Чужой (СИ) - Антипенко Олег Евгеньевич - Страница 83

83

— Видишь, что ты наделала? Теперь мне придется на ночь глядя ехать в Хорсет, сопровождать этого сморчка Истера. А чего тебе стоило сообщить никому не нужные сведения, а? Я ведь этого не забуду…

— Делай со мной что хочешь, скотина, я тебя не боюсь! — Отчаянно сказала волшебница, хотя на самом деле испытывала почти ужас, еще хотела плюнуть ему в лицо, но сильная пощечина помешала ей это сделать.

На нее навалилась какая-то апатия, все казалось таким бессмысленным. Даже когда нога замахнулась ей в лицо, Лилиана не попыталась закрыться. И все же надсмотрщик промазал в потемках, куда завалилась девушка, и попал в руку, которая и врезала браслетом чародейке в бровь.

Тюремщик резко развернулся, вспахав шпорами рыхлый камень и покинул камеру.

— Ты еще вспомнишь, что такое страх! — Донеслось из коридора.

Однако Лилиану он уже не волновал, она ползла к тому месту, где перед самым закрытием двери увидела непонятный отблеск. Девушка закатала рукав и начала водить предплечьем по полу до тех пор, пока ее что-то не укололо. Сосредоточилась, наполнила предмет энергией — металл, железо сильной закалки. Она не верила в произошедшее чудо, это отломался один из зубьев на шпорах Эринза.

Этот материал уж не получится сломать, а то, что его очень мало даже в сравнении с ложкой, это ничего не меняет.

Лилиана не стала дожидаться утра, а приступила к исполнению в ту же минуту. Нужно успеть до рассвета…

Работа спорилась в разы быстрее из-за прочности заготовки и прошлого, пускай не совсем удачного, опыта. Внутренняя спираль готова была уже до полуночи, однако чем ближе к утру, тем рассеянней становилась девушка, даже самые простые действия приходилось повторять по нескольку раз, добиваясь правильности. Когда камера окрасилась в темно-серые тона, производительность труда упала ниже некуда. Лилиана все чаще ловила себя на отвлеченных мыслях, совершенно позабыв о выполняемом задании.

Завершение работы принесло вялую радость, девушка смело зарядила артефакт и… молния сорвалась с артефакта и бесследно ушла в правую стену.

Всю сонливость как рукой сняло — по коридору кто-то бежал. Двери распахнулись, а в проеме появился тюремщик. Под глазами мешки от напряженной ночной скачки, левое плечо дымилось и пахло паленой плотью, но он весело скалился. Лилиана, не отдавая себе отчет в действиях, пятилась в дальний угол. Она не успевала пополнить запас энергии в артефакте да и к тому же испуг ее цепко держал в своих удушающих объятьях.

— Ну что? Не сидится тебе тихо, да? А я ведь добра тебе желал… теперь же придется наказать.

Надзиратель в два прыжка достиг Лилианы и прямым ударом в челюсть лишил ее сознания.

* * *

Пробуждение было долгим и мучительным. Во рту была вязкая слюна, голова раскалывалась на части, а кости ломило, словно она проспала на голых камнях неделю. Стоит заметить, что спала она и правда на голом полу, однако уже не в своей камере, хотя и сейчас чувствовалась сырость темницы. Стоило открыть слипшиеся глаза, вернее глаз, левое веко отказывалось подниматься, толи застывшая кровь с брови мешал, толи опухлость во всю щеку, и стали заметны разительные перемены. Она находилась в светлом, белоснежном круглом помещении, чуть в стороне находилась прямоугольная будка высотой в два метра, а всю площадку обрамлял бесшумный водопад, накрывающий вверху куполом. Идеально ровную в падении воду просвечивало множество белых фонарей.

Никого рядом не было, а за барьером изображение расплывалось, и осветительные приборы установили таким образом, чтобы хорошо был виден только тот, кто находился в центре, окруженный водопадом.

Девушке боялась переступить на другую сторону, полагая, что жидкостью может быть кислота или еще что похуже. Илэн говорил про яды, вдруг местное тюремное начальство не брезгует и более изощренными методами защиты от магии.

Она сконцентрировалась: «Илэн!». На нее обрушился поток ледяной воды, сбив хрупкую фигуру Лилианы с ног.

— Так будет каждый раз при использовании магии. — Волшебница узнала по голосу помощника Истера. — Если попробуете выйти за границы отведенного Вам участка, водопад вновь накроет Вас и не остановится до тех пор, пока Вы не вернетесь обратно или пока не захлебнетесь.

Помощник уже находился в означенном круге, он совершил несколько оборотов своих кистей, и девушка быстро высохла.

— Считайте это предупреждением. В другой раз Вы останетесь в мокрой одежде. Эта вода с ледников — питьевая, можете ее использовать в неограниченных количествах. Ужин принесут через час, кровать через полтора-два. Если у Вас возникнет тема для разговора, скажите вслух «Хетэн». Запомните — «Хэтен». Будете кричать, звать на помощь, умолять, но посетят вас лишь после произнесения слова-ключа.

Нижняя часть барьера из водопада подалась внутрь, уже через секунду в воде, обтекаемой невидимые очертания в воздухе позади, угадывалась человеческая фигура.

— Проверка, Сол. — Пояснил помощник, и образ разлетелся на тысячи капель по полу, забрызгивая ноги девушки.

Лилиана осталась одна, совершенно растерянная, подавленная и разбитая, как в прямом, так и в переносном смысле.

«По крайней мере, я вымылась» — шутка оказалась даже более горькой, чем она рассчитывала.

Лилиана прислонилась к кабинке спиной.

«Можно вечно смотреть на три вещи: огонь, звезды и воду» — с каким же сейчас наслаждением она могла бы смотреть на костер под чистым ночным небосводом, покрытым тысячей тысяч мерцающих искорок…

ГЛАВА 7

ОСАДА ФОРТОСА

Город спрятался за очередным холмом, только белый дым указывал на его точное местоположение. Дорога то вздымала вверх, то падала с зеленого взгорка, то петляла между ними, словно змея в траве. Все забилось пылью: глаза, нос, ее можно было считать еще одним слоем одежды, она противно скрипела на зубах у солдат, просачиваясь сквозь плотные, мешающие дышать повязки. Лица у всех были одинаково серого цвета, вообще различить кого-нибудь конкретного в этой единой массе казалось невозможным.

Ронин хотел пить, но флягу не доставал, опасаясь попадания и туда вездесущей пыли.

Он вышел на возвышение и Фортос вновь показал путникам, что уже осталось рукой подать и новое сражение начнется. Здесь слабый ветер сносил в сторону дорожную хмарь, и были отчетливо видны пожары в пригороде, в центре чернел какой-то прямоугольник, а над ним иногда вспыхивали красные, светло-голубые или белые точки, однако тут же гасли.

Мечник оглянулся. Сзади по тракту тянулся шлейф из бойцов подкрепления, всего три сводных полка — треть вышедшей с поля стальных колосьев Восточной армии. Поле стальных колосьев — так была названа равнина, на которой Республика потерпела поражение в генеральной битве. Так ее решил упомянуть в своей песни неизвестный бард. Строчки почему-то врезались в память, хотя стих нельзя было назвать образцом совершенства. Наверное, потому что эти слова относилось и к нему тоже.

«Стальные колосья на поле всходили, Сверкали броней в лучах золотых. В покое и мире дни проходили, Ничто не тревожило их молодых. Но море покинули в поисках дома. Те тучи, что мглою покрыли все поле, Колосья застыли в предчувствии грома. В ожидании чуда покорные доле. Их Сарес бесстрастно и слепо скосила С корнями взрывая не острым серпом. И светоч надежды тенями накрыла Покончив с посевом единым броском. Зеленая поросль ведь только всходила, Ведь зерна свои еще не дала. А Судьба дорожку уже прочертила, Им грунт удобрять теперь на века. Стальные колосья слезами омыли, Те тучи, что мглою покрыли все поле…»