Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г. - Томан Николай Владимирович - Страница 46

— Надеюсь также, что никаких звукозаписывающих устройств у вас нет? Об этом вы ведь должны были поставить меня в известность в соответствии со статьей сто сорок первой все того же кодекса.

— Можете не беспокоиться, таких устройств у меня с собой нет, — невольно улыбнулась Татьяна.

— Я и не беспокоюсь. Просто при наличии таковых дополнительного разговора у нас бы не состоялось. Зачем, скажите вы мне, пожалуйста, с вашими-то внешними данными понадобилось вам в милицейские инспектора? Вам надо бы в театр, там бы такую даже безо всякого таланта приняли, и зрители бы за это режиссера не осудили. Не часто ведь такую красавицу не то что на сцене, но и в кино доводится увидеть.

Нужно было бы закончить с ним на этом разговор, но Татьяна спокойно спросила:

— Ну, а если у меня талант именно оперативного работника милиции и полное отсутствие артистического?

— Не обижайтесь, пожалуйста, — ухмыльнулся Грачев, — что-то я этого не заметил. Но даже если и есть, на кой вам черт все это? Не дамская ведь работа. Если Глафиру Бурляеву действительно не супруг изувечил, а еще какой-то тип, которого будто бы и я, и сам Бурляев до смерти боимся, то, узнав, что вы им заинтересовались, может же он и вас?… И тогда вся ваша красота…

— Если вы со мной об этом только хотели поговорить, — резко оборвала его Татьяна, — то будем считать беседу нашу законченной.

— Кстати, и на работу пора Бувайте здоровеньки, гражданин старший инспектор! Желаю вам удачи в нелегкой вашей работе. Боюсь только, что вы еще пожалеете, что не послушались моего совета.

6

Дня через два после встречи с Татьяной Груниной Олега Рудакова вызывает к себе начальник цеха:

— Мастер ваш, Балашов, заболел и, видимо, надолго. Вчера вечером отвезли в больницу.

— Опять радикулит? — спрашивает Олег, уже догадываясь, чем завершится этот разговор.

— Опять.

— А мне, значит, снова за него?…

— Снова.

Начальник немногословен, в отличие от заболевшего мастера. Да и чего зря говорить, когда и без того все ясно.

— Так ведь у меня своя работа, Илья Ильич, — делает робкую попытку отбиться от заместительства Олег. — Я новое приспособление налаживаю…

— Можете вы это кому-нибудь другому поручить?

Пока Рудаков размышляет, кому бы можно было доверить начатую им наладку сложного контрольно-проверочного приспособления собственной конструкции, начальник заключает разговор:

— В крайнем случае будете не замещать, а совмещать. И вот еще что: Балашов дал пробную работу новому инструментальщику. Понаблюдайте за ним.

— Ясно, Илья Ильич. Не такой он, кстати, новый для нас. Работал тут до того, как в тюрьму угодил.

— Да, но прежде по четвертому разряду, а теперь претендует на пятый.

— Вот мы и посмотрим, как его там подучили, — усмехается Рудаков.

— Только не очень придирайтесь.

— Потребую лишь то, что положено, но безо всяких поблажек.

— Ну это само собой…

Рудаков встретился с Грачевым еще накануне. Посмотрел на него с равнодушным видом, кивнул небрежно и прошел мимо. Но Грачев сам его остановил.

— Делаешь вид, будто не узнал меня, Рудаков? Презираешь, наверное?

— Зачем же презирать? Не вижу для этого оснований. Но и в восторг не прихожу — ты ведь не с войны и даже не с военной службы вернулся.

— Я свой грех нелегким трудом искупил, — укоризненно промолвил Грачев. — И не только лиха там хватил, но и уму-разуму набрался.

— Это мы еще посмотрим, набрался ты там ума или не набрался, — спокойно отозвался Рудаков.

Сегодня Олег уже по-другому присматривается к Грачеву. Павел склонился над чугунной разметочной плитой, на которой вчера еще установил тщательно зачищенную заготовку с окрашенной медным купоросом поверхностью. Пока успел нанести на нее только базовые и координатные линии с помощью штангенрейсмуса.

— Чего смотришь? — оборачивается он к Рудакову. — Может, в свою бригаду хочешь взять?

— На это пока не рассчитывай. А смотрю потому, что мастер заболел и начальник цеха велел мне принять от тебя пробную работу. Что-то не вижу, однако, чтобы дело у тебя спорилось. В чем загвоздка?

— А у вас вся разметка вручную?

— Что значит — у вас? Ты что, в гости к нам пришел или на постоянную работу? Похоже, что ты не утруждал себя в колонии графическими построениями и математическими расчетами, делал все без разметки, с помощью разных шаблонов?

— Как же можно совсем без разметки? Но у нас были и счетно-решающие приспособления, которые ускоряли…

— Это и у нас имеется, однако пользуются ими не при определении разряда. Сам знаешь, разметка требует высокой квалификации и математических познаний, вот и покажи, на что способен. Разметь углы не с помощью угломеров и угломерных плиток, а обыкновенной чертилкой и штангенциркулем. Метод, каким это делается, называется, как ты и сам должен бы знать, тригонометрическим построением через функции углов тангенс альфа и синус альфа. Способ этот, между прочим, самый надежный. Какое, кстати, у тебя образование?

— Десять классов.

— А ушел от нас с восьмиклассным? Выходит, что тебя там не только лекальному делу, но и грамоте обучили.

Рудакову очень хочется добавить: «А вот сделали ли человеком?» Но он пересиливает себя и заключает разговор:

— Вот и давай вкалывай по всем правилам лекальной науки. Наши инструментальщики не намного грамотней тебя, но все владеют методом тригонометрического построения. К тому же это всего лишь плоскостная разметка, а нам приходится делать еще и пространственную. Она посложнее.

— Так вы же в институтах учитесь…

— Я учусь в гуманитарном, а там этому не обучают. К сожалению, лучший наш лекальщик Ямщиков пока вообще нигде не учится.

— Да неужели? — удивляется Грачев, уже успевший познакомиться с Анатолием. — А я его за профессора принял. Думал, не иначе как на последнем курсе какого-нибудь станкоинструментального…

— Он у нас сам до всего доходит. Вундеркинд. Ну, давай трудись, время идет…

«Видать, серьезный малый, — невесело думает Грачев, провожая уходящего Рудакова недобрым взглядом. — С таким нелегко будет поладить…»

Похоже, что и разметку не удастся сделать так скоро, как думал. Нужно еще вспомнить, как это делается без специальных приспособлений. А тут, как назло, не выходит у него из головы вчерашний разговор с сестренкой. Совсем уже взрослой стала. На днях аттестат зрелости получит.

— Ну и куда же ты после школы? — спросил он ее.

— В институт мне не сдать, — тяжело вздохнула Марина. — Десятилетку и то с трудом кончила. Может быть, и не осилила бы, если бы не сердобольность учителей. Сиротой ведь меня считают. Я и в самом деле сирота. Старенькая бабушка не в счет, а ты и подавно…

— Да и нечего тебе в институт, — попытался подбодрить сестру старший брат. — И без тебя образованных хватает. Ты лучше на какие-нибудь курсы продавцов. Есть, говорят, даже трехмесячные для тех, кто со средним образованием.

— Такая работа не по мне! — отрезала девушка.

— Ну и дуреха, — беззлобно обругал ее Грачев. Он не был сентиментален, но по-своему любил сестру, оставшуюся на его руках совсем ребенком после смерти родителей. — Устроилась бы в какой-нибудь универмаг, всегда бы в модном ходила.

— Чтобы потом ты со своим Лехой заставили меня какими-нибудь аферами заниматься? — зло глянула на него Марина. — Думаешь, я все еще маленькая и ничего не понимаю? Сам у Лехи этого в лапах, так и меня хочешь?…

— Да ты что?… — повысил было голос Грачев.

Но Марина не дала ему продолжать:

— Сам же рассказывал, будто это он тебя крестики изготовлять надоумил. Знаю и то, что обирал он тебя. Слышала раз, как ты схватился с ним из-за этого. Поздней ночью это было, и вы думали, я сплю. А я проснулась, потому что вы, нажравшись водки, чуть ли не на весь дом орали. Надо бы тебе тогда дать ему по морде и вышвырнуть из нашей комнаты, а ты вдруг хвост поджал. Что он, сильнее тебя, что ли? Вон ты какой здоровенный! Я ведь самым сильным тебя всегда считала…