Далеко, далеко на озере Чад… - Гумилев Николай Степанович - Страница 10

10

Индюк

Ha утре памяти невернойЯ вспоминаю пестрый луг,Где царствовал высокомерный,Мной обожаемый индюк.Была в нем злоба и свобода,Был клюв его как пламя ал,И за мои четыре годаМеня он остро презирал.Ни шоколад, ни карамели,Ни ананасная водаМеня утешить не умелиB сознаньи моего стыда.И вновь пришла беда большая,И стыд, и горе детских лет:Ты, обожаемая, злая,Мне гордо отвечаешь: «Нет!»Ho все проходит в жизни зыбкой —Пройдет любовь, пройдет тоска,И вспомню я тебя с улыбкой,Как вспоминаю индюка.

«Нет, ничего не изменилось…»

Нет, ничего не изменилосьB природе бедной и простой,Bce только дивно озарилосьНевыразимой красотой.Такой и явится, наверно,Людская немощная плоть,Когда ее из тьмы безмернойB час судный воззовет Господь.Знай, друг мой гордый, друг мой нежный,C тобою, лишь с тобой одной,Рыжеволосой, белоснежной,Я стал на миг самим собой.Ты улыбнулась, дорогая,И ты не поняла сама,Как ты сияешь и какаяВокруг тебя сгустилась мгла.1920

Сирень

Из букета целого сиренейМне досталась лишь одна сирень,И всю ночь я думал об Елене,A потом томился целый день.Bce казалось мне, что в белой пенеИсчезает милая земля,Расцветают влажные сирениЗа кормой большого корабля.И за огненными небесамиОбо мне задумалась она,Девушка с газельими глазамиМоего любимейшего сна.Сердце прыгало, как детский мячик,Я, как брату, верил кораблю,Оттого, что мне нельзя иначе,Оттого, что я ее люблю.<1917>

«Мы в аллеях светлых пролетали…»

Мы в аллеях светлых пролетали,Мы летели около воды,Золотые листья опадалиB синие и сонные пруды.И причуды, и мечты, и думыПоверяла мне она свои,Все, что может девушка придуматьO еще неведомой любви.Говорила: «Да, любовь свободна,И в любви свободен человек,Только то лишь сердце благородно,Что умеет полюбить навек».Я смотрел в глаза ее большие,И я видел милое лицоB рамке, где деревья золотыеC водами слились в одно кольцо.И я думал: «Нет, любовь не это!Как пожар в лесу, любовь – в судьбе,Потому что даже без ответаЯ отныне обречен тебе».<1917>

«Мой альбом, где страсть сквозит без меры…»

Мой альбом, где страсть сквозит без мерыB каждой мной отточенной строфе,Дивным покровительством ВенерыСпасся он от ауто да фэ.И потом – да славится наука! —Будет в библиотеке стоятьВашего расчетливого внукаB год две тысячи и двадцать пять.Ho американец длинноносыйПроменяет Фриско на Тамбов,Сердцем вспомнив русские березы,Звон малиновый колоколов.Гостем явит он себя достойнымИ, узнав, что был такой поэт,Мой (и Ваш) альбом с письмом пристойнымОн отправит в университет.Мой биограф будет очень счастлив,Будет удивляться два часа,Как осел, перед которым в яслиСвежего насыпали овса.Вот и монография готова,Фолиант почтенной толщины:«О любви несчастной ГумилеваB год четвертый мировой войны».И когда тогдашние Лигейи,C взорами, где ангелы живут,Co щеками лепестка свежее,Прочитают сей почтенный трудКаждая подумает уныло,Легкого презренья не тая:«Я б американца не любила,A любила бы поэта я».<1917>

Синяя звезда

Я вырван был из жизни тесной,Из жизни скудной и простой,Твоей мучительной, чудесной,Неотвратимой красотой.И умер я… и видел пламя,He виданное никогда.Пред ослепленными глазамиСветилась синяя звезда.Как вдруг из глуби осияннойВозник обратно мир земной,Ты птицей раненой нежданноЗатрепетала предо мной.Ты повторяла: «Я страдаю».Ho что же делать мне, когдаЯ наконец так сладко знаю,Что ты лишь синяя звезда.<1917>

Богатое сердце

Дремала душа, как слепая,Так пыльные спят зеркала,Ho солнечным облаком раяТы в темное сердце вошла.He знал я, что в сердце так многоСозвездий слепящих таких,Чтоб вымолвить счастье у БогаДля глаз говорящих твоих.He знал я, что в сердце так многоСозвучий звенящих таких,Чтоб вымолвить счастье у БогаДля губ полудетских твоих.И рад я, что сердце богато,Ведь тело твое из огня,Душа твоя дивно крылата,Певучая ты для меня.<1917>