Народные сказки и легенды - Музеус Иоганн Карл Август - Страница 66

66

— Помоги мне, Боже! Это его лицо! Это он, мой супруг, граф Генрих, пришёл отомстить за себя!

С этими словами она откинулась на спинку стула, закрыла прекрасные глаза и больше не подавала признаков жизни. Велико было горе в Хаммерлюнде, когда траур так скоро сменил свадебное веселье. Рыцарь Ирвин словно окаменел от изумления и стоял неподвижнее, чем мраморная статуя на постаменте. Позвали врачей, но все их труды оказались напрасны, и хотя бездыханное тело ещё несколько суток сохраняло естественное тепло, душа уже отлетела и была на пути к вечности. Врачи смогли лишь уберечь прекрасную покойницу от тления. Её старательно набальзамировали, особенно сердце, которое положили в урну и замуровали в нише мавзолея.

Итак, сердца, давшие при жизни обет в вечной верности, опять соединились. Но возобновили ли их души нарушенный на земле союз любви на том свете, и соединились ли они опять, как сердца в урне, об этом в наш мир достоверные сведения пока не дошли.

ДЕМОН АМУР

Прежде чем северное наводнение[144] разрушило и поглотило лучшую половину острова Рюген, у берегов Померании, и могущественное племя ободритов[145] населило эту страну, плодородным островом владел молодой князь Удо, получивший его в наследство от отца. Резиденцией князя был город Аркон, руины которого лежат теперь на дне моря.

Удо был женат на дочери своего вассала, Эдде, и, счастливый своей независимостью, жил, как маленький монарх в окружённом со всех сторон морем государстве, не особенно заботясь о том, что делается за его пределами. Князь любил своих подданных и делал всё, что казалось ему справедливым. В мирной вотчине он не чувствовал бремени государственных забот и жил скорее как преуспевающий землевладелец, нежели правитель народа.

Одним словом, не в пример другим князьям, предаваясь покою, Удо довольствовался золотой умеренностью, не испытывая при этом скуки. Если он и вырывался иногда из объятий собственной супруги, то только лишь для того, чтобы отправиться на охоту. Охота и рыбалка были его любимыми занятиями.

Однажды князь охотился на далеко выступающем в море предгорье в северной части острова. Спасаясь от дневного зноя, он, со свитой, расположился отдохнуть в тени дуба и насладиться прохладой и великолепным видом волнующегося моря. Вдруг налетел ураган и шумными крыльями, словно разгневанный лоб, наморщил морскую гладь. Волны высоко вздымались и шипящей пеной растекались у подножия прибрежных отвесных скал.

Какой-то корабль, застигнутый бурей, боролся с волнами, но скоро стал игрушкой ветра, который, будто насмехаясь над усилиями штурвального, погнал его на встречный вал и разбил о подводный утёс.

Как ни захватывающе для тех, кто на твёрдой земле, зрелище поединка, в котором человеческая отвага противостоит обманчивой стихии и исход борьбы ещё не решён, всё же победа последней возмущает сердца, заставляя их биться участием к побеждённому и приложить все силы, чтобы оказать ему поддержку и защиту.

Князь Удо с придворными тотчас же поспешил на берег, в надежде помочь потерпевшим кораблекрушение и вырвать их из разбушевавшихся волн. Он пообещал отважным рыбакам награду за спасение несчастных, продолжавших ещё держаться на воде. Но всё было напрасно: море поглотило свою добычу прежде, чем спасательный чёлн взрезал бурный прибой.

Только один единственный человек, как лёгкая пробка, мелькал среди волн, сидя верхом на бочке, словно на хорошо выезженном и покорном воле всадника коне. Набежавшая волна высоко подняла и выбросила его на берег к ногам сострадательного князя. Тот ласково принял потерпевшего, позаботился, чтобы ему дали сухое платье, накормили и напоили и, в знак того, что перед ним не пленник, по береговому праву, а гость, протянул незнакомцу бокал вина. Чужестранец с благодарностью принял подаренную свободу и осушил бокал за здоровье владельца острова. Он был весел и бодр и, казалось, совсем забыл о перенесённом несчастье.

Такая невозмутимость понравилась князю и побудила продолжить знакомство с морским наездником.

— Кто ты, чужестранец, чем занимаешься и откуда держишь путь? — спросил он.

— Меня зовут Вайдевут Неизвестный. Я моряк и от янтарных берегов Бруцции[146] направляюсь в Англию.

В облике незнакомца, его прозвище и искусстве плавать было что-то необычное, что разжигало любопытство Удо, заставляя его продолжить расспросы. Но моряк отвечал уклончиво, и князь так больше ничего и не узнал, а про себя подумал, что при более близком знакомстве, может быть, всё же удастся снять этот покров таинственности. Оставив чужестранца в покое, он дал сигнал к продолжению охоты.

Удо предложил гостю составить ему компанию и тот, не чувствуя никакого утомления, будто и не было позади ни долгого морского путешествия, ни крушения корабля, с удовольствием принял приглашение. Прежде чем вскочить в седло, он разбил бочку и одну из щепок сунул в карман, как видно, на память.

Во время охоты чужестранец показал себя не менее хорошим стрелком, чем не задолго до этого — пловцом.

Князь выбрался наконец из леса и полем поскакал в свою резиденцию. Дорогой он заметил, как взлетело несколько галок, и пожалел, что не взял с собой соколиную охоту. Едва Вайдевут Неизвестный узнал об этом, как тут же незаметно достал щепку от учёной бочки, служившей ему морским конём, и подбросил её высоко в воздух. Тотчас же над головой князя взвился ястреб-перепелятник, настиг стаю галок, затравил одну из них и, покорный зову хозяина, опустился ему на руку, чему князь и его спутники несказанно удивились. Каждый строил про себя всевозможные догадки. Одни принимали загадочного чужестранца за морского бога, другие — за волшебника. Удо сам не знал, что и думать, но своих сомнений никому не высказывал. Во всяком случае, это, по его твёрдому убеждению, был необычный человек.

Князь пригласил гостя во дворец, представил его нежной супруге, Эдде, как своего друга и оказал ему все знаки внимания. Своим поведением Вайдевут Неизвестный подтвердил хорошее мнение, составленное о нём князем. Он был тонким знатоком придворного этикета, много знал и умел развлекать дам забавными фокусами, но ни хороший приём, ни кубок дружбы, время от времени осушаемый с гостеприимным хозяином, не могли развязать ему язык и вызвать на откровенность. Пытливый взгляд князя улавливал иногда грусть в глазах гостя, особенно заметную, когда тот бывал свидетелем его семейного счастья, такого же чуждого во дворцах знатных людей, как и в диване богов на гомеровском Олимпе.

Это наблюдение вызвало у князя подозрение, что таинственный гость, должно быть, питает в своём сердце нечистое пламя любви к его супруге и, не в силах загасить его, в то же время боится дать ему разгореться. Как известно, крохотное зерно подозрения, стоит ему только упасть на благодатную почву, быстро, подобно ядовитой губке в дождливую ночь, вырастает до невероятных размеров. Поэтому скоро князь настолько утвердился в своём заблуждении, насколько ранее был далёк от него. Однажды во время охоты, когда он вместе с подозреваемым любимцем случайно отстал от остальной свиты, Вайдевут приблизился к нему и сказал:

— Дорогой князь, вы смилостивились над потерпевшим кораблекрушение, и я не могу оставаться неблагодарным. По береговому праву я должен был стать вашим пленником, но вы подарили мне свободу, и я хотел бы, воспользовавшись ею, отправиться на родину, если вы соблаговолите меня отпустить.

вернуться

[144]. В 1309 г.

вернуться

[145]. Ободриты — племя, возглавляющее союз племён полабских славян 8–12 вв. в ниж. теч. Лабы (Эльбы).

вернуться

[146]. Так называлась в старые времена Пруссия.