? – Фас Тарпан наколол вилкой кусок ветчины и приготовился закусить очередную порцию алкоголя.

Карлик приподнялся и с самым серьезным видом, что-то прошептал ему на ушко.

Через мгновение, кентавр заржал как самая настоящая лошадь, вылив половину стакана себе на колени.

– Где больше двух, говорят вслух! – сухо заметила Регина Баяновна.

Рокотан не поленился и склонился над изящным ушком амазонки. На лице Регины Баяновны застыло изумление, а щеки ее слегка порозовели.

«Пошляк!» – процедила Сара Александровна, и я вспомнил, что почти все сотрудники Отдела безопасности запросто читали по губам.

Вечеринка во дворе Гурского проходила мирно, без эксцессов. Пленный карлик вел себя вполне миролюбиво, мало того, вскоре он стал центром всеобщего внимания, так как знал множество анекдотов, а также милых и не очень, но всегда забавных историй. А я почувствовал в нем исключительно эрудированное существо.

Один лишь американец был хмур и невесел. Не выпуская из рук своего лука, он лениво потягивал виски и закусывал его зелеными маслинами.

– Раз ты выпиваешь, Робин Гуд, значит, и нутро у тебя осталось нашенское, человеческое! Это только с виду ты такой шершавый и деревянный! – хотел было пошутить Марат Казимирович, но сразу, же осекся, встретившись с недобрым взглядом бывшего цээрушника.