Последние тайны старой Африки - Грин Лоуренс - Страница 6

Африканские знахари более сильны в лекарствах, чем в хирургии. И тем не менее их хирургическая техника позволяет им делать операции гораздо более серьезные, чем кровопускание или вскрытие гнойников и нарывов. У кенийских масаи есть знахари-хирурги, которые могут вынуть поврежденный глаз, ампутировать конечности, удалить гланды.

Когда-то в Уганде некий доктор Фелкин наблюдал, как с помощью простейших средств было сделано кесарево сечение. Я не мог понять, почему Фелкин не провел операцию сам, теперь же спрашивать об этом слишком поздно. Возможно, у него не было с собой необходимых инструментов.

Это была двадцатилетняя женщина, рожавшая впервые. Роды были трудные, и потребовалось хирургическое вмешательство. Ее одурманили сильно действующим местным напитком -банановым вином. Прежде чем приступить к операции, туземный хирург вымыл руки в спирте и им же протер живот больной. Затем одним движением вскрыл брюшную полость и стенки матки. Кровотечение было остановлено раскаленным железом. Когда ребенок был извлечен, хирург стал массировать матку. Он делал это до тех пор, пока она не сократилась. Разрез был сшит хорошо отполированными гвоздиками с накрученными на них крепкими нитками. Гвоздики были вынуты через неделю, а на одиннадцатый день рана зажила. Всю эту операцию доктор Фелкин описал в журнале «Эдинбург Медик Джорнэл» за апрель 1884 года, где и можно найти технические подробности этой операции.

Еще в период неолита в Африке делали трепанацию при проломе черепа, чтобы освободить мозг от давления. И некоторые больные вполне оправлялись после операции. Об этом говорят найденные археологами черепа. Инструментами первобытных хирургов были, по-видимому, обеззараженные осколки кремня или обсидиана. В качестве антисептиков применялись травы, спирт и огонь. Вокруг собирались сочувствующие друзья, которые монотонно пели и били в барабаны. При всем своем искусстве хирург должен был обладать отвагой. Несомненно, когда больной поправлялся, устраивались грандиозные танцы.

Зубному врачу нечего ожидать от знахаря и, вероятно, почти нечему учиться. В конце концов, что может сделать зубной врач без своих щипцов? Знахарь не придумал такого способа выдергивать зубы, который шел бы в сравнение с металлическими инструментами цивилизованных врачей. Однако знахарь может избавить от зубной боли. Если надо удалить зуб, знахарь обычно кладет на него высушенные и растертые в порошок корни определенных растений, от которых зуб дробится на части и по кусочкам выпадает. Это долгий и утомительный процесс. Зулусские медики, а вероятно, и многие другие знают траву, которая убивает зубной нерв.

Зулусы весьма искусно извлекают занозы. И они умели накладывать шины еще задолго до того, как первый белый человек появился в их стране. К сломанной конечности они привязывали кости собак, а для ускорения сращивания перелома давали лекарственные травы. Именно среди зулусов встречаются самые искусные в Африке лекари. Вероятно, первым южноафриканским врачом, получившим диплом за океаном, был зулус Джон Нембула. В 1891 году он окончил медицинскую школу в Чикаго. Один европейский медик, знавший Нембулу, сообщал, что хотя тот и не был выдающимся врачом, но обладал не меньшими способностями, чем его белые коллеги.

Египет, колыбель многих современных наук, видел, возможно, и рождение медицинской науки. Врачи, практиковавшие на берегах Нила, намного превосходили древних знахарей остальной части континента. В папирусе 1560 года до нашей эры перечислены замечательные лекарства. Медицинские книги, найденные в гробницах, показывают, что древнеегипетские врачи предписывали мази и пластыри, пилюли и свечи. Среди применявшихся ими лекарств были мед и полынь, ягоды можжевельника и разные травы, винные ягоды, тмин и настурция. Мочегонное и отхаркивающее средство Древнего Египта, приготовленное из высушенной луковицы морского лука, применяется и до сих пор.

Одно за другим лекарства древней Африки становятся известными у нас и испытываются на практике. Трудно сказать, сколько еще предстоит открыть, но было бы неразумно отрицать возможность всяких сюрпризов. В начале нашего века преподобный А. Т. Бриан перечислил более двухсот растений, которые зулусы используют для своих лекарств. «Надо согласиться, — замечает он, — что туземный лекарь нередко находит средство, иногда совершенно изумительное средство, там, где все усилия европейских врачей оказываются бесплодными. У него бесчисленное множество лекарств, и некоторые из них по-настоящему целебны и годятся против любых болезней — физических, психических, моральных и социальных, которые только могут быть у человека».

Рис. 2.1: Африканский знахарь и его пациент

Доктор Майкл Гельфанд, работавший среди народности машона в Родезии, встречался там со многими лекарями и высоко оценил их ум и искусство врачевания. Обычно сын нганга перенимает секреты у своего отца и наследует его ремесло. Знахари рассуждают здраво, говорит Гельфанд. Они очень сведущие ботаники и разумные судьи в житейских делах. Они верят в свое искусство и хотят помочь другим. Поэтому к ним и обращаются пациенты.

Однако доктор Гельфанд не мог найти у местных знахарей никаких лекарств от тех болезней, перед которыми все еще бессильна европейская медицина. И в заключение он говорит: «Наши больницы забиты больными туберкулезом, раком, циррозом печени, диабетом, сердечными заболеваниями, хроническим нефритом, воспалением легких, гипертонией, ревматическим артритом и проказой. Все эти больные безуспешно лечились у нганга».

Видимо, времена знахарей клонятся к закату и медицинская наука давно превзошла их искусство. Только в одном отношении знахарь, вероятно, все еще стоит на высоте. К нему всегда относятся как к чародею, и его клиенты так верят в него, что он может излечивать больных благодаря их вере. А как он проницателен! Наши психиатры могли бы позавидовать его умению. «Секрет знахаря заключается не в действии вещества на вещество, то есть лекарства на плоть, а в тех сокровенных сферах, где разум действует на разум и разум — на плоть», — говорил Бриан в Зулуленде.

Африканцам нужны видимые признаки облегчения. А знахарю это сделать нетрудно: он пользуется способами, которые можно найти в любом руководстве по магии. Он определяет, что недуг был вызван врагами, бросившими в свою жертву камешек или иной предмет. После соответствующей церемонии он показывает эти камешки, колючки или даже живых ящериц. Удовлетворение клиента можно сравнить лишь с созерцанием больным вырванного зуба или аппендикса в банке.

Многие больные — как белые, так и черные — предпочитают чудодейственное лечение научной медицине. Знахарь лишь использует те способы и предрассудки, которые были широко распространены и в Европе в прошлом веке и которые все еще не изжиты. Именно благодаря этому знахари так часто достигают успеха.

В исцелении больного, который верит в выздоровление, нет никакого чуда. Это просто пример господства разума над телом. Когда сознание больного больше не угнетено, его организм сам борется с болезнью. В известных пределах возможности такого метода огромны. И африканский знахарь знает это так же хорошо, как и его коллеги в Европе и Америке.

Глава 3

Цитадель колдунов

Колдовство появилось на заре человечества. Может быть, именно Африка видела зарождение этого жестокого верования, и она же остается цитаделью колдунов. Черти, оборотни, заклинания и чары в средневековой Европе, религиозные предрассудки и «дурной глаз», которые все еще существуют в нашей жизни, пришли к нам тысячу лет тому назад с Черного континента.

Колдовство так и не потеряло своего влияния на африканца. Куда бы вы ни направились — от Алжира до Кейптауна и от Дакара до Занзибара, вам повсюду встретятся миллионы африканцев, которые все еще боятся джиннов и демонов, волшебников и колдунов, нгогве и токолоше. Во многих племенах смерть почти всегда считается результатом колдовства врага. Миллионы людей убеждены, что женщина может выпустить в мир лишь одну душу. Поэтому двойни представляют собой расщепленную душу. Они заколдованы, и дьявол найдет путь в каждого из них, так как в них есть «место без души». Умерщвление близнецов было в Африке когда-то повсеместным обычаем. И никто не может утверждать, что этого обычая больше не существует.