Звездный двойник - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 37

Я как раз дошёл до слов:

— Так идёмте же — вместе — под стягами Свободы…

За спиной раздался стон.

— Мистер Бонфорт, что с вами?! Док! ДОК! Скорей сюда!

Мистер Бонфорт тщетно пытался дотянуться до меня своей здоровой рукой. Он хотел сказать что-то, но я не мог разобрать ни слова. Голос, и тело, отказывались служить ему, и даже его железная воля не могла заставить подчиняться слабеющую плоть.

Я подхватил его на руки — дыхание Чейн-Стокса…[39] Вскоре он перестал дышать совсем.

Дэк с Чапеком погрузили тело в лифт. Я им помочь не мог. Родж подошёл ко мне, потрепал по плечу, стараясь успокоить, затем тоже удалился. Пенни ушла вслед за ним. Оставшись в одиночестве, я опять вышел на балкон. Захотелось вдруг подышать свежим воздухом — на балконе он, конечно, был из того же кондиционера, но всё же казался посвежей.

Они убили его. Враги расправились с ним вернее, чем если бы нож в сердце всадили! Несмотря на все наши усилия, они в конце концов дотянулись до него. «Убийство, более чем подлое!»

Я ощущал смерть внутри себя. Потрясение заставило оцепенеть: только что я видел «собственную» смерть; и мёртвый отец вновь стоял перед глазами. Понятно, почему так редко удаётся спасти кого-нибудь из сиамских близнецов. Я был выкачан до отказа.

Не помню, долго ли я так стоял. К жизни меня вернул оклик Роджа:

— Шеф?

Я резко обернулся:

— Родж! Не зовите меня так больше! Ну, пожалуйста…

— Шеф, — настаивал он, — вы ведь знаете, что нужно делать, верно?

Закружилась голова. Лицо его расплывалось, словно в тумане. Я не знал, что нужно делать! Я не хотел этого знать!

— О чём вы?

— Шеф, человек умер, но представление продолжается! Вы не можете вот так спокойно уйти!

Бешено стучало в висках. Комната плыла перед глазами. Казалось, он раскачивается — ближе-дальше — ближе-дальше… Голос его давил, точно ветер:

— …отнять у него последний шанс окончить начатое! Вы должны сделать это ради него! Вы дадите ему вторую жизнь!

Я затряс головой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями:

— Родж, вы сами не понимаете, что несёте! Это нелепо! Смешно! Я не политик, я всего лишь актёр — до мозга костей! Я умею строить рожи и потешать публику — больше я ни на что не годен!

Я ужаснулся, осознав, что говорю его голосом. Родж, не отрываясь, смотрел на меня:

— По-моему, вы до сих пор великолепно справлялись.

Я старался говорить собственным голосом и обрести контроль над ситуацией:

— Родж, сейчас вы расстроены. Успокойтесь — ведь потом сами над собой посмеётесь! Верно — что б ни случилось, играй до конца. Но не в такую игру! Почему бы вам самому не принять эстафету? Выборы — за вами, и большинство в парламенте — тоже! Так занимайте кабинет и претворяйте его программу в жизнь! Чего вам ещё?

Не отрывая взгляда от меня, Родж печально покачал головой:

— Я так и поступил бы, если б мог, всё — именно, как вы говорите. Но я не смогу, шеф. Вы же помните, какая грызня поднималась на заседаниях исполнительного комитета. Только вы держали их в узде! Вся коалиция держится на силе духа и авторитете одного человека! И если вы просто отмахнётесь сейчас — всё, ради чего он жил, ради чего умер, — пойдёт прахом!

Возразить было нечего. Вероятнее всего, Родж прав; я за последние полтора месяца начал разбираться во всех этих пружинах и шестернях.

— Родж, хотя бы и так, но вы просите невозможного! Мы не провалились до сих пор только потому, что меня к каждому выходу готовили слишком тщательно. И то — чуть не поймали! А тянуть это неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, если я вас правильно понял… Это нереально! Я просто не выдержу! Не могу!

— Можете!

Он, наклонившись ко мне, продолжал напористо:

— Мы всё обдумали и возможные трудности представляем не хуже вас. Но мы дадим вам возможность врасти в него целиком! Для начала две недели — да что — две, месяц в космосе — если хотите! Дневники, записные книжки, школьные тетради наконец — вы им насквозь пропитаетесь! И не забывайте: с вами — мы!

Я молчал. Он продолжал:

— Послушайте, шеф, вы же прекрасно знаете: политик — вовсе не один человек, он — команда, сплотившаяся вокруг него, его убеждений и целей! Наша команда теперь без капитана, но сама-то она осталась! Просто нужен новый капитан!

С балкона шагнул в комнату Чапек. Когда он успел вернуться, я не заметил.

— Вы, док, я так понимаю, тоже «за»?

— Да.

— Вы просто обязаны, — добавил Родж. Чапек тихо проговорил:

— Я бы не стал так говорить… Но, надеюсь, вы сами придёте к этому. А, чёрт побери, не хочу лезть к вам в душу… Я верю в свободу воли. Понимаю, странно, конечно, слышать из уст медика столь легковесный довод…

Он обратился к Клифтону:

— Лучше нам уйти пока, Родж. Он всё понимает, так пусть решает сам.

Однако побыть в одиночестве мне не удалось — стоило им уйти, явился Дэк. Спасибо, хоть он не стал называть меня шефом.

— Привет, Дэк.

— Привет, привет…

Некоторое время он молча курил и глазел на звёзды. Затем отвернулся от балкона:

— Старичок, мы с тобой на пару сработали кое-что. Теперь я знаю, чего ты стоишь, и так скажу: если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, лишняя пара кулаков, или ствол — только свистни! Помогу всем, чем только можно, и безо всяких вопросов! Захочешь уйти сейчас — ни слова в упрёк не скажу, и даже не подумаю удерживать. Ты идеально всё провернул!

— Спасибо, Дэк.

— Ещё словечко — и я испаряюсь. Пойми только: если ты решишь сейчас, что не в силах работать дальше, — те скоты, что устроили ему ту проклятую промывку мозгов, — выиграли! Выиграли, несмотря ни на что!

Он ушёл.

Мозг мой был готов разорваться под напором самых противоречивых мыслей. Мне вдруг стало ужасно жаль себя: это нечестно, в конце концов! У меня — своя жизнь! Я ещё в самом расцвете сил, сколько театральных успехов ждёт меня! Ну, справедливо ли требовать, чтобы я похоронил самого себя, долгие годы играя в жизнь другого? Меня забудет публика, забудут агенты и продюсеры — словно я и вправду умру!

Это непорядочно. Они просят слишком многого.

Успокоившись малость, я решил не думать пока об этом. Земля-матушка, неизменно прекрасная, по-прежнему сияла в небе. Что-то там кроты поделывают в ночь после выборов? Марс, Венеру и Юпитер — точно для просушки развесили на верёвочке Зодиака. Ганимеда, конечно, видно не было, как и далёкого Плутона с его маленькой, одинокой колонией…

«Миры надежд» — называл их Бонфорт.

Но Бонфорт умер. Ушёл от нас. Эти скоты отняли у него право, данное каждому из нас самой Природой, — и вот он мёртв, задолго да назначенного срока.

И меня просят воссоздать его, подарить ему вторую жизнь…

Способен ли я на это? Смогу ли дорасти до его уровня? Чего он сам ждал бы сейчас от меня? И как поступил бы, окажись на моём месте?

Пока продолжалась кампания, я не раз задавал себе вопрос: «А что сделал бы Бонфорт?..»

Кто-то вошёл. Оглянувшись, я увидел Пенни.

— Теперь вас послали? Уговаривать послали, да?

— Нет.

Добавить к этому она ничего не захотела, да и от меня, похоже, ничего не ждала… Мы даже не смотрели друг на друга. Молчание затягивалось и наконец я решился:

— Пенни! А если я попробую — ты мне поможешь?

— Да! Конечно, шеф, я помогу!

— Тогда я попробую.

Неловко как-то прозвучало….

Я написал всё это ещё двадцать пять лет назад — слишком уж ошеломлён был тем, что произошло. Изложил всё, как было, и свою персону возвеличить ничуть не старался: писал лишь для себя, да ещё — доктора Чапека. Чудно сейчас, через четверть века, читать эти сентиментальные, немного наивные строки — я был тогда почти юношей. Отлично помню этого молодого человека, хотя с трудом могу представить, что он — и есть я. Жена моя, Пенелопа, заявляет, что помнит его гораздо лучше — ведь больше она никогда никого не любила… Время своё берёт.

39

…дыхание Чейн-Стокса. — Впервые этот симптом был описан шотландским врачом Джоном Чейном (ум. в 1836) и ирландским медикам Уильямом Стоксом (ум. в 1878). Оба они наблюдали у пациентов с сердечными или мозговыми заболеваниями циклическое дыхание — сперва постепенно учащающееся, а потом резко спадающее и даже прекращающееся на срок от пяти до пятидесяти секунд.