Русские идут - Соболев Сергей Викторович - Страница 22

– Главари которого как раз и входят нынче в правление «Нафтогаза». А им сейчас нужны хоть какие-то козыри! Чтобы их… этих западэнских упырей, не оторвали вдруг от «трубы»…

– А заодно и от казны.

– … к которой они присосались, маскируясь интересами «самостийности». Сами они теперь будут держаться за «кассу» не то что руками, но и зубами! Я правильно рассуждаю, Леон?

– Зришь в самый корень, – Вавилов усмехнулся. – Одно лишь уточнение, с которым, полагаю, ты тоже согласишься. Дело здесь не только в политике, замешанной на нефтегазовых миллиардах. Есть люди, которые нас мрачно, угрюмо, десятилетиями, веками – ненавидят. И не просто ненавидят, а ненавидят смертельно, как самого лютого врага. Они нам не братья, все эти западэнцы и галичане. Если только – левобережные. Ну да ладно, как-то прожили бы и без братской любви. Самое паршивое здесь то, что нас целенаправленно и очень умело «разводят», стравливают – русских и украинцев. А это, Рейндж, может закончиться большой бедой.

Примерно через час они расстались. Кавторанг Вавилов пообещал помощь и содействие, если вдруг такая необходимость возникнет. Но Мокрушин и сам пока не знал, какого рода помощь ему может понадобиться. И прежде всего потому, что в этой «крымской» арии солирует не он, а Лариса Венглинская, которой поручена известная лишь ей – да еще тем, кто выбрал ее посредником – тайная миссия.

Он вернулся в апартаменты, где бездельничал до девяти часов вечера, пока к нему в номер не постучался «референт» и не сообщил, что через полчаса, в половине десятого, его, Мокрушина, ждет у себя «хозяйка». Часом ранее он наблюдал из окна, как на хорошо освещенной площадке возле пансионата припарковался «лендровер», из которого вышли Лариса и ее «секретарь» и тут же скрылись в парадном. Рейнджа постепенно уже начала доставать ее манера секретничать и напускать тумана на ровном месте. Если бы не строгий приказ руководства, он бы послал эту всю такую деловую из себя красотку очччень далеко… Так, на всякий случай, от греха подальше. Потому что, глядя на нее, – Мокрушин и сам не знал, что это на него такое нашло – он думает не о деле, не о своем задании «особой важности». А о том, какова эта bussines-women в постели и что она, Венглинская, правая рука близкого к Кремлю олигарха М, думает о нем, Владимире Мокрушине.

Ровно в половине десятого, как ему и было назначено, Мокрушин постучался в дверь, которая расположена в аккурат напротив двери его собственного «люкса».

Открыл Артем, упакованный, по обыкновению, в костюм темной расцветки, белоснежную сорочку и глянцево отзеркаливающие черные штиблеты. В отличие от ярко выраженной вороной масти Венглинской, ее референт-секретарь – а именно так она представила свою «тень» Мокрушину – был светловолос, с короткой прической, отчего его голова походила на коротко остриженный одуван. Несмотря на типажную внешность, Артем оказался неглупым человеком. Уж кто, кто, а Венглинская не станет держать при себе человека, достоинством которого являетсяется лишь то, что он фактурой напоминает трехстворчатый шкаф.

– Проходите, шеф, – Артем посторонился, пропуская гостя в апартаменты. – Присаживайтесь… госпожа появится через минуту-другую.

«Да, очень даже неглупый субьект, – усмехнулся про себя Мокрушин. – „Шефом“ вот назвал… ему это ничего не стоило, а мне – приятно».

Рейндж не стал присаживаться, оставшись на своих двоих. Правую руку – в ней кое-что было – он отвел чуть за спину. Гостиная, в которой он оказался, напоминала апартаменты «Deluxe» в каком-нибудь европейском отеле как минимум четырехзвездной категории (его поселили, кстати, точно в таком же двухкомнатном номере с джакузи). Итальянская мебель ручной работы, тяжелые портьеры, закрывающие оба окна – бордовый с золотым шитьем бархат – персидский ковер поверх паркета… Все говорит о том, что хозяева предпочитают для отдыха не выморочный постмодернистский дизайн, а проверенный временем староевропейский буржуазный стандарт.

В гостиной тонко пахет духами и какими-то экзотическими восточными прянностями – но не приторно, а приятно. Взгляд Рейнджа упал на огромную фарфоровую вазу, в которой стоит пышный букет нежно-кремовых роз – их не менее трех десятков. Он почувствовал себя неловко, потому что в руке, отведенной за спину, у него была… тоже роза (но не сливочного окраса, а бордовая, того же цвета, что и портьеры).

Мокрушин хотел уже было сунуть цветок в компанию к другим розам, но опоздал: открылась дверь спальни и в гостиную вошла Лариса. Одета она оказалась просто, почти по-домашнему. На ней были вытертые джинсы с прорезами на коленках, сидевшие очень низко на крутых бедрах, отчего были видны и пупок с вдетым в него колечком с «камушком» и полоска коричневато-золотистой кожи между «топом» и джинсами в области талии…

Сверху – полупрозрачный топ нежно-бирюзового цвета, свободно облегающий ее довольно крупную и высокую грудь. Поверх топа некое подобие короткой майки из мелкоячеистой и тоже полупрозрачной ткани шафранового оттенка.

Формы у нее, как и предполагал Рейндж, оказались весьма и весьма привлекательными. Мокрушин, по правде говоря, избегал заводить знакомства с дохлыми, обкуренными, умученными диетами и комплексами «моделями». «Пышки» тоже не вызывают у него обычно желания познакомиться поближе… А вот Лариса… да, вот такие ему по нраву.

– Влад… можно, я вас так буду называть? – женский голос вывел его из секундного замешательства. – Спасибо, что откликнулись на мое приглашение. Если вы голодны, мы можем… Это вы – мне?

Мокрушин, растянув губы в вежливой улыбке, протянул ей розу.

– Да, это вам, Лариса. Кстати, я по вам уже соскучился.

– Спасибо, Влад, – она взяла розу и ответно улыбнулась. – Признаться, я думала, что вы…

– Это я должен признаться… – Мокрушин покосился на огромную охапку цветов в высокой фарфоровой вазе. – Я срезал розу в вашем саду… внизу, в зимней оранжерее.

– Для меня это ничего не меняет. Главное – душевный порыв, остальное – вторично.

Она посмотрела на застывшего в ожидании ЦУ помощника.

– Артем, спасибо, вы свободны.

Венглинская сама нашла высокую тонкую вазу из моравского стекла, набрала воды, затем поставила эту вазу с подаренной Мокрушиным розой на журнальный столик, отдельно от других цветов.

– Влад, если вы голодны, я могу попросить принести что-нибудь перекусить.

– Спасибо, Лариса, я уже поужинал. Как прошли переговоры? Удалось ли выйти на договоренность с Сайфутдиновым и его партнерами?

– С нашей стороны мы готовы к сделке на сто процентов. Выпьете что-нибудь?

– Не откажусь.

– Напитки в баре. Если не трудно, соорудите и мне… «маргариту».

Рейндж открыл дверцу встроенного бара. Осмотрев напитки, обернулся к хозяйке.

– Мартини «dry»… водка или джин?

– Там должна быть текила «Ольмека». И не забудьте бросить пару олив… Только зеленые, пожалуйста, а не маслины…

– Ага, нашел… Так, готово…Смешать, но не взбалтывать?

– Приятно иметь дело с умным, опытным мужчиной. Я сегодня встречалась сначала с Исметом в Ялте, а затем мы уже вместе с ним ездили в Бахчисарай, где прошли переговоры с еще двумя авторитетными людьми из числа его соплеменников…

Рейндж поставил напитки на журнальный столик. Лариса кивком указала на низкое кожаное кресло. Сама уселась по другую сторону, взяв в руку стакан с коктейлем. Она откинулась чуть назад в кресле, устраиваясь поудобней; забросила ногу на ногу, отчего в прорези джинсов показалась ее круглая загорелая коленка. Сделав глоток «маргариты», она, не выпуская стакан из длинных, с идеальным маникюром, красивых пальцев, принялась в общих чертах рассказывать, как отнеслись Исмет и его партнеры к тому, что сама Лариса назвала – «крымским проектом». И что – следует добавить – ее нынешний партнер уже успел обозвать в своих мыслях «крымским позором».

Мокрушин, слушая ее вполуха, потягивал из высокого, квадратной формы, с прозрачными кубиками медленно тающего льда стакана свой «Chivas Regal» восемнадцатилетней выдержки. Не то, что ему было неинтересно, нет. Просто его мысли были заняты другим. Вернее, он категорически не мог настроится на «деловой» лад. Его глаза то смещались к ее загорелой коленке, то поднимались выше, к чуть колышущимся в такт дыханию упругим полушариям, едва прикрытым тончайшей тканью, с просвечивающими острыми сосками, а затем и к ее сочным и в то же время резко оконтуренным губам… Какая-то часть его умственной энергии уходила на разные чисто иллюзорные предположения и пустые фантазии, а также еще на то, – одновременно шел как бы обратный процесс – чтобы побороть навеянное этими вполне определенного свойства фантазиями искушение. Не то, что он терял голову… этого не было. Да и про Венглинскую нельзя сказать, что это идеально его типаж, потому что с такими умными, знающими себе цену тетками не то, что «дружить», но даже общаться по делу довольно стремно. Тем не менее, факт налицо: неизвестно, как все сложится у них дальше, но пока что эта Венглинская на него действует, как добрый «косяк» на любителя дури – хорошо вставляет, создает приятную глазу картинку, но нутром понимаешь, что от следующего шага все ж лучше воздержаться.