Французская мелодия, русский мотив - Скородумова Альбина - Страница 32

Они еще долго сидели в темноте, каждый думая о своем. Постаревший жокей о том, что без «Пристанища Мавра» ему незачем будет жить. И еще о том, что станет с Фабио, когда отсюда придется уехать и свернуть свое маленькое, но такое прибыльное производство…

Адвокат, несмотря на внешнюю невозмутимость, с бешеной скоростью прокручивал в голове все возможные варианты судебных исков, которые могли бы привести к победе в борьбе с Екшинцевыми. И не находил ни одного беспроигрышного.

Первым нарушил молчание Анри:

— Ну, что ты надумал, Алекс? Неужели нет вариантов?

— Цивилизованных — нет, есть только очень специфические варианты давления. На Марьяшу в первую очередь, хотя девчонка не глупа. Если она найдет опытного адвоката, а с ее деньгами это нетрудно сделать, «Пристанище Мавра» придется отдать русским ковбоям.

— А как насчет того, чтобы повоевать, а? Ты ведь Орлов, — провоцировал Анри, который благодаря Порошину прекрасно знал русскую историю, — носитель такой воинственной фамилии. Алексей Орлов, кажется, был на службе у царицы Екатерины и был отчаянным парнем. А ты чем хуже?

— Брось, старик, — вяло парировал адвокат, — меня на эти штучки не поймаешь. Пойдем лучше спать. Да, и не забудь зайти к сыну…

Фабио сидел у монитора компьютера, внимательно вглядываясь в экран. Он не услышал, как подошел отец. И только когда он положил свою теплую руку ему на плечо, юноша тут же прижался к ней щекой:

— Привет, па! У нас что, сегодня гости? По какому случаю?

— По очень печальному.

— ???

— Похоже, нам придется расстаться с «Пристанищем Мавра».

— Ты шутишь, па, — с лица Фабио исчезла улыбка. — Как это расстаться? Нас что, отсюда выгоняет графиня Порошина?

— Графиня уже покоится на кладбище, согласно ее завещанию, «Пристанище Мавра» переходит во владение к неким русским — сыну и отцу. Таким же бедолагам, как и мы с тобой.

И он пересказал сыну все, что узнал от Орлова. Фабио слушал внимательно, поглаживая руками свои неподвижные колени. Анри знал, что сын это делает непроизвольно, в минуты сильного нервного напряжения. Он обожал своего сына, невероятно красивого юношу, с огромными карими глазами, точь-в-точь такими же, как у давно покойной Этель, и очень смышленого… Он автоматически пересказывал ему все, что узнал от Орлова, а сам успокаивал себя: «Мой мальчик что-нибудь придумает, он ведь умница. Он найдет выход из положения, обязательно найдет».

Глава 6

За пять дней пребывания в Тихорецке полной ясности с переездом Екшинцевых во Францию так и не наступило. Порецкий начинал нервничать, что бывало с ним очень редко. Непонятно откуда взявшийся Наблюдатель сумел внести полный разброд и шатание в ряды отъезжающих, и без того не очень сплоченные.

Григорий никак не мог смириться с мыслью, что ему придется бросить все нажитое годами, уехать от родных могил, своего прошлого. Но ради Виталия он готов был пойти на любые испытания.

Марьяшины уверения в том, что она сделает все возможное, чтобы вернуть парню способность нормально ходить по земле, сделали свое дело. Виталий готов был немедленно сорваться с места и идти, бежать, ползти за Марьяшей хоть на край света. А Григорий боялся, вдруг что-то не срастется, не получится. Чего же тогда ждать от жизни? Он сразу определил для себя, что самым здравым во всей компании является Михаил. Видно по всему, что парень надежный, грамотный, но ведь тоже растерялся, когда понял, что за ними кто-то следит. А вдруг это настолько опасно, что может стоить кому-нибудь из его близких жизни?

Не хочется верить, что за всем этим стоит мать Марьяши. Не может же она желать смерти дочери только потому, что не все деньги от огромного наследства достанутся ей?

Григорий никак не мог уснуть. Виталий же, напротив, после приятных хлопот по кухне (а он каждый день кормил всю троицу и отца разными деликатесами) спал как убитый. Симон тоже мирно похрапывал на диване, категорически отказываясь идти на постой в гостиницу. Жаловался на то, что там неудобные постели, но Григорий догадывался, почему он остается на ночь у них — чтобы не мешать Марьяше и Мише.

Скрывают, делают вид, что просто партнеры, а у самих глаза горят, когда смотрят друг на друга. Ничего, пусть порезвятся, как следует, а то у бедной девчонки нервы совсем на пределе. Любовные утехи — лучшее лекарство от стрессов.

Однако Порецкому они не помогали.

Марьяша, мирно посапывавшая на его плече, наверное, видела уже седьмой сон, а он все никак не мог уснуть. Осторожно переложив ее голову на подушку, Миша тихонько вылез из-под одеяла.

В номере было холодно. Он стащил еще одно одеяло с постели Симона, накрыл им сладко спавшую девушку и усмехнулся при мысли о том, что, похоже, влюбился в нее. Именно влюбился, как когда-то давно в Маринку Лопатникову — сестру своего лучшего студенческого друга Сереги.

Она приехала к брату на зимние каникулы из Сигулды, бывшей братской республики Латвии, когда они писали диплом. Серега попросил его сопроводить ее на спектакль, пока он допишет главу диплома по римскому праву. Миша не стал возражать. Девчушка была презабавной — глазастой, веселой, невероятно интересной в общении, несмотря на такой несолидный возраст — семнадцать лет.

За десять дней ее пребывания в Питере Миша просто голову потерял. Чувство было столь сильным, что он решил жениться на ней, как только ей исполнится восемнадцать. Таскался в Сигулду почти каждые выходные, для ее родителей стал самым желанным гостем. Его встречали как родного. Но за неделю до своего совершеннолетия Маринка утонула…

С годами боль утраты притупилась, Миша встречался со многими девушками — замечательными и не очень, красивыми и дурнушками, но никогда ни на одной из них не хотел жениться. Сравнивал с Маринкой. Сравнение было не в их пользу…

С Марьяшей все было по-другому. Сначала он просто стал ей помогать по просьбе своей приятельницы Натальи Истоминой, потом стал по ней скучать, вернее, без нее, пока она была в Париже. А теперь вот, лежа на скрипучей гостиничной койке и сжимая в объятиях ее худенькое тело, слушая почти детское сопение, вдруг понял, что уже не сможет отпустить ее от себя.

Вместе с такими теплыми чувствами его одолевали и совсем другие… Ощущение опасности, которое раньше, бывало, так кружило голову, теперь лишало покоя и сна. Он боялся не за себя — за нее, за чудного паренька Витальку, за битого-перебитого жизнью Григория, к которому успел за короткий срок проникнуться симпатией.

Миша пытался сосредоточиться на фактах, сопоставить их и найти верное решение. Но время шло, а решение не приходило. И все-таки смутные зацепки, как можно вычислить Наблюдателя, были, и завтра с утра он собирался выйти на след этого зверя.

Каринка уже третий час стояла у своего прилавка, но ни один покупатель так и не подошел. Ноябрь неожиданно удивил внезапными морозами, так непривычными для этого времени.

«Непруха, — приплясывая на месте и потирая замерзшие пальцы, думала она, — еще час постою и закроюсь. Ни души на улице». Только она об этом подумала, как увидела, что от привокзальной площади прямо к ней идет высокий крепкий мужчина.

«Хоть и не местный, — вспомнила Каринка, — но где-то я его уже видела. Точно видела, он приехал вместе с девушкой и иностранцем к Екшинцевым».

Мужчина тем временем бодрой походкой подошел к ее прилавку.

— Что, мерзнешь, красавица?

— Уже замерзла. Но для такого покупателя мигом оттаю.

— Вот и славно. Мне хурмы послаще да повкуснее. И скажи, пожалуйста, ты парня на коляске инвалидной не видела с утра?

— Витальку, что ли?

— Его. Он должен был меня здесь дождаться.

— Нет, не было его здесь. Извините, конечно, дело не мое, — Каринка решилась внести ясность в ситуацию вокруг семьи Екшинцевых, — у нас городок маленький, все друг друга знают. Витальку все жалеют. Что это у вас за интерес такой к нему возник? Надеюсь, ничем плохим это не грозит?