Иной Сталин - Жуков Юрий Николаевич - Страница 16

16

На этот раз Сталин не отважился на прямую критику, ибо в таком случае ему пришлось бы подвергнуть пересмотру и слишком многие утверждения Ленина. Он избрал для дискредитации Зиновьева иной способ, воспользовавшись тем, что в том же номере «Большевика» были опубликованы и редакционные комментарии Зиновьева к письму Энгельса, адресованному некоему Иоанну Надежде. 5 августа Сталин направил членам ПБ, В.В. Адоратскому, а также редколлегии журнала – В.Г. Кнорину, А.И. Стецкому, Г.Е. Зиновьеву и П.Н. Поспелову – новое письмо-отзыв. В нем расценил журнальные комментарии как сознательную фальсификацию мыслей Энгельса о грядущей войне, опровергая утверждения Зиновьева, что Энгельс якобы «стоит целиком на пораженческой позиции», что «аналогичную позицию Ленин отстаивал в войне 1914 г.». Десять дней спустя по настоянию Сталина ПБ утвердило текст постановления ЦК «Об ошибках редакции «Большевик». В нем в виде преамбулы были чуть ли не дословно повторены основные положения письма Сталина и сделан грозный вывод: «Написанные т. Зиновьевым комментарии являются выражением троцкистско-меньшевистской установки». После такого утверждения вполне предсказуемо следовали и суровые оргвыводы:

«1. Объявить выговор редакции журнала «Большевик».

2. Вывести т. Зиновьева из состава редакции «Большевик».

3. Снять т. Кнорина с поста ответственного редактора «Большевик».

Утвердить следующий новый состав редакции: тт. Стецкий (редактор), Таль, Кнорин, Поспелов»[87].

Так Зиновьев лишился не только высокой трибуны, позволявшей ему после длительного перерыва напрямую общаться с партией, но и просто работы. А 1 сентября последовало еще одно кадровое назначение. Решением ПБ П.Ф. Юдина, тогда никому не известного выпускника Института красной профессуры, утвердили заместителем заведующего культпропа по науке[88], сделав его тем самым своеобразным партийным цензором не только публикаций новых работ Маркса, Энгельса, Ленина, но даже и ссылок на их труды.

Только разобравшись с проблемой слишком опасных политических последствий различного рода исторических разысканий, Сталин уже не в одиночку, а совместно со Ждановым и Кировым написал третье и четвертое – за месяц! – письма-отзывы. На этот раз – по поводу конспектов школьных учебников по истории СССР и новой истории. Малозначимые на тот момент, письма эти так и не легли в основу ни постановлений ЦК, ни решений ПБ и далеко не случайно были опубликованы сами по себе только полтора года спустя. Поначалу преследовалась одна-единственная цель: авторскому коллективу предлагалось всего лишь по-новому посмотреть на прошлое; отрешившись от прежних представлений, осознать всю сложность и противоречивость исторического процесса, излагавшегося советскими учеными с легкой руки власти и скончавшегося два года назад М.Н. Покровского предельно упрощенно, схематично.

Оба новых отзыва оказались необычно короткими, свелись, по сути, к общим требованиям избегать «затасканных, трафаретных определений», добиваться «грамотности с точки зрения марксизма». Действительно же значимые указания коллективу авторов содержались в нескольких фразах.

«Нам нужен, – отмечалось в первом отзыве, – такой учебник истории СССР, чтобы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР… и чтобы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и вообще мировой истории». А несколько выше: «В конспекте не учтена борьба течений в правящей коммунистической партии СССР и борьба с троцкизмом как с проявлением мелкобуржуазной контрреволюции». «Мы считаем, – подчеркивалось во втором отзыве, – большой ошибкой, что авторы конспекта обрывают историю на 1923 г. Эту ошибку надо исправить, доведя историю до конца 1934 г.»[89].

Нетрудно заметить, что самым важным для первого отзыва стало использование непривычного тогда понятия «народ» вместо непреложного «класс», а для обоих – пожелание, мягко говоря, предельно актуализировать учебники, доведя их содержание до времени окончания работы над ними, чтобы в них успели попасть те события, которым еще предстояло произойти, а также и для того, чтобы отразить в них окончательный разрыв власти с полностью отвергнутыми как правыми, так и левыми внутрипартийными течениями. Но последнее требование не означало непременную политизацию школьного образования. Напротив, решение ПБ, принятое за три месяца перед тем, 23 апреля, потребовало прямо обратного:

«Предложить Наркомпросам союзных республик и ЦК ВЛКСМ (по линии пионерорганизации) немедленно прекратить проработку решений XVII съезда партии и вопросов марксистско-ленинской теории в начальной школе… В средней школе не допускать перегрузки детей общественно-политическими занятиями»[90].

Сведения обо всех этих решениях так и не вышли за рамки широкого руководства. Однако общедоступная информация, что время от времени появлялась на страницах газет и журналов, необычайно широко использовалась в устной пропаганде. Это свидетельствовало о том, что тогда, летом 1934 г., и начал исподволь претворяться в жизнь новый курс сталинской группы, признаки чего, хотя большей частью косвенные, были не только многочисленны, но и разнообразны, а потому и весьма убедительны.

Так, по постановлению Совнаркома УССР от 17 марта 1934 г., которое никак не могло быть принято без санкции на то узкого руководства, столицу союзной республики перевели из промышленного и пролетарского, хотя и преимущественно русского по населению, Харькова, где она пребывала с 1919 г. Все центральные учреждения, включая прежде всего ЦК КП(б) Украины, ВуЦИК и СНК, уже в конце июня прочно обосновались в Киеве, являвшемся в далеком прошлом центром Киевской Руси и Русской православной церкви, а в годы революции и гражданской войны служившем местом официального пребывания националистических правительств, петлюровской Украинской народной республики, гетманской Украинской державы. Вынуждало же задуматься о происшедшем, искать в нем некий потаенный смысл то, что событие это последовало слишком быстро за заявлением Сталина на съезде о полном разгроме «национал-уклонистов».

В те же летние дни, 13 июня, ПБ приняло решение и о другом переезде – Академии наук СССР, с момента создания находившейся в столице Российской империи. Шестнадцать лет спустя ее воссоединили с высшими государственными органами страны в одной географической точке – Москве, новой и вместе с тем старой столице.

Скорее показными, явно имевшими всего лишь демонстративный характер, стали последовавшие тогда же переименования двух силовых ведомств. 19 июня наркомат по военным и морским делам, созданный под таким названием еще 8 ноября 1917 г. по декрету II Всероссийского съезда Советов, получил новое – наркомат обороны (НКО). Однако более значимым оказалось не это простое переименование, а то, что одновременно упразднялся Революционный военный совет (РВС, Реввоенсовет) СССР, юридически – высший военно-политический орган управления вооруженными силами страны. Ведь в соответствии с законодательством не Наркомвоенмору, а председателю РВС СССР подчинялись командующие войсками военных округов, флотами, начальники различных центральных управлений, объединявшихся собственно наркоматом. Реорганизация являлась важной и своевременной, ибо ликвидировала порочное, недопустимое в принципе для армии и флота двоевластие, уравнивала, наконец, НКО по положению и функциям с остальными наркоматами. В то же время она и порывала последние, уже чисто ассоциативные связи с изначально самобытной, классово чистой и революционной Красной армией, способствовала окончательному забвению первого председателя Реввоенсовета Республики Троцкого и оказавшихся бесплодными надежд на близкую победу мировой революции.

Такой же, по сути, игрой в слова оказалась и другая реорганизация, начатая еще в марте для создания союзного НКВД (перед тем наркомвнуделы являлись только республиканскими) с включением в него подлежащего реформированию ОГПУ[91]. Но 10 июля, когда ЦИК СССР принял подготовленное комиссией ПБ постановление, практически ничего не изменилось. Да, одиозное во всем мире ОГПУ упразднили, но тут же возродили под другим названием – Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. Однако, как оказалось, включили не ОГПУ в НКВД, а НКВД в ОГПУ, придав последнему ведущую в наркомате роль, сделав остальные главки всего лишь вспомогательными придатками ГУГБ. Более того, одного из основных разработчиков проекта реорганизации Г.Г. Ягоду, занимавшего пост заместителя председателя ОГПУ (в последние месяцы – при смертельно больном В.Р. Менжинском), подчеркнуто назначили наркомом внутренних дел Советского Союза.

вернуться

87

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 950. Л. 31.

вернуться

88

Там же. Д. 951. Л. 19.

вернуться

89

Сталин И. Собр. Соч. Т. 14. С. 41, 42, 44.

вернуться

90

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 944. Л. 63.

вернуться

91

Там же. Д. 939. Л. 2.