Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда - Ферр Гровер - Страница 22

(См. подробное обсуждение вопроса в статье В. Боброва и И. Пыхалова, где исследуется слух из воспоминаний вдовы Бухарина А. М. Лариной, согласно которому Сталин будто бы требовал казни, а Якир выступал резко против, – т. е. нечто прямо противоположное тому, что происходило в действительности и что представляет собой одну из крупиц антисталинского «фольклора», имевшую статус исторического «факта» до тех пор, пока в постсоветские времена не были опубликованы соответствующие документы).

Итак, в общей сложности Сталин выступил три раза – чаще, чем на других Пленумах, и ни одно из его выступлений даже отдалённо не напоминало призыв к массовым репрессиям, как о том заявил Хрущёв. Ну, а что касается Ленина, то он действительно говорил что-то очень близкое к тому, что Сталин высказывал в речах 1928–29 годов.

15. «Ряд членов ЦК сомневались в правильности курса на массовые репрессии». Особенно Постышев

Хрущёв:

«На февральско-мартовском Пленуме ЦК (1937 г.) в выступлениях ряда членов ЦК, по существу, высказывались сомнения в правильности намечавшегося курса на массовые репрессии под предлогом борьбы с “двурушниками”.

Наиболее ярко эти сомнения были выражены в выступлении тов. Постышева. Он говорил:

“Я рассуждал: прошли такие крутые годы борьбы, гнилые члены партии ломались или уходили к врагам, здоровые дрались за дело партии. Это годы индустриализации, коллективизации. Я никак не предполагал, что, пройдя этот крутой период, Карпов и ему подобные попадут в лагерь врага. (Карпов – это работник ЦК партии Украины, которого хорошо знал Постышев.) А вот по показаниям якобы Карпов с 1934 года был завербован троцкистами. Я лично думаю, что в 1934 году здоровому члену партии, который прошёл длительный путь ожесточённой борьбы с врагами за дело партии, за социализм, попасть в стан врагов невероятно. Я этому не верю… Я себе не представляю, как можно пройти тяжёлые годы с партией и потом в 1934 году пойти к троцкистам. Странно это…” (Движение в зале.)»[163]

В середине 1990‑х была наконец издана стенограмма февральско-мартовского (1937) Пленума Центрального комитета ВКП(б). И теперь каждый может воочию убедиться: цитата из выступления Постышева – подлинная, а комментарий Хрущёва – лживый.

Несомненно, Хрущёв знал, что сказанное им – неправда. Он уверял, будто «в выступлениях ряда членов ЦК по существу высказывались сомнения в правильности… курса на массовые репрессии». Но на самом деле на Пленуме не было ни одного такого выступления. И даже Постышев не говорил ничего похожего! Вслед за процитированным Хрущёвым отрывком Постышев потребовал предать суду и Карпова, и всех тех, кто, по его мнению, примкнул к врагам.

В сущности, Постышев показал себя одним из самых жёстких партийных руководителей; на январском (1938) Пленуме ЦК за необоснованное исключение из партии большого числа её членов он сам был выведен из кандидатов в члены Политбюро. Гетти и Наумов подробно описывают, как Постышев был подвергнут на Пленуме суровой проработке за непомерные репрессии, и отмечает, что «сверхбдительный Постышев был принесён в жертву, дабы положить конец репрессиям в партии»[164].

В своём анализе Юрий Жуков соглашается, что на январском (1938) Пленуме сталинское руководство предприняло ещё одну попытку приостановить незаконные репрессии, которые проводились под руководством первых секретарей. Документ, подтверждающий, что Постышев был изгнан из Политбюро и арестован за массовые репрессии в отношении невинных людей, опубликован (в переводе) в книге Гетти и Наумова[165].

Хрущёв участвовал в работе январского (1938) Пленума и, конечно, дальнейшая судьба и истинные причины отстранения Постышева ему были хорошо известны. Хрущёв просто не мог не знать, что «ряд членов ЦК» не высказывал вообще никаких «сомнений в правильности… курса на массовые репрессии». На февральско-мартовском (1937) Пленуме Хрущёв сам выступил с резкой речью, где искренно поддержал репрессивную политику.

Более того, не кто иной, как Хрущёв, занял освободившееся после Постышева место кандидата в члены Политбюро[166]. По Гетти и Наумову, Хрущёв был одним из тех, кто «яростно выступал против Постышева»[167].

Следовательно, Хрущёв лгал. Постышев не только не «выражал сомнения» по поводу целесообразности репрессивной политики, но оказался самым оскандалившимся из её проводников. Именно Постышев стал первым из тех, кто был исключён из кандидатов в члены Политбюро, а вскоре и из партии и затем арестован. Доступная сейчас часть стенограммы январского (1938) Пленума это полностью подтверждает. О размахе постышевских репрессий можно судить по письму А. А. Андреева на имя Сталина от 31 января 1938 года, фрагмент которого приводится в приложении к главе.

Вскоре после январского Пленума Постышев был арестован; он признался в причастности к заговору «правых», назвав множество его участников, включая других первых секретарей и членов ЦК. По словам писателя Владимира Карпова, Постышев подтвердил свои признательные показания в присутствии Молотова и Ворошилова.

Процитированные выше документы – малая часть из вообще имеющихся, но всё ещё не рассекреченных источников – свидетельствуют о достаточном числе причин считать арест и суд над Постышевым оправданным. Сам он был казнён больше, чем через год после ареста. Известно, что на Постышева заведено пухлое следственное дело и что есть расшифровка стенограммы суда над ним, но по сути всё это до сих пор не рассекречено российским правительством.

Источники

Директива получила искажённую трактовку в официальном издании «закрытого доклада» (1989). Без каких-либо доказательств там приводится такое вот «разъяснение»:

«Речь идёт о постановлении ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. “О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов”, получившем впоследствии наименование “Закон от 1 декабря 1934 г.” и действовавшем до 1956 г. Данное постановление не вносилось на утверждение сессией ЦИК СССР, как это требовалось по Конституции СССР»[168].

Большинство авторов не согласны с хрущёвской интерпретацией дела об убийстве С. М. Кирова. Например, в мемуарах генерала П. А. Судоплатова читаем:

«Документов и свидетельств, подтверждающих причастность Сталина или аппарата НКВД к убийству Кирова, не существует… Киров не был альтернативой Сталину. Он был одним из непреклонных сталинцев. Версия Хрущёва была позднее одобрена и принята Горбачёвым как часть антисталинской кампании»[169].

Алла Кирилина, крупнейший в современной России исследователь дела об убийстве Кирова, констатирует:

«Сегодня в условиях вседозволенности и так называемого плюрализма появились статьи, авторы которых не затрудняют себя поисками документов, не обременены стремлением объективно разобраться в том, что же случилось 1 декабря 1934 года. Их главная цель – ещё раз заявить, что “Сталин – убийца Кирова”, не располагая при этом ни прямыми, ни косвенными доказательствами, но широко используя мифы, легенды, сплетни»[170].

Присоединившись к дискуссии, посвящённой убийству Кирова, на академическом форуме H-RUSSIA (24 августа 2000 года), Дж. А. Гетти отметил: