На росстанях - Колас Якуб Михайлович - Страница 148

— Вы не только учите, но и воспитываете их, — дружелюбно сказал он Лобановичу и уже сам, по своей доброй воле, набавил еще три рубля за уроки.

Одним словом, материальные дела Лобановича кое-как наладились. Правда, и работы хватало. Редакторы приказали ему вести в газете отдел, посвященный Государственной думе. Из всех речей депутатов думы он выбирал все наиболее интересное и наиболее прогрессивное и лишь мимоходом упоминал о выступлениях правых и реакционных депутатов, чтобы не бросалась в глаза царским чиновникам тенденциозность газеты. Время от времени можно было также дать и свою оценку речей разных Марковых и подобных им черносотенных зубров. С работой своей Лобанович справлялся. За это редакторы оплачивали его обеды у матери Стася Гуляшека. В веселую минуту Лобанович слагал песни о том, как бесприютная голытьба разрушит царский трон, сбросит царя, а из его позолоченной порфиры сошьет себе штаны.

Но ничто не вечно под ясным месяцем. Не думал Лобанович, что его виленскому благополучию придет неожиданный конец. Однажды ночью, когда город угомонился, а Лобанович сладко спал в своем "корыте" и видел сны, вдруг раздался стук в дверь редакции. Лобанович проснулся, прислушался — в дверь застучали еще сильнее. Не было сомнения, что кулак был здоровенный, а его обладатель человек опытный по части стука в дверь поздней ночной порой.

Лобанович натянул штаны, набросил на плечи пиджак и под барабанный бой кулака босиком подошел к двери.

— Кто там? — упавшим голосом спросил он.

— Открывай! — послышался властный окрик.

— Я не знаю, кому открывать, — может, вы какие-нибудь грабители.

— Открывай, говорят тебе! Не грабители, а полиция!

В голове Лобановича мелькнула мысль: "Что лучше, грабители или полиция?" Он отпер дверь, а сам отступил в сторонку. В редакцию вошли жандармский вахмистр с фонарем в руках, за ним три городовых, человек в штатском и жандармский ротмистр. Он осветил фонариком лицо Лобановича.

— Ты что здесь делаешь? — грозно спросил ротмистр.

— Служу, — ответил Лобанович.

— Паспорт есть?

— Вот он.

Ротмистр перелистал паспорт, а затем взглянул на Лобановича и уже более человеческим тоном проговорил:

— Где ваши вещи?

Лобанович открыл свой убогий чемоданчик, в котором лежали запасная пара белья, легонькие носки, несколько писем и исписанных листов бумаги. Жандармский ротмистр все это пересмотрел, вахмистр с городовыми пошныряли по углам редакции, — ничего не нашли. Ротмистр забрал письма и несколько переписанных от руки стихотворений. Все это он записал в протокол. Когда обыск был окончен, ротмистр строго сказал Лобановичу:

— Если вы в трехдневный срок не выедете сами, то я вас арестую и отправлю этапом к месту вашего жительства.

Ротмистр повернулся и направился к двери. За ним вышла и вся его капелла.

XXIV

Пришли, понюхали, побрехали и исчезли… Хорошо, что хоть так обошлось. И все же хлопот наделали много.

Спать Лобанович уже не мог. Неожиданный визит жандармов и городовых разрушил все его планы. Три дня! За это время нужно ликвидировать все дела. Во-первых, сообщить обер-кондуктору, чтобы он искал для своих сыновей другого "директора", и проститься с его домом. Во-вторых, зайти к редакторам, — может, они чем-нибудь помогут. Хотя надеяться на их поддержку — пустое дело. Прав был Бовдей, когда говорил, что в Краков земляк его поедет, когда укусит свой локоть. Так пусть хоть поклон передадут своему Кракову. Но что предпринять, как расчистить себе путь к возвращению в Вильну? И тут неожиданно решил — использовать орган виленского генерал-губернатора "Виленский вестник" и с помощью этой газеты устранить препятствия, вставшие на его пути. А для этого надо навестить редакцию, да не с пустыми руками. Лобанович сел за стол и начал писать небольшой рассказ, очень умеренный, не было в нем революционности, но он не имел и ничего общего с творчеством реакционно-шовинистических писак. К десяти часам утра работа была окончена. Рассказ понравился автору, он подписался "Иван Торба".

Захватив рукопись, Лобанович направился в редакцию "Виленского вестника", которая помещалась в шикарном доме, в просторных и богато обставленных комнатах.

Редактора еще не было. Лобановича принял секретарь редакции, молодой, белесый, прилизанный человек.

— Садитесь! — показал он на кресло и вопросительно взглянул на посетителя.

— Прошу простить меня за ранний визит, — почтительно обратился к нему Лобанович. — Я еду в провинцию. Мне хочется быть корреспондентом и вообще сотрудником вашей газеты. Для начала принес вам небольшой рассказ.

Секретарь просмотрел рукопись, взглянул на подпись.

— Это ваша настоящая фамилия? — спросил ?н.

— Нет, это мой псевдоним.

— Здорово звучит, — усмехнулся секретарь и добавил: — Ваш рассказ мне нравится. В очередном номере газеты будет помещен, только напишите вашу настоящую фамилию и адрес. Еще чем могу служить?

— Мне хотелось бы, — проговорил обрадованный Лобанович, — иметь какой-нибудь документ, скажем, корреспондентский билет, в котором значилось бы, что я сотрудник или корреспондент "Виленского вестника". Это помогло бы мне стать более полезным для газеты сотрудником.

— Это можно, — согласился секретарь.

Минут через пять Лобанович держал в руках аккуратно написанный на хорошей, твердой бумаге, с отчетливой печатью корреспондентский билет от "Виленского вестника". Эта удача окрылила Лобановича, но он сам еще не осознал в должной степени ее значения.

Редакторы сделали вид, будто огорчены вынужденным отъездом Лобановича. Они сочувственно покачивали головами, выражали сожаление.

— А если бы вместо выезда на местожительство взять да махнуть в Краков? — со скрытой насмешкой спросил Лобанович Стефана и Власюка.

Стефан виновато опустил глаза, а Власюк отвел их в сторону.

— Время еще не пришло, — проговорил Стефан.

Помолчав, он добавил, положив руку на плечо Лобановичу:

— Не теряйте надежды!

Власюк повернул лицо к Лобановичу и дал такой совет:

— Вот что, дядька Андрей, зайдите в Менске к адвокату Семипалову. Он свой человек и может посоветовать вам что-нибудь хорошее. На то он и адвокат… Что?

Власюка поддержал и Стефан. Они дали Лобановичу письмо на имя адвоката.

— Когда же вы рассчитываете выехать из Вильны? — поинтересовался Стефан.

— Чем скорей, тем лучше. Может, даже сегодня вечером. Допустить, чтобы жандармы повезли как арестанта, не очень приятная вещь… А впрочем, может, таким способом добираться домой выгоднее: дорога ничего не будет стоить, — сказал Лобанович с горькой усмешкой.

— На дорогу мы вам кое-что подбросим, — успокоил Лобановича Стефан.

Лобанович даже не поделился с редакторами своей удачей. Зачем? Он твердо решил выехать из Вильны в тот же день. Сборы небольшие. Зайти же к своим ученикам, сообщить обо всем и проститься времени хватит.

Обер-кондуктор и доброжелательная Мальвина Казимировна искренне пожалели, что их дети остаются без "директора". Да и сами ученики опечалились — они привыкли к своему учителю. Обер-кондуктор добросовестно рассчитался с Лобановичем с надбавкой трех рублей к пятнадцати. А на прощание сказал:

— Если бы вы поехали по Полесской железной дороге, то до Баранович я довез бы вас бесплатно. — Лобанович поблагодарил, ехать на Барановичи ему не с руки.

Простился он также и со Стасем Гуляшеком. Затем зашел в свой курятник, где стояло "корыто", остановился возле него. "Эх, корыто мое, корыто! — мысленно сказал Лобанович. — Лелеяло ты мои мечты о Кракове, но им не суждено осуществиться". Он взял свой чемоданчик и пешком двинулся на вокзал.

Поезд из Вильны в Менск шел не более шести часов. На восходе солнца Лобанович выходил из вагона в Менске. Сухая и не по времени холодная погода сменилась теплыми ночами и жаркими днями. С вокзала, по пути в город, Лобанович зашел к бывшему своему другу Болотичу, с которым он дружил в семинарии и который работал теперь учителем в школе слепых. Болотич держался старых правил поведения, с пути "благонадежного" человека не соступал и революции не сочувствовал, но старого приятеля встретил приветливо, гостеприимно, хотя и шутил по поводу его неудачного участия в революции.