Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич - Страница 28

Судя по всему, Сталин нелегально побывал в Иране в 1906 или в 1907 году. «Я хочу начать с Садарханской революции, — вспоминала Мир Башир Касумова, — назову несколько фамилий: Мешади, Аскер, Мюджай и другие. Тогда товарищ Сталин был в Персии. Его отправили туда, и он помогал в этой революции до приезда шаха Мамеда Али. Если мне память не изменяет, товарищ Сталин сам был в Реште».

Что ж, вполне возможно. Ведь в начале века только в одном Баку работали более 7 тысяч так называемых иранских отходников, с которыми русские революционеры вели работу. После возвращения на родину эти отходники несли с собой новые идеи, порой весьма радикальные, что и приводило к спорадическим голодным бунтам и народным демонстрациям. Ну а когда закончились эти бунты, шах был вынужден капитулировать и 5 августа 1906 года опубликовал указ о введении в стране конституционного режима и о созыве меджлиса.

И если Сталин на самом деле побывал в Иране, то это было для него прекрасной школой борьбы, причем борьбы уже самой непосредственной.

Опыт пригодился, и, по всей видимости, в 1909—1910 годах Сталин возглавлял разведку и контрразведку в Бакинском комитете РСДРП, секретарем которого он стал после ареста П.А. Джапаридзе. И далеко не случайно секретный сотрудник тифлисской охранки сообщал начальству: «На Тифлисской общегородской конференции присутствовал приехавший в Тифлис из Баку «Коба» (Сосо) — Иосиф Джугашвили, благодаря стараниям которого конференция решила принять меры к тому, чтобы партийные члены находились на службе в разных правительственных учреждениях и собирали бы нужные для партии сведения».

Конечно, работал Сталин и с самой охранкой, и, как свидетельствовал Г. Варшамян, один из жандармов передал ему список лиц, которых охранка намеревалась арестовать в ближайшее время. А Р.А. Медведев упоминает в своей книге случай, когда один из старых большевиков застал на конспиративной квартире Сталина хорошо известного ему жандарма. Конечно, он спросил Сталина, как у него мог оказаться этот «кровопийца», на что Сталин совершенно спокойно ответил, что этот человек давно и успешно работает на их комитет.

И, как показали дальнейшие исследования, этим «кровопийцей» был помощник начальника жандармского управления ротмистр Ф.В. Зайцев. По какому-то странному стечению обстоятельств он объявился на Кавказе в конце сентября 1912 года, где его ожидал верный Камо. К тому времени он уже бежал из Метехского замка, побывал по заданию Ленина на Балканах, откуда пытался переправлять оружие в Россию. Прибыв на пароходе с оружием, он отправился в Петербург, где Красин благословил его на новый подвиг и дал необходимые для его организации деньги. Очевидно, к этому подвигу приложил руку и сам Сталин. Да и вряд ли Камо пошел бы на «дело» без его ведома. Правда, на этот раз это «дело» сорвалось.

Принимал Сталин и самое действенное участие в возвращении так называемого наследства Шмидта, которое находилось на хранении в кассе Социал-демократической партии Германии. Да и в 1913 году он, по всей видимости, тоже был озабочен добыванием денег для пополнения партийной кассы. И если верить Г. Уратадзе, то именно он в то время был «главным финансистом российского большевистского центра».

Находясь в силу своего положения больше в тени, Сталин редко выступал на митингах и собраниях. Тем не менее он и подобные ему люди обладали куда большим партийным влиянием, поскольку именно в их руках сходились практически все те невидимые нити, благодаря которым и шла вся революционная работа. Именно они доставали деньги и держали их в своих руках, вербовали жандармов и государственных чиновников, занимались разведкой и контрразведкой.

Но в то же самое время Сталин обладал многими личными качествами, которые позволили ему стать в партии в 1917 году тем, кем он стал. И к началу революции в большевистской партии числилось всего несколько человек с таким партийным стажем, как у Сталина. «Ленин, — писал Троцкий, — ценил в Сталине характер: твердость, выдержку, настойчивость, отчасти и хитрость как необходимые качества в борьбе». Красин отмечал его «дьявольскую смекалку и хитрость, помноженную на осторожность».

«Коба, — вторил ему Н. Жордания, — был всегда спокоен, замкнут, даже голоса не повышал, на оскорбления сразу не реагировал, но не забывал и ждал удобного момента, чтобы отплатить сторицей».

«От других большевиков, — вспоминал Р. Арсенидзе, — Коба отличался, безусловно, большой энергией, неустанной работоспособностью, непреодолимой страстью к властвованию, а главное, своими огромными и своеобразными организаторскими способностями».

Конечно, очень многое из того, чем занимался до революции и с кем'был связан Сталин и по сей день остается тайной за семью печатями. Тем не менее можно без особого преувеличения предположить, что все сказанное выше является лишь видимой частью айсберга, и Сталину очень многое приходилось скрывать, в чем нет ничего удивительного. И было бы куда более странным, если бы человек, добывавший для партии деньги и возглавлявший партийную разведку и контрразведку, вдруг поведал бы всему миру всю подноготную своей так и оставшейся для многих тайной деятельности.

Как нет ничего странного и в том, что он с такой легкостью переиграет такие блестящие умы, какими считались в партии Каменев, Бухарин и Троцкий. Да, они умели говорить и писать, но куда им было тягаться в умении вести тайную борьбу с человеком, который целых восемнадцать лет ходил по краю пропасти, из которой веяло могильным холодом. И без всякого преувеличения можно говорить о том, что все эти «писатели», как их с известной долей иронии и презрения называл сам Сталин, были в сравнении с ним маленькими детьми...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Да, все это догадки и предположения, но ничего невероятного в них нет. Как нет ничего унизительного для самого Сталина, который добывал для партии деньги... Созданная для расследования дела об экспроприации комиссия выявила ее участников, и все они были исключены из партии. Коба оказался в сложном положении: на него косились меньшевики и в любой момент могли арестовать власти.

Нависла опасность и над Сергеем Яковлевичем Аллилуевым, который в те дни много помогал Кобе в его противоборстве с меньшевиками. Однако в конце концов ему пришлось срочно уехать в Петербург. «В конце июня, — вспоминал он, — по совету товарищей я направился к Кобе. Коба с женой жил в небольшом одноэтажном домике. Я застал его за книгой. Он оторвался от книги, встал со стула и приветливо сказал: «Пожалуйста, заходи». Я сказал Кобе о своем решении выехать в Питер и об обстоятельствах, вынуждающих меня предпринять этот шаг. — Да, надо ехать, — произнес Коба. — Житья тебе Шубинский (бакинский градоначальник. — Прим. авт.) не даст. Внезапно Коба вышел в другую комнату. Через минуту-две он вернулся и протянул мне деньги. Видя мою растерянность, улыбнулся: — Бери, бери, — произнес он, — попадешь в новый город, знакомых почти нет. Пригодятся... Да и семья у тебя большая.

Потом, пожимая мне руку, Коба добавил: — Счастливого пути, Сергей!»

Они расстались друзьями, и никто из них даже не мог предположить, что пройдет еще совсем немного времени, они породнятся, а потом Сталин расправится со всей «большой семьей» Сергея.

После отъезда Аллилуева положение подпольщиков стало еще более опасным, и Коба перебрался в Тифлис. И прибыл он туда в самое время. Позже он решил переехать в Баку. Официально считалось, что он ехал туда в целях укрепления организации местных большевиков, поскольку Бакинский комитет РСДРП все еще находился в руках меньшевиков. Като не очень хотелось покидать насиженное место с маленьким Яшей на руках, но, верная традиции грузинской женщины служить семье, она безропотно последовала за своим неугомонным мужем.

Однако в Баку ее ждала новая напасть: через несколько дней после приезда Коба исчез. Шли дни, ее тревога росла (Кобу могли убить «кичи», как называли телохранителей промышленников. - Прим. авт.), но в конце концов ее успокоили какие-то неизвестные ей люди.