Стихотворения и поэмы - Маркиш Перец Давидович - Страница 63

Перед питьем, в прибрежных кустах

Зверя сковал, исковеркал страх.

— Не хочешь ты, зверь, от реки уйти:

Яма есть на твоем пути...

Солнечный путь золотой на реке!..

Я восхожу, я ищу вдалеке.

Я не покоя ищу, не питья.

Ласкаю капкан, глажу сети я...

Птицы летят в свои гнезда, в лес,

И на реке — серебристый плеск.

Солнечный диск рекою одет —

Золото с оловом на воде.

3

За мною идет ветерок по пятам,

Одежд твоих плеск никому не отдам!

Тело взывает к земле и к воде:

Кто плеск этот смел не услышать и где?

Как влажен сегодня степной ковыль...

Земля дорогая, любимая пыль!

Скажи мне, ответь, горизонта нить:

Как долго нам радость с тобою делить?

В сумерках ветер сладок, как мед.

Кому же сегодня до дум, до забот?

Навстречу мне — синий закатный дым...

Как долго я буду таким молодым?

Крылья ветрянок поют в вышине —

Как ветер сегодня ласков ко мне...

Жадные руки мои протяну.

Закат опоясал, зажег вышину.

Шелестом, плеском, дыханьем огня

Пышет одежда простая твоя.

Руки с моими руками сплети,

Чтоб телу из тонких одежд не уйти!

Иду я с охапкой ветров тугих.

Судьбу свою вижу на чреслах твоих...

Соки мои и крепость костей,

Где же скрещенье моих путей?..

4

Две мертвые птицы на землю легли.

Удар был удачен... Что лучше земли?

Здесь, в солнечной этой блаженной стране,

Упасть так упасть! Так мерещится мне.

Две вольные птицы пустились в полет,

Куда же им падать, куда их влечет?

Лететь так лететь! Как слепителен свет!

Широки просторы, и края им нет.

Довольство и мир, довольство и мир,

Земля зазывает нас будто на пир.

Но воля и солнце безмерно влекут,

Ведь там одиночества верный приют...

Птиц этих на свете не жаль никому;

Лишь мне захотелось уйти одному,

Но я позабыл и зачем, и куда.

Иду, предо мною заката гряда.

Лететь так лететь, а упасть так упасть.

Я землю забыл и небесную власть.

Вот солнце заходит, как пышный павлин.

Где путь мой, где путь мой? Я в мире один.

Шагнул я, пойдем же, ты слышал, пойдем!

Упал так упал. Не жалей ни о чем.

Лететь так лететь. Как слепителен свет!

Широки просторы, и края им нет.

5

В сиянии ночи бурлит моя кровь.

Земля, обогрей меня! Высь, укрой!

В сиянии ночи всхожу в тишине...

Но кровь моей родины дышит во мне.

В сиянии ночи, над шелестом трав,

Лечу я, всю землю руками обняв.

— Дорога! Ты — песнь... Не расстаться

с тобой...

Где здесь земля, где простор голубой?

Вспыхнула ночь в оперенье златом...

— Прильну к тебе грудью и жаждущим ртом!

Тобой я зажжен на средине пути,

Роди меня! Снова потом поглоти!

Горит моя плоть, и летуч я, как дым.

Один я в дороге, совсем один...

Светло от жары, брызжет светом она...

— Где же ты? Где твоих рук белизна?

Тропа ли ночная, дневной ли путь...

— Ты ли здесь? Может, другой кто-нибудь?

Ты — тайна жизни, само бытие,

Весь хочу влиться я в тело твое...

6

И скалится вечером темень сама:

— Сума с требухой! С мясом сума!

И вечер на улицу гонит меня:

— Эй, люди! Вставайте, пленники дня!

Туда, где скрещенье концов и начал,

Безмолвие гонит меня по ночам.

В ручьи переулков, в моря площадей

Ночь гонит меня от уснувших людей.

Гонит, как нищего гонит всегда

С рыжей сумою за хлебом нужда.

И скалится вечером темень сама:

— С руками сума! С глазами сума!

Я весь переполнен печалью дорог,

Как древний, вином переполненный рог.

На улицах пусто, и гомон утих...

Лишь свет голубой на ресницах моих.

И скалится вечером темень сама:

— Сума с требухой! С глазами сума!

7

— Возлюбленный! — тихо сказала она. —

Прислушайся — темень тревогой полна.

Сегодня никак не могла — отчего? —

Я запаха тела узнать твоего.

Мне чудятся стоны, мне чудится вой!

Мне душно, темно мне, как перед грозой.

Ты слышишь — вдали, ты слышишь — в ночи.

Я долго ждала... Почему? Не молчи!

И ночь тишину за собою влечет.

И боль изо рта ее тихо течет.

— Опять этот вой... Расслышал ли ты?

Как будто зверь воет: «Мяса! Еды!»

Когда тигру мясо дадут — почему

Он мясо целует, никнет к нему?

В глазах его — радость, в глазах его — боль,

Он тянется вширь, он тянется вдоль.

И мяса не рвет сверкающий рот:

Тигр слушает, смотрит, чего-то он ждет.

Но темная тяжесть придавит потом

Тяжелую голову с жаждущим ртом.

И голод горяч, и глаза горячи...

От воя вдали... От плача в ночи...

Спросила она: — Не могу — отчего —

Я запаха тела узнать твоего?..

8

Печально бело нынче ложе мое,

Тоскующе-холодно стен забытье.

Кто нынче спокойным остаться бы смог?

Проснувшись, дрожит в эту ночь потолок.

Всё ли я сделал? Да или нет?

Считаю я строй холостых моих лет.

Я их, как рубашки, считаю опять,

Которые надо в починку отдать.

Вот уже скоро... сейчас... — Обожди!

Есть еще день, еще ночь впереди!

Очаг не сужден мне ни мой и ничей.

О, спелость моих холостяцких ночей!

Созревшие ночи и сочные дни...

Как груши с деревьев свисают они.

Кто радостно рвать их сегодня придет,

Их соком, как хлебом, насытится тот.

Ну, так придет? Сок бродит в ночах...

Когда бы имел я дом и очаг!

Не пять прошло и не десять лет, —

А всё очага у бездомного нет!

Печально бело нынче ложе мое,

Тоскующе-холодно стен забытье.

9

Шагов твоих стежка ложится на снег.

Бегу за тобой я — и легок мой бег.

Просыпала вьюга миллион лепестков...

Я слышу напев торопливых шагов.

На стрелки ресниц снежинка легла...

— Как этот напев создать ты смогла?

Долго не тает снежинка... И пусть!..

В напрасный я, верно, отправился путь.

Шагов твоих стежка ложится на снег.

Настигну тебя? Догоню или нет?

Тебя догоню я. Настигну... Скажи,

Зачем поколенье мое так спешит?

Торопится век мой в боях и в пути,

Не смеет дыханья он перевести.

С рождения взяв небывалый разбег,

Не знает покоя стремительный век...

Не тают снежинки, белей лепестков...

Влечет меня песнь торопливых шагов.

В бою никакой, ни в какой из стран,