Опасный беглец. Пламя гнева - Выгодская Эмма Иосифовна - Страница 34

К вечеру порыв ветра пронесся по лесу. Зашумели ветви деревьев, шумел весь лес. Потоки воды обрушились на крышу храма.

«Дожди начались», — думала Лела.

Время шло. Человек не приходил.

Отчаяние охватывало девочку.

Дождь лил и лил, ручьи долго еще шумели по лесу. Потом стало тихо.

Лела уже начала дремать. И тут какой-то странный звук, донесшийся издалека, разбудил ее. Точно вся земля гудела от чего-то тяжелого, что приближалось, равномерно, грозно…

Орудийный поезд капитана Бедфорда шел лесом к реке, к месту переправы, которую указал водонос.

Поезд медленно выкатывался на поляну. Лела различила голоса.

— Вот и храм!… Значит, мой водонос не лгал, сэр, всё правильно, сэр, — произнес чей-то молодой голос.

Это Боб Робсон говорил с капитаном.

«Саибы!» — Лела заползла глубже в каменное тело богини.

И тотчас услышала молодой звонкий голос:

— А это что за чудище, Боб?

— Богиня. Лицо человечье, а тело коровье.

— Гляди, да она, кажется, внутри пустая!…

Второй солдат приложился глазом к щели.

— Там кто-то есть, Боб!…

— Погоди, погоди, Тедди!… Там кто-то сидит, правильно. Надо доложить капитану.

Капитан Бедфорд большими прыжками взобрался на крышу храма. Солдаты, слуги, носильщики обступили богиню.

— Взять живьем! — приказал капитан.

Лелу вытащили за подол юбки и поставили перед капитаном.

— Девчонка!

Лела оглядела незнакомые лица и вздрогнула. Прямо перед ней, среди толпы, в одежде водоноса, стоял Чандра-Синг.

И сразу страх прошел. Она запахнула на груди свой платок.

— Кто такая? — сурово спросил Бедфорд.

Лела глядела на водоноса.

— Молчи! — приказывал ей глазами Чандра-Синг.

— Кто ты? Говори! — повторил капитан.

Лела молчала, потупясь.

— Не понимает нашего языка, сэр! — сказал Боб Робсон.

— Отправьте ее в обоз, капитан, потом дознаемся, кто и откуда, — посоветовал Блэнт.

Глава двадцать пятая

ГОВОРЯЩИЙ БАМБУК

В молодом бамбуковом лесу, таком частом, что ребенок едва проберется между звонких коленчатых стволов, собрались люди. Сколько их собралось здесь? Трудно сказать, — сколько деревьев, столько и людей. Здесь были райоты из Бхагпута, из Ранпура, из Джайхара, из Фе-розабада и еще из многих далеких и близких мест. Кто знает, сколько миль исходили их тонкие, лишенные икр ноги, сколько тяжестей перенесли их руки, столь худые, что пятилетний ребенок мог бы охватить их пальцами!…

Здесь были и женщины, и грудные дети. Тоненькие ручки копались в земле, мешаясь с отростками бамбука. Все сидели тихо, матери не окликали детей. Можно было подойти лесом вплотную к этим людям и ничего не увидеть сквозь частый строй бамбуковых стволов, не услышать ни шороха, ни звука. Стволы покачивались и звенели на легком ветру, люди молчали. Они были тише, чем лес.

Их деревни остались позади: сожженные пожаром, истоптанные слонами. Лес стал их домом, молодые побеги бамбука — пищей. Но райоты не забывали своих пожарищ. Они еще надеялись вернуться в родные селения, не для того, чтобы ползать в пыли у сапога саиба, а для того, чтобы вновь построить свой дом на освобожденной земле. Ружейные стволы торчали за спинами у крестьян, старики держали длинные самодельные копья, острые пики покачивались меж стволов.

Райоты сидели тихо, они ждали чего-то.

Вот затрещал лес, слегка качнулись тонкие суставчатые стволы. Человек пробирался меж деревьев.

Он показался среди стволов — молодой, невысокий, в темной повязке оружейника на запыленных волосах.

— Вести! — закричал человек. — Я принес вам вести, райоты!…

Сразу ожил лес; ломая ветви, в плотную кучку сбились люди.

— Вести!… — передавали друг другу. — Вести от Чандра-Синга!…

— Читай, вестник! — зашумели голоса.

Оружейник поднял длинную полоску бумаги, исчерченную значками.

— Пушки идут в нашу сторону! Большие орудия из Калькутты!

— Пушки!… Большие пушки!… На помощь саи-бам! — заволновались райоты.

— «Тяжелые гаубицы, мортиры!… Скорострельные пушки», — перечислял оружейник, глядя в письмо.

— Мортиры? О-о!… Гаубицы!… Скорострельные пушки! Нам такие орудия нужны.

— Поезд идет по нашим местам. При нем есть наши люди… Чандра-Синг идет с поездом.

— Чандра-Синг!… О-о!… Наш Чандра-Синг…

— «Джайхар, Бхагпут, Ранпур, — читал оружейник. — Так идет поезд саибов. Он идет к Дели».

— Ранпур!… Джайхар!… — Это наши места, наши деревни!

— Мы не пропустим эти пушки к Дели!…

— Не пропустим! Грудью встанем на их пути.

Оружейник опустил письмо.

— Конечно! — сказал оружейник. — Этот поезд не дойдет до стен Дели.

Он бамбуковой палочкой начертил две-три линии на земле и в одной точке крепко ткнул палкой в землю.

— Здесь! — сказал оружейник, — деревня Ранпур и путь к реке. Здесь мы перехватим поезд. Чандра-Синг поведет их как надо.

— Мы засядем в домах! — зашумели крестьяне. — Да! Дома наши пусты, но мы вернемся. Мы засядем в домах и перехватим пушки саибов.

— Да, да, райоты!

Рунават, хранитель воды, старик-крестьянин, с болезненным строгим лицом, вышел вперед. Он ткнул в землю не стариковским посохом, как прежде, а древком длинной самодельной пики.

— Да, крестьяне!… Приготовьтесь!… Перережем путь саибам!… Не пропустим их к Дели, к нашему сердцу…

— Крестьяне, в путь!… Приготовьтесь, ранпурцы!…

— В путь!… В путь! Ранпур близок.

Снова стало тихо. Бамбуковые стволы слегка разомкнулись, пропуская людей, и скоро сомкнулись снова. Они стояли спокойно, чуть зыблясь на теплом ветру, позванивая суставами молодых побегов, точно никого и не было сейчас в лесу и ничего не говорили крестьяне, а эти голоса, легкое движение и шум только приснились испуганным птицам.

Глава двадцать шестая

ЙОГ С ПИСТОЛЕТОМ

Водонос не лгал. За лесом была дорога, загородки для скота и селение: два ряда бедных туземных домов, выстроившихся по сторонам длинной улицы.

Поезд капитана Бедфорда медленно выкатывался из леса на дорогу. С трудом брели солдаты. Колеса хлюпали по жидкой грязи.

Из-под навеса одной телеги высунулась девичья голова, прикрытая краем белого узорчатого сари. Лела внимательно оглядела край леса, дорогу, крестьянские дома. В селении было тихо, нигде ни дымка, в прорезах окон темно и пусто. Должно быть, и здесь крестьяне оставили деревню. Где же круглый пруд, о котором говорил Чандра-Синг?

Вот он, посреди деревни, и большой дом у самого пруда. У Лелы забилось сердце: ей показалось, будто чья-то голова мелькнула в узком прорезе окна.

Головная часть отряда уже прошла половину деревни. Капитан Бедфорд шел пешком и беседовал с Джоном Блэнтом.

Они поравнялись с большим домом, стоявшим подле пруда посредине деревни. У ограды дома сидел человек.

Человек был так примечателен, что капитан невольно остановился.

Он сидел, пригнувшись, скрестив ноги, на облезлой леопардовой шкуре. Лоб его и щеки были расписаны красными и черными полосами. Он был почти гол, только бедра прикрывала полоса черной ткани. Голова и всё его тело были обсыпаны пеплом. Худые плечи человека тряслись под пеплом, он медленно перебирал руками черные четки, тихо покачивался и смотрел в землю, точно не замечал ни солдат, ни пушек, ни остановившихся перед ним офицеров.

— Глядите, Блэнт! — сказал Бедфорд. — Это йог.

Блэнт пожал плечами.

— Фокусник, что ли?

— О, нет, — святой, философ, отрешившийся от всего земного, человек, одетый пеплом, познавший божество. Я много таких видывал в Бомбее, милый Блэнт. Йоги по двадцать-тридцать часов подряд могут сидеть вот так, перебирая четки и размышляя, без еды, без сна. Вы можете колоть булавками такого йога, поджигать ему ступни, — он ничего не почувствует.

— Я тронул бы шкуру этого философа штыком, — желчно перебил капитана Блэнт. — Хотел бы я посмотреть, как он не почувствует…