На росстанях - Колас Якуб Михайлович - Страница 48

— Руки коротки!

Тогда сам Тарас Иванович пришел ей на помощь. Не надеясь догнать изворотливого полешука, он подкрался сзади, навалился всем своим семипудовым телом на Лобановича и сжал его железными руками. Рванулся бедный парень, но вырваться не смог. Тамара Алексеевна с растрепанными волосами подбежала и хотела уже как следует взять его за уши. Но у Лобановича руки наполовину были свободны, и он схватил молодую учительницу за руки. Вырываясь, Тамара Алексеевна разорвала батистовый рукав.

— Гадкий вы! — сказала она и побежала к Ольге Степановне зашивать блузку.

В то время когда совершался обряд "языческой веры", люди серьезные и солидные, такие, как Скоромный, старшина и дьячок Помахайлик, приводили в порядок принесенные Еселем карты, отбрасывали ненужные, начиная с двоек и кончая шестерками, и проверяли, все ли карты в колодах. Когда шум затих, они вылезли из-за ученических парт, за которыми сидели, и подошли к столу.

— Ну, — сказал Помахайлик, — приступим к богослужению.

— Кто закладывает банк? — спросил сиделец.

Никто первым не назвался. Таков уж был обычай в Панямони. Сначала немного торговались, делали вид, что никому играть в карты не хочется, а кое-кто прямо говорил, что денег нет. Кончали же тем, что тянули карты. У кого оказывалась старшая масть, тот и становился банкометом.

Держать банк выпало Базылю Трайчанскому. Медленно сел он на самое удобное место за столом, обвел взглядом всю компанию, кивнув головой направо и налево, положил на стол два рубля "банка" и начал сдавать карты, спрашивая, сколько кто берет карт. Потом взял другую колоду, долго тасовал ее на все стороны и всеми способами и дал одному из партнеров снять. Снимать нужно было осторожненько, чтобы, сохрани боже, кто-нибудь не подсмотрел карту. С торжественным видом Базыль выложил на стол две карты первого ряда. Они не оплачивались и заменялись другими. Затем банкомет потребовал от партнеров плату. Платили, кто сколько назначал: пятнадцать, двадцать, десять, сорок копеек, в зависимости от величины банка. Банкомет должен выложить пять рядов карт; в четырех рядах было по две карты, а в пятом — одна. Кто брал во втором ряду, тот получал из банка вдвое больше своей ставки, в третьем — втрое и т. д. В девятом ряду выкладывалась только одна карта, и если чья-нибудь карта брала в этом ряду, тот получал в девять раз больше своей ставки. Эта игра называлась тефталем, или девятым валом, и была в почете среди панямонских интеллигентов.

Когда на столе зазвенели гривенники, пятиалтынные, двугривенные и полтинники, Садович тихо сказал Лобановичу:

— Давай, брат, попробуем. А ну!

Лобанович впервые видел такую торжественную, такую важную игру. Соблазнительно было выиграть, да и самый процесс игры был интересен, в особенности когда кто-нибудь из игроков брал "девятый вал".

— Черт его знает. — В тоне ответа Лобановича чувствовалось желание попытать счастья.

Лобановичу вспомнилось Полесье, Тельшино. Как бы из мрака глянули на него глаза Ядвиси, и острая боль кольнула сердце. Печаль, обида отозвались в нем. Где-то в подсознании предостерегающий голос, казалось, говорил, как неразумно, как гадко тратить свое время на такие забавы. А лица партнеров, искаженные жадностью, усиливали тяжелое чувство.

Садович подошел к столу, взял у банкомета три карты и вынул из кармана свой тощенький кошелек. А Лобанович некоторое время стоял в сторонке, отдавшись своим мыслям о том, что так сильно жило еще в его сердце.

Банкомет только что намеревался выложить платный ряд, как в комнату вошла Тамара Алексеевна. Она уже зашила рукав и привела в порядок прическу. На губах у нее по-прежнему цвела очаровательная улыбка.

— Тамара Алексеевна, не угодно ли вам карточку? — спросил банкомет.

Тамара Алексеевна издалека протянула руку.

— Пару!

Ей тотчас же дали место за столом, и она уселась возле счастливого Садовича. Заплатила деньги, закурила папиросу. Лобанович хотел подойти к ней и попросить прощения. Но она даже не подняла на него глаз, тихонько переговаривалась с Садовичем и порой смеялась коротким смехом.

Не играл в карты и Зязульский. Он сначала сидел поодаль и пыхтел цигаркой, скрученной из махорки. А чтобы махорочный дым не бил в интеллигентские носы, он разгонял его рукой, так как обладатели этих носов обычно заявляли протест. Вот и теперь Тарас Иванович, фыркнув, проговорил, глядя в сторону Зязульского:

— Эй ты, папаша-двустволка! Опять зачадил!

Зязульский швырнул свою соску-цигарку. Она упала в углу на парту и, как ракета, брызнула искрами.

— Ты школу спалишь! — снова набросился на него Широкий.

Зязульский затоптал окурок, подошел и столу и остановился за спинами игроков. Когда банкомет начал класть карты в ряды, на мгновение стало тихо как в могиле.

Во втором ряду не вышла ничья карта.

— Мост кладет! [Класть мост — не дать платной карты] — сказал, Найдус и глянул на неверную Тамару Алексеевну.

— Для банка это недобрый знак, — отозвался Базыль.

— Есть! — крикнул Коренчик и выбросил на стол червонного валета.

— Вернул свою ставку, — отозвался Садович и также выбросил карту.

Банкомет приготовился выкладывать четвертый ряд. Напряжение игроков увеличилось.

— Моя! — сказала Тамара Алексеевна и засмеялась.

Банкомет заплатил деньги и положил вторую карту четвертого ряда.

— Моя! — еще громче заявила Тамара Алексеевна.

Раздались шумные одобрительные возгласы.

— Ей в любви и в картах везет, — грустно сказал Найдус.

— Ну, ты так даешь, что сейчас игрока потеряешь. Давай девятый ряд! — загремел Тарас Иванович.

Напряжение еще более возросло.

Базыль осторожно подвинул вниз девятую карту, взглянул на ее край, вздохнул, кивнул головой направо и налево, чтобы узнать, чья берет девятый ряд. Приятно улыбнувшись, он ткнул пальцем в карты Садовича.

— Старик! — крикнул Садович. — Девяносто копеек заработал!

Тарас Иванович с шумом швырнул на стол карты.

— Продул шестьдесят копеек, — признался Помахайлик.

— Скупой ты, Базыль, человек, — фыркнул сиделец.

— У него и снега на святках не получишь, — с укором проговорил Широкий.

— Не по-соседски поступаешь, Базыль, — упрекнул его и старшина.

Тамара Алексеевна и Садович похвалили банкомета:

— Молодец, Базыль!

— Для вас всегда готов! — отозвался с приятной улыбкой Базыль. Банк удвоился. Банкомет снова начал тасовать карты.

— Вот везет, как некрещеному: с первой сдачи банк удвоил! — с завистью проговорил Помахайлик.

Игроки тем временем снова полезли в карманы.

— Что же ты, милочка, так сидишь? — спросил Зязульский Лобановича. — Возьми карточку. По пятачку. Много не проиграешь и не выиграешь, а время проведешь приятно… Дай папиросу.

Лобанович и сам порывался присоединиться к играющим. — очень было соблазнительно и интересно.

— Дай нам пару карточек, — сказал Зязульский банкомету.

— Пожалуйста.

— Хорошие карты! — шепнул Зязульский, взглянув на бубновую девятку и крестового короля. Он принял самое живое участие в новой роли Лобановича. — Поставь на девятку десять копеек, а на короля пять… Стой, я еще примажу пять копеек на девятку. — Зязульский пошарил в карманах и вытащил медяк. — Ставь смело!

Игроки все больше входили в азарт. В банке было довольно много денег. Кто проиграл, тому хотелось отыграться и еще заработать, а кто выиграл, тому хотелось выигрыш свой увеличить. И деньги громче и чаще звенели на столе, плывя в банк.

Коренчик ворожил на пальцах: валет — семерка, валет — семерка. И старался попасть пальцем в палец, разводя руки в стороны и делая ими несколько вращательных движений. И когда выходило, что пальцы сталкивались при слове "валет", то на валета и ставилось больше.

У Помахайлика был другой способ ворожбы. Он клал карты ровненько на край стола и ударял по ним ладонью; та карта, которая отлетала дальше, ценилась выше.