Стою за правду и за армию - Скобелев Михаил Дмитриевич - Страница 27

27

Карьера, которую составил себе Скобелев, была выходящая из ряда: в 20 лет офицер, в 33 – генерал-майор, в 38 – полный генерал с Георгием 2-й степени – ореол славы военного человека! Это был какой-то молодой орел, который быстро и высоко поднялся над поверхностью земли, оставив далеко под собой своих учителей, товарищей и потом, вдруг, сраженный какой-то злой феей, свалился в бездну вечности… Свалился тогда, когда отечество ждало от него еще многого, когда враг страшился одного имени «белого генерала», за которым пошли бы в бой, на верную гибель, десятки тысяч молодых жизней…

Трусов Скобелев делал храбрыми, нерешительных – отважными! Невольно вспоминается старая пословица, что «стадо баранов, предводимое львом, лучше стада львов, предводимого бараном». Будучи сам человеком замечательно подвижным, деятельным, энергичным, Скобелев и окружавшим его лицам не давал никогда покоя, постоянно находил им работу. Так что человеку ленивому или со слабым здоровьем и недостаточным запасом отваги и энергии служить у Скобелева было немыслимо. Он не жалел себя, раз речь шла о службе, но не жалел и подчиненных. Солдаты буквально обожали, чуть не боготворили своего молодого полководца, и одно слово его так электрически действовало на них, так их одушевляло, что они львами, совершенно бессознательно, лезли вперед на почти верную гибель, на целый лес неприятельских штыков…

В 1885 году, в Новочеркасске, куда я был переведен на службу из Москвы, мне снова пришлось столкнуться с Дукмасовым, который был в это время на льготе.

В беседах с ним о минувшей кампании я слышал от него много интересных подробностей о покойном русском герое, так безвременно погибшем в центре России – в Москве, о его боевой деятельности и частной жизни, о его взглядах, привычках, странностях…

Дукмасов души не чаял в Скобелеве, слепо был привязан к нему и пользовался, в свою очередь, явным расположением Михаила Дмитриевича. По моей просьбе автор написал настоящие воспоминания, которые я решаюсь предложить благосклонному читателю в надежде, что они будут встречены сочувственно не только в нашем военном обществе, но и в среде мирных граждан – почитателей (которых так много) покойного русского богатыря…

Чтобы сделать книгу более доступной и интересной для невоенного читателя, автор старался уменьшить, насколько возможно, ее специально-военный характер в некоторых местах, отбросив большую часть цифр, чисел, названия частей и проч.

Будущему историку недавних войн России на Балканском полуострове и на равнинах Турана придется определить роль Скобелева в них и его значение в армии, как офицера и полководца. Задача автора более скромная: обрисовать, насколько возможно, яснее личность Скобелева, его привычки, взгляды, недостатки, сообщить об этом, бесспорно, замечательном русском человеке все мелочи, эпизоды, сценки, по которым складывается понятие о характере человека, о его убеждениях и внутреннем мирке… Словом, всем, что автор сам видел или слышал от более или менее компетентных лиц, он делится с читателем.

Между автором и Скобелевым, конечно, громадная разница по положению, образованию, воспитанию, привычкам… В одном только отношении они похожи друг на друга: оба были отважны и храбры, оба горячо любили свою Родину и свое боевое призвание, оба честно и ревностно исполняли свой долг перед Царем и Отечеством.

Предлагаемая книга разбита на три небольшие части: в первой автор описывает свою службу и деятельность в полку или, вернее, в сотне, во второй – пребывание со Скобелевым на полях сражений, в виду постоянных боевых опасностей, и в третьей – поход из Андрианополя в Константинополь и мирное пребывание на турецкой территории между Черным и Мраморным морями, близ берегов исторического Босфора. В конце книги помещен рассказ Скобелева о Хивинской и Кокандской экспедициях, в которых он принимал активное участие, и который не вошел в первое издание. Приложена также карта театра военных действий.

Весьма вероятно, что в книге явятся некоторые погрешности, недостатки, неточности… С благодарностью примем все замечания, особенно от лиц, более или менее близко стоявших к покойному герою. Также скажем великое спасибо тем бывшим сослуживцам автора, которые будут настолько любезны и сообщат нам свои заметки и воспоминания о покойном полководце и позволят воспользоваться ими для дополнения сведений о боевой деятельности и частной жизни Михаила Дмитриевича. Адресовать просим в город Новочеркасск, Донской кадетский корпус, полковнику Александру Петровичу Струсевичу.

А. П. Струсевич[93]

С полком

Глава I[94]

Прежде чем начать свои боевые воспоминания, я позволю себе вкратце познакомить читателя со своею личностью, сказать несколько слов о годах своего детства и юности.

Родом я казак Войска Донского, станицы Усть-Быстрянской. Здесь, на берегу Донца, я и получил свое первоначальное воспитание: в 10 лет умел уже отлично скакать на неоседланном коне, взятом прямо из косяка, по улицам станицы и в привольной степи, недурно джигитовал, стрелял из отцовского ружья разных диких и свойских пернатых, хорошо плавал, смело делал гимнастику и еще смелее дрался на кулачки… Но зато читал очень плохо, писал еще хуже, сведения по арифметике и Закону Божьему были тоже крайне смутные. Словом, физическое развитие мое шло обратно пропорционально умственному, да, пожалуй, и нравственному, так как общество, в котором я вращался, не могло научить меня ничему иному, кроме развития силы, ловкости и удали.

Родители мои были люди добрые, простые, и ни в чем меня не стесняли. Я рос совершенно сыном степи и еще ребенком усвоил себе твердо традиции казачества и свое боевое призвание. Особенно сильное впечатление производили на меня, помню, рассказы старых казаков о разных походах, сражениях, о лихой, боевой жизни, полной невзгод и опасностей. Они-то, главным образом, и бросили в мою впечатлительную детскую душу военную искорку, любовь к коню, к шашке и винтовке. Я мечтал о походах, сражениях, смотрел с любовью и умилением на оружие и с некоторым отвращением и презрением на книги…

Несмотря на такую слабую умственную подготовку, я, тем не менее, в 1866 году кое-как выдержал экзамен в Воронежскую военную гимназию (ныне Кадетский корпус) и надел кадетскую куртку. Воспоминания мои об этом заведении довольно смутные. Помню только, что я больше дрался с товарищами, сидел в карцере или стоял в углу («на штрафу»), чем готовил уроки и слушал объяснения преподавателей.

Дрался я, правда, по отзыву вполне беспристрастных людей, превосходно и никогда не стеснялся ни возрастом, ни ростом, ни силой противника. Ходил вечно в синяках, грязный, оборванный и все свободное время употреблял, помимо драк, на разные гимнастические упражнения (хождение на голове, прыганье через кафедру…) и на развитие мускулов. Дразнили меня «казачонком, башибузуком[95], Разиным» и т. д. Сначала я злился, выходил из себя и лез в драку к обидчику, но потом, мало-помалу, совершенно привык к этим кличкам и находил их даже лестными для моего казачьего самолюбия.

Не помню уже, по какой причине, но только через год, в 1867 году, меня перевезли в более северные страны – на берега Волги, в Нижний Новгород, и поместили тоже в корпус. Здесь я оставался верен своим кулачным принципам и, в первый же день по приезде в столицу ярмарок, на боевом турнире, в присутствии многочисленной публики (кадет), очень ловко выбил кому-то из своих новых товарищей что-то два зуба. Дежурный воспитатель (к сожалению, позабыл его фамилию; помню только, что это был очень добрый человек и большой юморист), которому немедленно донесли о моем подвиге, поставил меня возле себя на штраф и записал в журнал. Я отнесся к этому совершенно индифферентно. «Ты откуда?» – спросил он меня, насмешливо осматривая мою куцую фигуру и раскрасневшуюся физиономию. «С Дона, – с гордостью отвечал я. – Я казак!» – «Оно и видно, – сказал, улыбаясь, добряк. – Молодчина же ты, брат, казак – ловко дерешься! Не хочешь ли со мной на кулачки – давай попробуем…» И он, оставив свой стакан с чаем, начал засучивать рукава.