Гарем - Смолл Бертрис - Страница 66

— Не вижу ничего смешного, — сказала Сайра. Сулейман прикусил губу.

— Милая бюльбюль, ты такая красивая… Но когда ты в гневе, в твоих глазах оживают призраки твоих шотландских предков. Я весьма живо представляю тебя в доспехах и на коне во главе рати.

Перегнувшись через стол, Сайра дернула сына за волосы.

— Ай! — вскрикнул тот, пытаясь вырваться.

— Что-то я не вижу, чтобы ты уважительно относился к своей матери! — со смехом проговорила Сайра.

— Униженно молю о прощении, бюльбюль! Ай! Она отпустила его и вновь посерьезнела:

— Мне кажется, тебе пришла пора становиться зрелым человеком, Сулейман. Ты почти уже мужчина, хоть мне и странно сознавать это. Вчера после землетрясения я послала записку в Константинополь. Почтовые голуби Хаджи-бея никогда еще меня не подводили. Скоро будет ответ. Давай подождем.

Сын уступил, чувствуя в душе, что мать абсолютно права, И испытывая стыд за то, что позволил на мгновение эмоциям взять верх над здравым смыслом.

К вечеру того же дня в распахнутое окно комнаты Сайры влетела усталая птица. Подхватив измученного голубя, бас-кадина услышала, как сильно колотится его маленькое сердце.

— Молодчина! — проговорила она, доставая капсулу, привязанную к лапке. Передав голубя рабу, она велела, чтобы тому насыпали полную меру корма, омыли свежей водой и только после этого отнесли на голубятню.

Сайра, устроившись поудобнее, вскрыла капсулу и достала свернутый в трубочку листок бумаги. Послание было составлено знакомым ей почерком Хаджи-бея на его родном древнем языке. Ага кизляр обучил ему всех кадин принца, когда те невинными девушками еще только попали в Турцию. Язык этот использовался в их частной переписке в качестве меры предосторожности от шпионов.

Послание было лаконичным. Ага сообщал, что Селим, равно как и все султанское семейство, жив и здоров. Дворцы и присутствия пострадали, но не очень серьезно. В то же время столице досталось крепко. Можно сказать, что Константинополь разрушен. Мощные приливные волны легко перекатились через городские стены и хлынули на улицы. Погибло и было ранено великое множество людей. Султан и его двор решили перебраться в Адрианополь. Селим отправился с ними, а семье своей просил передать, чтобы они ни в коем случае не покидали дворца.

Перечитав записку дважды, Сайра сунула ее в небольшую печь и отвела глаза лишь после того, как огонь полностью пожрал ее. Тогда Сайра кликнула раба и приказала ему тотчас собрать совет семьи.

Вскоре в гостиную явились женщины и трое старших сыновей принца. Сайра передала им содержание послания от Хаджи-бея, и те порадовались хорошим известиям о Селиме. Потом Сайра послала за старшим евнухом Али. Вместо него явился Анбер и сообщил, что старший евнух внезапно заболел и не может встать с постели. Изобразив на своем лице живейшее участие. Сайра распорядилась, чтобы за Али ухаживали как можно внимательнее. Рабы, присутствовавшие при этом, подивились отходчивости госпожи. Ведь старший евнух совсем недавно разговаривал с ней в непозволительном тоне.

На следующий день Али благополучно преставился, и Сайра с одобрения госпожи Рефет и других кадин назначила на его место Анбера.

Остаточные подземные толчки продолжались еще примерно полтора месяца, по они были несильными и не несли с собой новых разрушений. А восстанавливать и без того нужно было очень много. Через некоторое время от Селима пришла еще записка, в которой он сообщал, что останется с отцом до тех пор, пока все более или менее не образуется.

Дабы чем-то скрасить свое одиночество, кадины засучив рукава принялись за работу. Рабы и ремесленники из близлежащих селений были уже заняты на восстановлении дворца Лунного света и прилегающих территорий. Вдобавок Сайра разослала по округе своих татар, пытаясь оценить масштабы ущерба и разрушений, постигших провинцию.

Сообщения о бедственном положении из различных мест поступали ежедневно. Кадины принца посылали несчастным от имени своего господина деньги и провизию из дворцовых запасов. Постепенно провинция оправилась от последствий землетрясения и наводнения. Дома были отремонтированы, разбежавшийся скот частично собрали по окрестным холмам, частично заменили новыми гуртами, поля были вновь засеяны, раны залечены. А главное, удалось накормить тех, кто остался без средств к существованию и без крыши над головой. Результатом всего явилось шестикратное ежедневное вознесение хвалы принцу Селиму в каждом купеческом доме, в каждой крестьянской хижине. Его славили стар и млад, мужчины и женщины, старики и дети.

В середине июля четыре жены младшего сына турецкого султана Баязета наконец получили возможность вздохнуть с облегчением, удовлетворившись результатами проделанной работы. Подземные толчки к тому времени прекратились совершенно, и в их маленьком мирке жизнь потекла по-прежнему. На полях начала созревать пшеница, как бы подводя итог восстановлению всего порушенного и растревоженного. Трудно было поверить, что всего два месяца назад на эти места обрушилось страшное бедствие.

Однажды, когда Сайра сидела за вышивкой, старший евнух допустил к ней покрытого дорожной пылью посыльного, который сообщил о возвращении Селима.

— Он едет прямо за мной, моя госпожа, несмотря на то что во всех деревнях его задерживают местные жители, вознося хвалы его имени и благодаря за помощь, оказанную их дворам после землетрясения. Я скакал во весь дух.

— Ты молодец, — ответила скрытая под вуалью Сайра. — Анбер, проследи, чтобы гонца хорошенько накормили, и передай его сообщение тетушке Рефет и моим сестрам.

Отпустив обоих, Сайра кликнула своих личных рабынь и приказала приготовить ей ванну и новые одежды.

Принц Селим и татары-телохранители прибыли к вечеру. Кадины, забыв о приличествующих случаю правилах этикета, бросились ему навстречу с крыльца. Спрыгнув с лошади на землю, он каким-то непостижимым образом сумел обнять сразу всех.

Солдаты, подъехавшие следом, толкали друг друга под локти и посмеивались в усы. Они тоже радовались. Перед ними стоял их хозяин, принц Селим, который однажды должен будет подняться на трон султана. А рядом с ним были четыре его красавицы жены. Лица их были сейчас скрыты под вуалями, но их личные рабыни, с которыми общались татары, не раз восхваляли их женскую красоту.