Путь к империи - Бонапарт Наполеон I - Страница 138

138

CCCXXIV

Я всегда считал преступлением призвание монархом иностранцев того ради, чтобы укрепить свою власть в собственной стране.

CCCXXV

Я отлично понимаю, что это Фуше составил проскрипционные списки; но имена лиц, коих я там нахожу, ничего мне не говорят.

CCCXXVI

Испанцы не нашли ничего лучшего, как одобрить конституцию, которую я предлагал в Байонне: к несчастию, не все тогда готовы были принять ее (я имею здесь в виду народ).

CCCXXVII

Идея объединить в четырех отделениях Института внушающее почтение сообщество различных талантов была прекрасна. Надобно же было совершенно не понимать суть дела, чтобы искалечить сей памятник национальной славы.

CCCXXVIII

Человеческий разум сделал возможным три важнейшие завоевания: суд присяжных, равенство налогообложения и свободу совести; если только монархи не лишатся рассудка, они уже не станут нападать на эти три основы общественного договора.

СССХХIХ

Часто мне приходит на ум при чтении «Цензора», что он составляется Талейраном или Поццо ди Борго. Эта книга – насквозь антифранцузская, ее сочинители – идеологи пустых мечтаний: они делаются смешными, когда хотят управлять королями.

СССХХХ

Когда народы перестают жаловаться, они перестают мыслить.

CCCXXXI

Я вел переговоры в Фонтенбло не ради себя: я действовал во имя нации и армии; если я сохранил за собой титул Императора и прерогативы монарха, то это потому, что, отдавая себя на поношение врагам, я не хотел заставить краснеть храбрецов, кои служили мне.

СССХХХII

Существует род воров, которых законы не преследуют и которые крадут у людей то, что есть у них самого драгоценного, а именно – время.

СССХХХIII

Во Франции есть люди, которые вспоминают о Хартии, когда их охватывает страх, совсем как тот игрок, который возвращается к своей любовнице, когда проигрался.

CCCXXXIV

Мадам де Сталь написала о страстях как женщина, которая вполне освоилась с предметом, о котором пишет. Она часто принимает сущую галиматью за нечто возвышенное и более всего пуста в тех случаях, когда претендует на глубокомысленность.

CCCXXXV

Время республик прошло: скоро в Европе не останется ни одной из них.

CCCXXXVI

Если в механике знаешь три величины, всегда найдешь и четвертую (конечно, если хорошо владеешь математикой).

CCCXXXVII

В массе своей испанский народ дик, невежествен и жесток: в то время как я приказывал обращаться с пленниками в лагерях Лиможа, Перигюе и Мулэна по-человечески, моих солдат убивали, обрекали на пытки и мученическую смерть. Условия капитуляции генерала Дюпона в Байлене были столь постыдно нарушены, что едва ли тому отыщется подобный пример в истории.

CCCXXVIII

Прощая тех, кто меня поносит, я всегда могу поставить себя выше них.

СССХХIХ

Всякое партийное сборище состоит из глупцов и негодяев.

CCCXL

После моей высадки в Каннах парижские газеты запестрели заголовками: Мятеж Бонапарта; через пять дней: генерал Бонапарт вступил в Гренобль; одиннадцать дней спустя: Наполеон вступил в Лион; двадцать дней спустя: Император прибыл в Тюильри; ищите после этого в газетах общественное мнение!

CCCXLI

После того как в моем распоряжении были, казалось, все сокровища Европы, я покинул ее, имея в кармане только двести тысяч франков. Но англичане не усомнились, что это соответствует моему достоинству: купец, который сжег пачку долговых обязательств Карла Пятого на пятьдесят тысяч дукатов, выказал себя душевно более щедрым, нежели сей Император.

CCCXLII

Ни в арифметике, ни в геометрии нет никаких тайн. Из всех наук эти две более всего служат к изощрению ума.

CCCXLIII

После моего падения фразёры, которые ранее были у меня на жаловании, не переставали называть меня узурпатором: им не дано понять, что еще сегодня я мог стоять во главе всех остальных монархов Европы. Во Франции способны сочинять одну лишь романическую чепуху.

CCCXLIV

Макиавелли учит, как успешно вести войны. Мне же известно лишь одно средство для сего – быть сильнейшим. Этот флорентийский секретарь – не более как профан в политике.

CCCXLV

Государь утрачивает расположение народа как из-за ошибки, не стоящей внимания, так и вследствие государственного переворота. Когда же вполне осваиваются с искусством править, то рисковать своей репутацией следует с большой осторожностью.

CCCXLVI

Я не брал на себя труд вести переговоры с государями Германии: напротив, я увлек их за собою после победы при Аустерлице, и они сделали на меня ставку, поскольку я был победителем. Александр также сможет сделать это, когда разобьет пруссаков и австрийцев.

CCCXLVII

Истинный монарх, желая войны, не избегает ее: когда же его вынуждают к ней, он должен, отнюдь не медля, первым обнажить шпагу, быстро и энергично осуществить вторжение, иначе все преимущества будут у нападающей стороны.

CCCXLVIII

Локк – великий объяснитель и плохой логик.

CCCXLIX

Ежели бы в империи Тиберия были якобинцы и роялисты, то уж он не терял бы времени попусту, проводя оное в оргиях.

CCCL

Общие места богословских споров вышли из моды, их заменили общие места в политике.

CCCLI

Я восстановил отличия таковыми, как я их понимаю, то есть основанными на титулах и трофеях; мое дворянство не было феодальным старьем: в бароны я жаловал из капралов.

CCCLII

Я – не из тех слабоумных государей, которые позволяют все делать другим и не делают ничего сами, иначе я мог бы выговорить себе что-то вроде королевства, например, за Луарой.

CCCLIII

Я не думаю, что Франция когда-либо знала лучший порядок, нежели тот, каковой был при мне.

CCCLIV

Государь, совершенный во всех отношениях, должен был бы поступать как Цезарь, нравами походить на Юлиана, а добродетелями – на Марка Аврелия.

CCCLV

Надобно править людьми, пользуясь упряжью, которая надета на них сейчас, а не той, что была в прежние времена.

CCCLVI

Спрашивать, до каких пор религия необходима политической власти, все равно, что спрашивать, до каких пор можно делать прокол больному водянкой: все зависит от благоразумия врача.

CCCLVII

Высокопарный Тацит говорит, что опасно оставлять жизнь тем, у кого отняли все: я убедился в справедливости этого!

CCCLVIII

После московской катастрофы меня уже сочли было политическим трупом: но все еще оставались я сам и мое имя, и вот уже через три месяца я вновь явился во главе двухсот тысяч моих солдат.

CCCLIX

Мое восемнадцатое брюмера было значительным по своим последствиям: ведь именно с этого момента началось восстановление общественного порядка во Франции.

CCCLX

Когда полными пригоршнями разбрасывают почести, многие недостойные люди тоже набрасываются на оные, а имеющие несомненные заслуги отступают в сторону. Кто же будет искать эполеты на поле сражения, когда их можно заполучить и в чьей-нибудь прихожей.

CCCLXI

Революционеры и эмигранты в равной степени были ненасытными по части богатств и отличий. Они соперничали в низости друг с другом. Я же хотел возвеличить новых людей, но поелику не имел в том успеха, то брал их сколько возможно в рядах моих солдат.