Зверь над державой - Бриз Илья - Страница 68

– Ты, Синельников, хорошо подумал? – Лаврентию Павловичу было не до Крыма. Он со своими многочисленными стройками зашивался. Предстояло за относительно короткое время построить целую атомную индустрию практически с нуля. А ведь одновременно в существующих пока только на секретных картах городах строились новые заводы микроэлектронной промышленности. Один Зеленоград чего стоит!

– А не вижу я сейчас другого варианта быстрого решения проблемы.

Берия посверкал на меня круглыми стеклами своего пенсне.

– Они же там передерутся все!

– Для евреев это будет тренировкой перед отправкой в Палестину, а крымские татары должны получить урок. В следующий раз они хорошо задумаются, прежде чем выступать против законной власти.

– А что ты собираешься делать, когда все евреи уедут?

– Ну, во-первых, не все. Многим, я думаю, климат в Крыму должен понравиться. – Министр внутренних дел скептически хмыкнул, но промолчал. – Плюс к тому времени у нас появится достаточное количество здравомыслящих немцев, которые согласятся перед возвращением в Германию пожить немного не в Сибири, а где-нибудь южнее.

– Хочешь устроить что-то вроде показательного перевоспитания целого народа? – На лице Лаврентия Павловича начало появляться понимание.

– Пуркуа па? Это по-французски. Почему бы и нет? – объяснил я.

Берия улыбнулся:

– Ну, песенку мушкетеров из отличной пародии на Дюма я и без тебя, Синельников, не один раз слышал. Хорошо. Проведем решением ГКО на вечернем совещании. Готовь документы и объясняй своим евреям, что сейчас от них требуется.

– Они не мои, Лаврентий Павлович, – искренне обиделся я, – они наши.

– Ладно, Егор, ты прав. Наши. Тем более, что будут помогать нам решать наши же проблемы.

Что-то маршал сегодня довольно покладист. Реакция на всю полноту власти, что свалилась на него после отлета Хозяина? Интересно. А ведь она ему не нужна, эта бесконтрольная власть. Берия привык проводить линию Сталина. Четкой своей у него никогда не было. Потому-то он сразу после революции и метался из стороны в сторону, пока не прилепился навсегда к Вождю. Именно с большой буквы. Ему нужен лидер. Я, бывший его подчиненный, никак не гожусь на эту роль. Ну, мне-то как раз этого не требуется. А вот что мы будем делать, если со Сталиным что-нибудь случится? С другой стороны, о чем я вообще думаю? В запасе, как минимум, тринадцать лет. Чертова дюжина. Или даже больше, с учетом совершенно другого уровня медицины. Очень надеюсь, что «Холодного лета пятьдесят третьего» здесь не будет…

Даладье продержался на два дня дольше своего британского коллеги. Хотя в отставку не подавал. Полковник де Голль, который вернулся в метрополию в первый же день войны, развил бешеную деятельность. Что самое интересное, основную поддержку он получил со стороны армии. Вероятно, большинство французских генералов просто испугалось перспективы войны с противником, который с такой легкостью воюет на земле и на море против ранее казавшихся такими сильными Германии и Британии. Попытка бомбежки бакинских нефтепромыслов, в которой десятки французских пилотов сложили головы, была мгновенно забыта. Военный антифашистский переворот во Франции прошел на удивление гладко. Патриотически настроенный гарнизон Парижа сразу в полном составе перешел на сторону «Свободной Франции». Даладье и его военный министр маршал Петен были немедленно взяты под стражу. Второе бюро (Второе бюро Генштаба (Deuxieme Bureau) – французская контрразведка) и Сюрте насьональ (Сюрте насьональ (Surete Nationale) – Главное управление национальной безопасности МВД Франции) с большим энтузиазмом занялись арестами коллаборационистов.

Речь де Голля по радио и телевидению была произнесена уже на следующее утро двадцать третьего июня. Первое, что заявил новый лидер La Belle France, – это то, что «Третья Республика» немедленно выходит из состава фашистской коалиции:

«Я, с полным сознанием долга, выступаю от имени всей Франции. Законность власти основывается на тех чувствах, которые она вдохновляет, на ее способности обеспечить национальное единство и преемственность, когда родина в опасности. Вот почему я призываю всех французов объединиться вокруг меня во имя действия, самопожертвования и надежды вернуть былое величие нашей страны».

Потом де Голль говорил о немедленном прекращении любых военных действий против Советского Союза, призывал понять, что колониальная система современного мира устарела и о своей, как руководителя великой державы, поддержке Московской Хартии. Особо полковник подчеркнул, что мир с Советским Союзом – это не сепаратный мир, который Даладье заключил с Гитлером, а равноправный мир двух дружественных народов.

Одновременно дипломаты утрясали последние неясности в договоре о дружбе между нашими странами.

– Мы не будем немедленно объявлять войну членам фашистской коалиции, – сказал полковник, – но о какой-либо поддержке со стороны «Третьей Республики» они могут забыть.

Но в то же время на севере Франции уже готовились аэродромы для трех эскадрилий Ту-4 и двух полков Як-3 для прикрытия ракетоносцев. Готовился первый этап морской блокады Британии. Ла-Манш для англичан скоро станет несудоходным.

А к границе с фашистской Германией начали стягиваться войска, ни в коем случае не пересекая ее.

Маленький госпиталь организовали прямо в помещениях одной из лабораторий НИИ, на котором базировался проект «Зверь». Бригада хирургов из Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, оперативно доставленная вертолетом, работала уже третий час. Викентьев курил почти без перерыва, выкидывая догоревшие почти до фильтра сигареты в настежь открытое окно импровизированной предоперационной. Ребята от него не очень-то и отставали. Ольга с размазанной по лицу тушью вперемешку с неуспевающими высыхать слезами периодически вставала со стула и отбирала сигарету у кого-нибудь из только что закуривших. Каждый раз, как открывалась дверь в операционную, все пытались издали заглянуть в нее. Но бдительная дородная женщина в белом халате, которая прилетела с хирургами на том же вертолете, не давала даже приблизиться к двери. Всем хватало одного только ее взгляда, чтобы тут же вернуться к отведенному им месту у окна. На широком подоконнике были навалены принесенные кем-то из спецназовцев несколько пайков в пластиковой упаковке и пластиковые же бутылки с питьевой водой. Еду никто не тронул, а вот воду через короткие перерывы прямо из горлышка жадно хлебали все.

Когда из открывшейся двери операционной потянулись хирурги с унылыми лицами, на ходу сдирая перчатки, Ольга опять в голос заревела. Викентьев, несмотря на очередной неодобрительный взгляд дородной женщины, резким движением ринулся к первому вышедшему. Судя по всему, он был старшим среди медиков.

– Ну, что?

Хирург молча выдернул из пальцев директора проекта только что прикуренную сигарету, жадно затянулся, выкурил ее буквально в три затяжки и выплюнул тут же на относительно чистый пол предоперационной.

– Ничего хорошего. Судя по осколкам, это была РГД-5. Разрыв был очень близким. Осколки порвали весь кишечник, правое легкое. Один засел в позвоночнике. Трогать там сейчас бессмысленно. Большая кровопотеря, хотя это как раз легко восполнили. Что могли – зашили. Но… В общем, все бессмысленно. С такими травмами не живут даже молодые, а уж он…

– Сколько? – спросил, придвигаясь к хирургу, Дмитрий.

– Что сколько? – удивился уставший – это было хорошо заметно – врач.

– Сколько ему осталось? – повторил вопрос Горин.

Хирург на секунду задумался и тут же ответил:

– Мало. Очень мало. У него хорошее сердце. Только поэтому он еще жив. Но… В общем, часы. Может быть сутки. Но это, увы, вряд ли.

– Юрь Саныч, – Дмитрий решительно повернулся к Викентьеву, – надо десантировать!