Свирепая справедливость - Смит Уилбур - Страница 57

Над головой Питера пронесся деревянный брус, обжигающий пар из разбитого радиатора ударил по лицу и рукам, и «астон», подпрыгивая на камнях, вылетел в поле. Влажная почва тормозила движение, мешал и крутой подъем на холм, и, проехав пятьдесят ярдов, маленькая машина остановилась у дренажной канавы, повиснув под нелепым углом.

Питер соскользнул в сторону и приземлился на ноги. Рывком открыл заднюю дверцу, и из машины выпал человек. Он упал на колени в грязь, бормоча что-то непонятное, и Питер коленом ударил его в лицо. Кость и хрящ хрустнули, послышался стук сломанных зубов. Голос человека резко оборвался, и Питер тут же нанес ему ребром правой ладони точно рассчитанный рубящий удар – от него человек теряет способность двигаться, но не умирает. Бесчувственное тело еще не успело коснуться земли, а Питер уже перепрыгнул через него и вынес дочь из «астона». Ее хрупкое тело показалось ему невесомым; он почувствовал, что она вся горит.

Питера охватило почти непреодолимое желание изо всех сил прижать девочку к груди, но вместо этого он бережно, словно драгоценную статуэтку, понес ее, осторожно перешагивая через камни, туда, где в темноте садился вертолет.

На борту был врач из «Тора»; он выпрыгнул, прежде чем вертолет коснулся земли, и в ярком свете посадочных прожекторов побежал навстречу Питеру.

Тот обнаружил, что негромко приговаривает:

– Все хорошо, дорогая. Все кончено. Все кончено, моя девочка... я здесь, малышка...

Тут он сделал еще одно открытие. Не пот тек по его щекам и капал с подбородка. Но Питер, ничуть не устыдившись, спросил себя: «Когда же я плакал в последний раз?» И не смог вспомнить, но это казалось неважным; не теперь, когда у него на руках лежала дочь.

В Лондон прилетела Синтия, и на Питера вновь обрушились ужасы их брака.

– Все, кто рядом с тобой, страдают, Питер. Теперь очередь Мелиссы-Джейн.

Он не мог не видеть ее, не слышать ее обвинений, потому что она все время была рядом с Мелиссой-Джейн. Он терпеливо сносил ее упреки и ядовитые обвинения и думал: «Неужели когда-то она была веселой, молодой и привлекательной?» Синтия на два года моложе его, но ее тело уже расплылось, а думает она, как дряхлая старуха.

Благодаря антибиотикам Мелисса-Джейн поправлялась с чудесной быстротой, и на третий день ее, хотя еще бледную и худенькую, выписали. Когда Питер и Синтия – в последний раз – затеяли свару, Мелисса-Джейн сидела между ними.

– Мама, я еще боюсь. Можно, я поеду с папой? Всего на несколько дней?

Наконец Синтия со вздохом обиженно согласилась, и они оба почувствовали себя виноватыми. По дороге в «Тисовое аббатство», где Стивен пригласил их пожить, пока Мелисса-Джейн не поправится, девочка сидела рядом с отцом тихо, как мышка: левая рука еще на перевязи, на пальце белая повязка. Она заговорила, только когда они возле Хитроу свернули на дорогу М4.

– Я все время знала, что ты придешь. Правда, я мало помню. Всегда было темно, и голова кружилась, все вокруг менялось. Я смотрела на лицо, а оно расплывалось, а потом оказывался кто-то другой...

– Тебе давали наркотики, – объяснил Питер.

– Да, я знаю. Помню уколы... – Она машинально потерла предплечье и вздрогнула. – Но даже тогда я знала, что ты придешь за мной. Помню, как лежала в темноте и слушала, ждала, что услышу твой голос...

Искушение делать вид, что ничего не случилось, было сильно, до сих пор сама Мелисса-Джейн молчала о случившемся, но Питер понимал, что надо дать ей выговориться.

– Хочешь рассказать мне, дорогая? – мягко спросил он, понимая, что это важно для выздоровления. И молча слушал, а девочка вспоминала обрывки разговоров и впечатлений, искаженные наркотическим дурманом. Когда она говорила о смуглом человеке, в ее голосе звучал прежний ужас.

– Он иногда смотрел на меня. Я помню, как он смотрел...

И Питер вспомнил холодные глаза убийцы.

– Сейчас он мертв, дорогая.

– Да, я знаю. Мне сказали. – Она помолчала, потом снова заговорила. – Он очень отличался от второго, седого. Тот, старый, мне нравился. Его звали доктор Джемисон.

– Откуда ты знаешь? – спросил Питер.

– Так его называл смуглый. – Она улыбнулась. – Доктор Джемисон. От него всегда пахло микстурой от кашля, и он мне нравился...

«Тот самый, что произвел ампутацию и отрезал бы и руку», мрачно подумал Питер.

– А еще одного я не видела. Я знала, что он здесь, но никогда его не видела.

– Еще одного? – Питер резко повернулся к ней. – Какого, дорогая?

– Был еще один. Даже смуглый его боялся. Они все его боялись.

– Ты его не видела?

– Нет, но они все время о нем говорили, спорили, что он сделает...

– Ты помнишь его имя? – спросил Питер.

Мелисса-Джейн сосредоточенно нахмурилась.

– У него было имя? – повторил отец.

– Обычно они просто говорили «он», но да, я помню. Смуглый называл его Каспером.

– Каспером?

– Нет, не Каспером. Не могу вспомнить. – В ее голосе послышался ужас, тон стал резким.

– Не волнуйся. – Питер хотел ее успокоить, но Мелисса-Джейн раздраженно покачала головой.

– Не Каспер, но что-то похожее. Я знаю, это из-за него со мной все произошло. Они просто делали, что он велел. Его я по-настоящему боялась. – Она всхлипнула и выпрямилась на сиденье.

– Все позади, дорогая. – Питер свернул к обочине, остановил машину и обнял дочь. Та была натянута, как струна, и дрожала. Питер встревожился и прижал ее к груди.

– Калиф! – прошептала она. – Вот как его звали. Калиф! – Мелисса-Джейн, прижимаясь к нему, обмякла и вздохнула. Дрожь унялась. Питер обнял ее, пытаясь справиться с нахлынувшим гневом, и не сразу понял, что Мелисса-Джейн уснула.

Как будто это имя вызвало катарсис, освобождение от ужаса, и теперь девочка была готова к быстрому выздоровлению.

Питер уложил ее на сиденье, укрыл шерстяным пледом и снова вывел машину на дорогу, но каждые несколько секунд посматривал на дочь, чтобы убедиться, что она спокойно спит.

Из «Тисового аббатства» Питер дважды звонил Магде Альтман, оба раза по ее личному номеру, но ее не было, и она не оставила для Питера никаких сообщений. Прошло уже пять дней после операции «Дельта», когда освободили Мелиссу-Джейн, а он все не мог связаться с баронессой. Она как будто растворилась. Питер размышлял над этим в те спокойные дни, которые проводил почти наедине с дочерью.

Потом в «Тисовое аббатство» приехал Кингстон Паркер, и сэр Стивен Страйд обрадовался, что у него в гостях такой видный политик.

Под влияние Кингстона Паркера подпал весь старый дом. Когда Паркер хотел этого, сопротивляться его обаянию было невозможно. Стивен восхищался им, особенно когда обнаружил, что, несмотря на репутацию либерала и борца за права человека, Паркер защищает капиталистическую систему и считает, что его стране следует серьезнее относиться к своему долгу перед западным миром. Оба они сожалели об отказе от программы создания бомбардировщика B-1, о проволочках в изготовлении и испытании нейтронной бомбы, о перестройке американской системы разведки. Большую часть первого дня они провели в отделанном красным деревом кабинете Стивена, изучая взгляды друг друга, и вышли оттуда друзьями.

После этого Паркер завершил завоевание семьи Стивена, продемонстрировав, что разделяет научные познания Патриции Страйд и ее любовь к античной керамике. Его теплое отношение к Мелиссе-Джейн, радость, вызванная ее освобождением были слишком непосредственны, чтобы не быть искренними. Окончательно же он завоевал юную леди, когда вместе с ней сходил на конюшню, познакомился с Флоренс Найтингейл – и оказался знатоком лошадей.

– Он хороший. По-моему, он человек чести, – сказала Питеру Мелисса-Джейн, когда он вечером зашел к ней пожелать спокойной ночи. – Такой добрый и интересный... – И сразу, чтобы он не усомнился в ее верности, добавила: – Но ты по-прежнему мой самый любимый мужчина на свете.

Она почти совершенно оправилась, и Питер, присоединяясь к гостям, подивился сопротивляемости молодых тела и мозга.