Порт туманов - Сименон Жорж - Страница 18

6. Падение на лестнице

Хозяин гостиницы не обманул, но по меньшей мере преувеличил: господин Гранмэзон не лежал в постели.

Когда, отослав Люка наблюдать за драгой, Мегрэ подходил к нормандской вилле мэра, он заметил за стеклом большого окна силуэт человека в классической позе больного, вынужденного сидеть дома. Черты лица не были видны, но это несомненно был мэр. Еще один человек, разглядеть которого было невозможно, стоял в глубине комнаты.

Мегрэ позвонил. Внутри послышался шум шагов — больше чем нужно, чтобы открыть дверь. Наконец появилась служанка, женщина средних лет, довольно строптивого вида. Должно быть, она безмерно презирала всех посетителей, так как даже не потрудилась поздороваться. Открыв дверь, она поднялась по ступенькам, ведущим в холл. Мегрэ пришлось самому закрывать за собой. Потом она постучала в двустворчатую дверь и исчезла, когда Мегрэ входил в кабинет мэра.

Во всем этом было что-то странное. Вся атмосфера дома казалась ему ненормальной.

Дом был большой, почти новый, построенный в стиле, который часто встречается на побережье. Но учитывая огромное состояние семьи Гранмэзон, владельцев большинства акций Англо-Нормандской компании, можно было бы ожидать и большего богатства. Может быть, их особняк в Кане был более роскошным?

Мегрэ сделал несколько шагов, когда услышал голос:

— Вот и вы, комиссар.

Голос доносился от окна. Господин Гранмэзон сидел в глубине большого кресла, положив ноги на стул. Против света его было плохо видно, но Мегрэ заметил черный шейный платок вместо воротничка. Левую часть лица мэр прикрывал рукой.

— Садитесь.

Мегрэ обошел комнату и уселся наконец прямо напротив судовладельца. Он с трудом скрывал улыбку, настолько неожиданным было зрелище: левая щека мэра, которую рука закрывала не полностью, сильно распухла, губа вздулась. Но больше всего мэр старался прикрыть огромный синяк, черневший вокруг глаза. Все это выглядело бы не так комично, если бы судовладелец не стремился вместе с тем сохранить важность. Он сидел неподвижно и смотрел на Мегрэ с враждебным недоверием.

— Вы пришли сообщить мне о результатах расследования?

— Нет. Вы так любезно приняли меня в прошлый раз вместе с господином из прокуратуры, что я хотел бы поблагодарить вас за прием.

Мегрэ никогда не улыбался иронически. Напротив, чем больше он насмехался, тем более серьезным казалось его лицо.

Он разглядывал кабинет. Стены были увешаны схемами грузовых судов и фотографиями кораблей Англо-Нормандской компании. Мебель не представляла собой ничего особенного: красное дерево хорошего качества, но не более того. На письменном столе лежало несколько папок, письма, телеграммы. Наконец, покрытый лаком пол, на гладкой поверхности которого взгляд комиссара, казалось, останавливался с удовольствием.

— С вами, кажется, что-то приключилось?

Мэр вздохнул, пошевелил ногами и пробурчал:

— Оступился на лестнице.

— Сегодня утром? Как, должно быть, испугалась госпожа Гранмэзон!

— Моя жена к тому моменту уже уехала.

— Действительно, в такую погоду нечего делать у моря!.. Разве только охотиться на уток… Я предполагаю, что госпожа Гранмэзон сейчас в Кане вместе с вашей дочерью?

— Нет, в Париже.

В одежде судовладельца не было ничего изысканного. Темные брюки, халат поверх серой фланелевой рубашки, войлочные домашние туфли.

— А что было внизу лестницы?

— Что вы имеете в виду?

— На что вы упали?

Желчный взгляд. Сухой ответ:

— На пол.

Это была ложь, явная ложь. Такой синяк под глазом не получишь, упав просто на пол. Да и на шее после этого не останется следов удушения! А Мегрэ прекрасно видел всякий раз, когда шейный платок мэра хоть немного сбивался, кровоподтеки, которые от него пытались скрыть.

— Вы, конечно, были один в доме?

— Почему, «конечно»?

— Потому что несчастные случаи всегда происходят, когда некому помочь!

— Служанка уходила за покупками.

— В доме только она?

— Есть еще садовник, но он уехал в Кан в магазины.

— Наверное, вам было очень больно.

Больше всего мэра тревожила серьезность Мегрэ, его участливый, почти проникновенный тон.

Часы показывали половину четвертого. Но уже становилось темно, и комната погружалась в полумрак.

— Вы позволите?

Мегрэ вытащил из кармана трубку.

— Если хотите сигару — они на камине.

Целый штабель коробок с сигарами. На подносе — бутылка старого арманьяка. Высокие двери кабинета из лакированной смолистой сосны.

— Ну, а ваше расследование?

Неопределенный жест Мегрэ. Он старался не смотреть на дверь, ведущую в гостиную; она как-то странно подрагивала.

— Никаких результатов?

— Никаких.

— Хотите мое мнение? Не надо было представлять это дело как нечто сложное.

— Ну разумеется! — процедил Мегрэ. — Что тут сложного! Однажды вечером исчезает человек и в течение месяца не дает о себе знать. Через полтора месяца его находят в Париже, с раскроенным и залатанным черепом, с полной потерей памяти. Его привозят домой, и в ту же ночь он отравлен. Тем временем из Гамбурга на его банковский счет поступает триста тысяч франков. Все просто! Все ясно!

На этот раз, несмотря на добродушный тон комиссара, сомнений у мэра не оставалось.

— Во всяком случае, дело, быть может, проще, нежели вы думаете. И даже допустив, что в нем немало странного, не следовало, я считаю, создавать понапрасну такую тревожную обстановку. Если об этом рассуждать в некоторых кафе, можно слишком сильно смутить головы у тех, кому алкоголь и так затмил рассудок.

Мегрэ чувствовал на себе жесткий инквизиторский взгляд. Мэр говорил медленно, чеканя слова, словно произносил обвинительный акт.

— С другой стороны, полиция ни разу не обратилась за сведениями к компетентным органам власти!.. Я, мэр, ничего не знаю о том, что происходит там, в порту…

— Ваш садовник носит сандали на веревочной подошве?

Мэр быстро взглянул на паркет, где виднелись следы, оставленные на воске. Рисунок веревочной подошвы был четким.

— Откуда я знаю!

— Простите, что прервал вас… Просто в голову пришла одна мысль… Так вы говорите?..