Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г. - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 84

84

Вынув из-за пояса свирель, пастушок присел и, не отрывая глаз от входа в «овечий хлев», заиграл знакомые Чернухе мелодии. Вскоре ее голова высунулась из черного зева пещеры, а вслед за нею показались и изогнутые рога. Наконец все овцы вышли на тропинку.

Асо поднялся, тихонько пошел им навстречу и, не доходя, поставил горшок с водой на лежавший Посреди тропинки плоский камень.

Барашек и овечка испугались и, скрывшись за выступом скалы, с тревогой поглядывали оттуда на Асо. А Чернуха застыла…

Асо вернулся к костру и снова взял в руки послушную свирель.

Крутые завитки дыма, поднимавшегося от костра, и мягкие звуки пастушьей свирели с неотразимой силой притягивали овцу. Она словно окаменела, услышав звуки, какими овец сзывают на водопой. Затем по телу пробежала легкая дрожь — вероятно, вспомнилось, как вместе с огромным стадом спускалась она по горе вниз к ручью, сладко журчащему в ущелье.

«Ах, как хотелось ей пить! А свирель звала, звала… И под заманчивые звуки овца медленно, робко приближалась к воде.

Дойдя до горшка, Чернуха осторожно протянула к нему губы, но, точно испугавшись чего-то, отпрянула. Потом снова подошла и, убедившись, что ничто ей не грозит, прильнула к прохладной, прозрачной воде.

Жадно, досыта напившись, она обернулась и заблеяла — должно быть, звала детей. Впрочем, незачем было звать их. Старший уже сам подходил к матери, боязливо оглядываясь, каждое, мгновение готовый к бегству. Однако в последний момент он струсил. А маленькая овечка так и оставалась в своем укрытии.

Асо встал и начал медленно подходить к Чернухе, протянув вперед руку. «Прру, прру, прру», — издавал он губами звук, знакомый домашним овцам. Звук этот говорил о том, что в ладони пастуха есть соль — любимое овечье лакомство. Но соль не соблазняла Чернуху. Она каждый день получала ее вместе с родниковой водой и с течением времени утратила рефлексы, связанные с солью у всех травоядных.

Целый день просидел Асо у костра. Целый день пела его свирель, пел и сам Асо, говорил сам с собою. Так, постепенно, он приучил животных к своему присутствию, голосу, укрепил в них веру в безопасность. Они убедились в мирных побуждениях этого двуногого существа, в том, что от него им не будет никакого вреда.

Тем не менее опыт, вынесенный из суровой борьбы за существование, требовал от них осторожности и бдительности. Кто знает, какие предательские замыслы таятся за сладкими мелодиями волшебной свирели.

Под вечер Асо с пустим горшком в руках возвращался домой. По пути он решил осмотреть террасы и ущелья и, бродя по ним, в одном открытом солнцу месте наткнулся на густые заросли какой-то колосистой травы.

Растерев траву в ладонях, мальчик увидел какие-то синеватого цвета длинные, тоненькие и остроконечные зерна. Разжевав их, Асо что было сил закричал:

— Ашот, Гагик, сюда скорее. Пшеницу нашел, пшеницу!

Известие всполошило обитателей пещеры. Пшеница? Она была их мечтой. Ведь для человека, привыкшего к хлебу, не может быть ничего тяжелее одной только мясной пищи. «Мы стали настоящими эскимосами», — не раз говорил Ашот. Он хотел сказать, что, если эскимосы могут жить одним мясом — значит, смогут и они. Однако сильный, здоровый юноша сам очень страдал от отсутствия хлеба.

От полусырого шашлыка у ребят болели желудки. Немного выручала лишь мята, найденная под ивой, да дикие плоды, особенно шишки мушмулы, постоянно хранившиеся в «аптечке» у Шутник.

— Идем, идем! — донеслось снизу.

И вскоре Ашот, Гагик и Шушик, с трудом переводя дыхание, взобрались на гору. За ними медленно плелся Саркис.

Асо ждал товарищей, стоя в колосьях. Все с жадностью набросились на мелкие зернышки, едва успевая очищать их от шелухи.

— Милые мои, родненькие! — причитал Гагик. — Вот уже больше месяца умираем в тоске по вам.

— Нельзя, ребята! Сырые есть нельзя, — остановил их Ашот.

Уж этот, Ашот! Уморить может своими правилами и распорядками! Не дает людям жить так, как им хочется. Однако что поделаешь? Дали слово подчиняться — возражать не приходится!

Нарвав колосьев, ребята вернулись в пещеру и здесь, у костра, стали молотить их, вылущивая и провевая зерна. Потом, собрав их в глиняный горшок, поставили на огонь поджарить и вскоре с наслаждением грызли.

— Ну вот, теперь мы и достигли жизненного уровня нашего отшельника, светлая ему память, — с трудом открывая набитый рот, сказал Гагик. — Интересно, каков же был его конец?

Должно быть, умер в пещере и дед нашего медведя нашел его и выволок отсюда, — высказал предположение Ашот.

— Почему ты так думаешь?

— Там, в кустах, череп какой-то лежит.

— Ой, череп? — испуганно глянула на дверь Шушик.

— Ладно, поговорим о других делах, — поморщился Асо.

— А другие дела вот какие. Завтра нам надо будет весь день собирать дикую пшеницу, — объявил Ашот тоном, не терпящим возражений. — Мясо и соль у нас уже есть. Коренья малины соберет Асо, а по следам барса пойдем послезавтра.

Однако вскоре в пещере воцарилось молчание — все притихли, погрузившись в свои думы, Снова охватила детей тоска по близким, по родному селу. Или это была просто тоска по свободе?

…От зари до зари ребята были заняты поисками пищи, топлива и о близких своих почти не успевали думать.

А сейчас, в минуты отдыха, их сердца снова вернулись к тому, что было ближе и дороже всего. Каждый думал о том, какую радость вызвало бы в сердцах родных людей их возвращение из этой темницы.

— Почитаем что-нибудь, — заметив упавшее настроение товарищей, сказал Ашот. — Возьми-ка, Шушик, «Родную литературу».

Нежным, звенящим голоском Шушик читала отрывки из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин».

Народ разорвал оковы царьи, Россия в буре, Россия в грозе — читал Владимир Ильич в Швейцарии, дрожа, волнуясь над кипой газет…

Шушик сначала читала, пересиливая себя, неохотно, но постепенно она вдохновилась, и голосок ее зазвенел серебром. Щеки у девочки разрумянились.

Ребята с напряженным вниманием вслушивались в огненные слова великого поэта. Эти слова уносили их юные сердца на берега Невы, на Финляндский вокзал, где бурно волновалось людское море и человек, стоявший на броневике, кидал с него пророческие слова:

— Товарищи! — и над головами первых сотен вперед ведущую руку выставил… — Мы — голос воли низа, рабочего низа всего света. Да здравствует партия, строящая коммунизм…

Чтение окончилось. Все сидели притихшие, точно вслушивались в крылатые слова, еще гремевшие под сводами пещеры.

Приближался час сна, а значит, и час, когда будет рассказана очередная сказка. И Асо — сегодня был его день, — не ожидая приглашения, начал народную сказку о Ленине.

— «…Ленин-паша оседлал своего огненного коня, взвалил на плечи тысячепудовую палицу и пошел против царя…»

Рассказывал пастушок эту сказку о «Ленине-паше» и, время от времени прижимая свирель к губам и поднимая кверху голову, пел:

Ло, ло, ло, ло… Тает снег — остается гора, Уходит вода — остается камень, Умирает джигит — остается имя… Ло, ло, ло, ло… Ло, ло, ло, ло…