Крот Филипп и мышка По - Балина Ирина - Страница 15

– Кролик Эдмунд, вы, без сомнения, наш честный друг и добрый сосед, – сказал судья, – и нам всем трудно пренебречь вашим свидетельством. Но…

– Судья! – услышали все голос подбежавшей Марты. – Мой муж бывает и наивен, но ради безопасности семьи на риск бы не пошёл. Я и сама была, как вы минуту назад. Но теперь я вижу, вижу ясно, что лис хорош, он просто оступился. Как я ошибалась! Эд, прости меня, Эд, что я тебе не доверяла.

Они обнялись.

– Ничего, дорогая, всё в порядке.

Настроение толпы значительно изменилось после того, как за лиса вступилось целое кроличье семейство, которое все в лесу любили и уважали. Одна лишь По продолжала смотреть на Гилберта пронзительно требовательным взглядом. А ему становилось всё хуже и хуже, он начал метаться по клетке и с каждым оправдательным словом в свой адрес стонал всё громче.

– Эдмунд, Марта!.. – выкрикивал он.

– Помогите же ему, – махал лапами кролик, – сейчас я…

Эдмунд подобрался поближе к клетке и попытался отстранить преградивших ему путь стражников. Казалось, что уже никто не был против освобождения лиса. Под въедливым взглядом мышки пасть лиса раскрылась, и он произнёс (сначала тихо, а потом почти крича): «Я виноват не только в том, что хотел съесть мышь… Я виноват в том, что вы все ЛИШИЛИСЬ ДОМА!». Толпа зашепталась, а лис продолжал: «Я всех вас выгнал сначала из ваших домов, а потом и из вашего леса. Я был обходителен и хитёр. Я был дружелюбен с вами, но дружить с вами не было моим намерением. Я искал землю для охоты. Охоты зверя большого, страшного, рядом с которым вы и минуты бы не остались целы! Я отнимал ваши дома и отдавал их вашему свирепому врагу, пострашнее, чем я».

Всеобщее оцепенение зазвенело в воздухе. Некоторым стало трудно дышать, у других закружилась голова, а кто-то и вовсе упал без чувств. Лис вперился глазами в По, теперь ему стало легко смотреть на неё, а она, наконец, отвела взгляд. Поляна разразилась оглушительной тишиной. Никто ничего не понимал, у всех перед глазами стоял туман, а когда он рассеялся, случилось вот что:

– Звери! – обратился ко всем Эдмунд, – Друзья мои! Добрые соседи! Нам стало очевидно, что лис достоин глубочайшего порицания и величайшего наказания. Но позвольте мне задать вам последний вопрос – чем обернулось бы это дело, если бы сейчас он смолчал? В момент, когда мы уже были готовы простить и отпустить его, он признался в своих преступлениях и признал свою вину, раскрыл нам правду, которую мы могли бы никогда не узнать. Почему он это сделал, если не из раскаяния? Если не из желания открыть нам правду и обвинить самого себя? Разве это – не знак исправления? Разве это не заслуживает нашего снисхождения? Речь кролика прервалась отрывистыми рыданиями дам.

– Эд… – услышал кролик шёпот из клетки, – Эд, подойди…

Эдмунд приблизился к лису с сочувственным видом.

– Я так рад за тебя, Гил, – зашептал он в ответ, – ты молодец! Ты смело признался во всём. Я тебя не виню. Остальные тоже простят тебя, дай только время. Я горжусь тобой. Да, Гил, горжусь. Ты сделал много зла, но то, как ты поступил сейчас, сотрёт его следы и даст почву для ростков будущих добродетелей.

Кролик чувствовал, что присутствует при преображении души, каком-то чудесном и тайном событии, которое происходит внутри незаметно, но так сильно влияет на всё вокруг. И он был прав. Вот только речь шла не об одной душе.

– Эд, лес сгорел из-за меня.

Кролик замер и произнёс: «Повтори ещё раз, что ты сказал?».

– Я поджёг ваш дом, Эд, я держал её в лапах, я принёс её в ваш дом, я бросил тлеющую головёшку на пол, в солому, всё вспыхнуло… Но вы же никак не хотели уходить, Эд… Я не знал, что сгорит весь лес. Я не хотел…

Перед глазами кролика выросла Марта, не настоящая, нет, – представление о ней. Настоящая Марта сейчас была с детьми там, за стеной толпы, восхищённая им, Эдмундом, его речью, признанием Гилберта, сочувствующая, простившая, счастливая. «Что я скажу им? – думал кролик, – для себя-то я уже всё решил».

Эдмунд опустил лапу на голову лиса, что-то сильно пульсировало под шерстью, будто зверь только остановился от бешеного бега. Они постояли так пару минут. Толпа позади умилённо вздыхала, изредка подавляя возмущение отдельных представителей.

– Кто этот зверь, что заставлял тебя? – наконец вымолвил Эдмунд.

– Медведь, – прохрипел лис, не поднимая морды.

Кролик повернулся к присяжным.

– Дорогие соседи, добрые друзья! – снова начал он слегка дрожащим голосом, – наш враг – не лис. Наш враг там, на другом берегу, под остатками леса, что мы раньше знали. Он больше не сможет никому причинить зла. Давайте же возьмёмся за постройку новых домов. Мы многое пережили в тот день, но худшее теперь позади. Начнём же нашу новую жизнь здесь с доброго и милосердного поступка – простим и отпустим лиса!

Речь Эдмунда была встречена дружным одобрением.

Вечером этого дня семьи переселенцев были особенно счастливы. У них ещё не было уютного крова, им предстояло много потрудиться, чтобы обосноваться на новом месте. Но они были совершенно счастливы, потому что прощение сладко для того, кто прощает.

Послесловие

Лис ещё некоторое время жил по соседству от кроликов. Часто бывал у них, когда дети гуляли, а Эдмунд был дома. Мыши возродили поместье дядюшки Грея, но все комнаты пока ещё не были заняты, поэтому крот жил в одной из них. Они с По часто сидели у реки по вечерам, а потом и вовсе куда-то уехали, говорили, что вверх по течению, дальше от плотины. А плотину вскоре и вовсе разобрали, потому что она выгорела изнутри при пожаре и стала неблагонадёжной. Настоял на этом сам кролик Эдмунд, который с недавних пор стал очень уважаемым зверем в лесу. «Плотина может рухнуть в любой момент! – предостерёг он всех, – нам необходимо попросить у бобров помощи и разобрать её, пока на прибрежные дома не обрушился огромный поток воды!». Так они и сделали. Река разлилась, жизнь расцветала, лис Гилберт ушёл вглубь леса, и больше никто его не видел. Поговаривали, он отправился проверить, куда ушли лисы, которые раньше здесь жили.