Помолвка мсье Гира - Сименон Жорж - Страница 20

— Алиса!

Она вздрагивала и, шаркая по полу своими сабо, спешила взвесить масло или сыр.

— Двадцать девять су!

В половине одиннадцатого инспектор, согревшись в привратницкой и застегнув плащ на все пуговицы, снова расхаживал взад и вперед по тротуару и бросал Алисе долгий взгляд каждый раз, как подходил к молочной лавке; дождь хлестал его по лицу, но это его, казалось, забавляло, кровь от этого играла только живей.

Без десяти одиннадцать служанка неожиданно вышла из молочной через заднюю дверь, ведущую во двор.

— Алиса! Куда еще собралась?

— В одно местечко! — откликнулась она. Вернулась она минут через десять, прерывисто дыша.

— Не могла другого времени найти? Живо! Обслужи мадам Рорив.

В нескольких метрах от регулировщика грузовик налетел на велосипедиста. Его перенесли в кафе на углу, а исковерканный велосипед остался посреди мостовой. Алиса что-то взвешивала, глазела на улицу, опять взвешивала. Неожиданно велосипедист вышел, хромая, из кафе с обалдевшим видом, весь в грязи. Шатаясь как пьяный, он поднял свой велосипед и ушел, толкая его перед собой.

На пороге кафе появился Эмиль.

— Пойти сейчас за мясом? — спросила Алиса.

— С ума сошла? Здесь шесть человек покупателей. А время шло, дождь лил, машины мчались по улице одна за другой. Эмиль вернулся в бистро и время от времени протирал рукой помутневшее стекло, чтобы убедиться, что Алиса все еще не вышла из молочной.

— Сейчас пойду, пожалуй? Взять три отбивные? Она набросила на плечи свое зеленое пальто, выбежала на улицу и столкнулась с инспектором, который поджидал ее на углу.

— Сюда! — сказала она. Они вместе завернули за угол.

— Я вас увижу вечером? Я здесь, может быть, в последний раз сегодня.

— Да! — нетерпеливо выдохнула она, глядя вдаль, на кафе.

— Когда же?

— Еще не знаю. Потом скажу.

Она бросилась бегом по тротуару вдоль этой узкой торговой улицы, вошла в мясную лавку, глядя в окно, стала ждать, пока ей принесут отбивные. Когда она вышла, Эмиль уже был здесь, но на углу стоял инспектор.

— Осторожно!

Она остановилась у витрины канцелярского магазина и, не глядя на Эмиля, очень быстро проговорила:

— Я все отнесла к нему! Он хотел со мной уехать, а тебя выдать.

И сразу отошла от него, потому что ей показалось, будто инспектор наблюдает за ней.

Алиса улыбнулась ему, проходя мимо, вернулась в молочную, повесила пальто на крючок и сунула сдачу в ящик.

— Сколько? — спросила хозяйка.

— Семь двадцать пять.

Девочку наконец уложили в уголке привратницкой, лицо ее было багровым, глаза лихорадочно блестели, и она хрипло дышала.

Брата после завтрака не отпустили в школу.

— Ты вот что, займи сестру хоть чем-нибудь! Консьержка была просто вне себя. Все шло вкривь и вкось. Чтобы пройти через двор, надо было ступать по доскам, положенным на ящики, водопроводчик все еще не явился. И как на грех, один за другим приходили то инкассаторы, то контролеры по газу и электричеству. А в три часа перед домом остановилась машина, и комиссар, который был здесь утром, вышел оттуда с худощавым господином в высоченном крахмальном воротничке. Инспектор бросился к ним навстречу. Они завели разговор в подворотне, и разговору этому не видно было конца. Но вот комиссар открыл застекленную дверь привратницкой:

— Ключ у вас?

— Нет. Мсье Гир его всегда носит с собой. Комиссар закрыл дверь, а минуту спустя инспектор поднял воротник плаща и выбежал на улицу. Двое остальных не знали, что делать и куда себя деть. Они то делали шаг-другой, то останавливались, опять принимались шагать, время от времени произносили несколько слов и с любопытством поглядывали на привратницкую, на залитый водой двор и на здание, замыкавшее его. Наконец один из них — худощавый, в высоком воротничке — открыл дверь привратницкой.

— Простите, мадам, вы совершенно уверены, что в ту ночь, когда было совершено преступление, вы два раза открывали дверь мсье Гиру? Подумайте. Это чрезвычайно важно.

Она в это время ставила дочери на шею компресс.

— Думаю, что уверена.

— Думать тут нечего.

— Ну, значит, я уверена, что мсье Гир два раза назвался по имени.

Худощавый выглядел совсем больным. Комиссар злился. Может быть, тут была виновата погода, в этот день все были раздражены до предела. В дверях послышался какой-то шум. Это вернулся инспектор вместе со слесарем, и все четверо пошли вверх по лестнице.

— Оставь ты меня в покое, слышишь? — закричала консьержка и дала затрещину сыну, едва тот открыл рот, чтобы что-то сказать.

Какой-то непривычный шум привлек ее внимание. Она вышла из привратницкой и увидела, что четыре-пять человек собрались у двери и будто чего-то ждали.

— Вам что еще надо?

Но закрыть дверь она не могла. Подошла хозяйка молочной лавки и спросила по-приятельски:

— Это правда, что пришел следователь и сейчас его арестуют?

— Не знаю я ничего! — заорала консьержка чуть ли не со слезами. — Вы что думаете, он мне сообщил? Жожо, смотри за сестрой, чтобы она не вылезла из постели!

Мужчины долго оставались наверху, и две старухи, жившие на четвертом этаже, в беспокойстве спустились вниз за новостями. Время тянулось бесконечно и тревожно, как бывает, когда у больного в комнате находится врач и только слышно, как он ходит туда-сюда, но неизвестно, что он делает.

Алиса не показывалась. Ее оставили в молочной. Шофер, сидя на своем месте в машине, бросал на всех презрительные взгляды.

Наконец инспектор спустился вниз, но он уже вовсе не был тем славным малым, который помогал консьержке молоть кофе. Вид у него был деловитый, и он ни на кого не смотрел.

— Где тут телефон?

— В баре на углу, это ближе всего.

Он помчался туда, напустив на себя весьма таинственный вид. Входя в телефонную кабину, он прошел мимо Эмиля и тут же, не останавливаясь, бросил бармену:

— Стаканчик рому! По-быстрому!

Никто не слышал, что он там говорил по телефону. Комиссар и следователь все еще оставались наверху, а слесарь ушел, неся на спине ящик с инструментами.

Зажглись газовые фонари. Фары машин уже горели, хотя темнота еще не сгустилась. Консьержка пустила к себе только своих жильцов, и три женщины стояли у печки, в полумраке.

Ничего не происходило. Дождь лил по-прежнему. Огни отбрасывали на мокрые плиты длинные зигзаги, которые приживались там, как зверьки.

Именно в это время, никак иначе, явился наконец водопроводчик, и пришлось вести его во двор, показать люк, принести ему стул, потом еще клещи и лампу. Одному ему было не справиться, и едва консьержка возвращалась к себе, как он тут же окликал ее опять.

В пять часов еще одна машина подъехала к дому, из нее вышли четверо и направились к привратницкой.

Комиссар появился на лестнице и увел всех четверых за собой без единого слова.

К этому часу жильцы возвращались с работы, и так как женщины стояли в вестибюле или в привратницкой, мужчины тоже останавливались там, потом выходили поглазеть на улицу.

Комиссар расставил своих людей: двоих на трамвайной остановке, потому что мсье Гир обычно приходил оттуда, одного чуть в стороне от дома и одного на углу. Машинам он велел отъехать на сотню метров, чтобы не привлекать внимания.

— Прошу вас, — сказал он, вернувшись к подъезду, — не толпитесь здесь, дом должен выглядеть как обычно.

Он ни на кого не смотрел и поднимался по лестнице медленными, тяжелыми шагами. Эмиль в баре на углу пил ром маленькими рюмочками, а иногда подходил к окну и, протерев стекло рукой, прислонялся к нему лбом.

Все ждали одного и того же. Несмотря на дождь, человек десять зевак стояли кучкой на тротуаре. Люди вплотную разглядывали инспекторов в штатском, которых комиссар расставил на улице а те, взбешенные, поворачивались к ним спиной. Даже регулировщик подошел к ним, вскинул руку к своему остроконечному капюшону, подмигнул.