Русские идут - Соболев Сергей Викторович - Страница 33

ГЛАВА 12

ПЕРВОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Коваль по возвращении так ничего и не рассказал своим женщинам о том страшном открытии, которое он невольно сделал во время своей рискованной ночной вылазки. В конце концов, – подумал он – Задорожного уже не воскресишь. Уж лучше пусть его жена Лена, особенно в ее нынешнем положении, еще какое-то время пробудет в неведении. Пусть она и дальше думает, что Роман то ли плавает на яхте где-то по Средиземному морю, то ли нанялся в наемники – служить в Ираке. Пусть даже она подозревает его в супружеской измене, в том, что он завел где-то пассию на стороне, у которой и живет. Пусть. Будет намного хуже, если не сказать, катастрофичней, если Лена узнает правду – что ее муж убит неизвестными, и что его тело нынче покоится на дне Южной бухты, в компании одного мертвого его приятеля…

«Ложь во спасение» – вот как обозначил Коваль ту линию, которой он, как бы ему не трудно приходилось, должен будет придерживаться в ближайшее время.

Конечно, в данном случае истина не может быть сокрыта навечно. Те, кто убили Задорожного и Полосухина, надеются, что они надежно спрятали концы в воду. Их бы, наверное, полностью устроил такой неопределенный «статус-кво», при котором эти двое числились бы не покойниками (да еще и умершими насильственной смертью), а как бы находились между небом и землей. Мало ли людей, выйдя однажды из дому, исчезают потом бесследно?

Надо бы извлечь тела со дна Южной бухты, пока еще есть, что извлекать. И неплохо бы сообщить о случившемся… Но – кому именно сообщить? Местным правохранительным органам? Ну, так на тебя же, Коваль, могут и повесить этих двух покойников, такое нынче случается сплошь и рядом. Конечно, можно поднять старые связи и попытаться поговорить на эту тему с теми, кто имеет выходы на прокуратуру и особистов Черномоского флота России… Но не факт, что они заинтересуются случившимся и вообще захотят светиться в этом деле, от которого весьма и весьма дурно попахивает.

И чем больше Коваль ломал голову над тем, как ему следует поступить в этой крайне паршивой, чреватой многими осложнениями ситуации, тем яснее и четче он понимал, что в одиночку с этим свалившимся на него бременем ему не справиться.

Коваль проспал – точнее, делал вид, что спит – до двух часов. Натали позвонила в свой госпиталь и кое-как отпросилась на три дня, пообещав отработать «должок» в период близящихся новогодних праздников. Коваль заставил себя сьесть приготовленную подругой глазунью, запил кофе, после чего они втроем отправились на сьемную хату Задорожных – было принято решение, что ближайшие несколько дней Лена поживет у них, у Ковалей, на квартире.

Пока женщины загружали тряпками две большие дорожные сумки, Коваль еще раз просмотрел документы Задорожного, а также их семейные фотографии за последние несколько месяцев. Визитку гостиницы «Карпаты», на которой изображен уже знакомый ему лев с трезубцем, Коваль забрал еще раньше, вложив ее в свою записную книжку. На обратной стороне визитки кем-то от руки черной шариковой ручкой был записан номер сотового телефона. Алексей уже пробовал по нему прозвонить с городского таксофона. Но в трубке каждый раз звучал голос оператора мобильной связи: «абонент временно недоступен»…

Более ничего существенного, что могло бы хоть как-то обьяснить случившееся, в документах и вещах Романа Задорожного ему обнаружить не удалось.

Женщины есть женщины… Коваль расчитывал, что они пробудут на фазенде Задорожных минут двадцать, ну от силы полчаса. А получилось, что они задержались здесь около двух часов – ему даже пришлось повысить голос, иначе они копались бы тут до позднего вечера.

Наконец собрали вещи, кое-как уместили сумки и пакеты в багажник «девятки», сели в машину, поехали обратно. Они уже подьезжали к своему микрорайону, когда запиликал сотовый телефон Коваля.

– Алексей, привет, это Геннадий, – услышал он в трубке голос своего ласпинского начальника. – Ты где сейчас?

– У себя, дома, – не вдаваясь в детали, сказал Коваль. – А что?

– Садись в тачку и срочно приезжай в Ласпи! Есть серьезный разговор.

– Но… У меня тут тоже есть… как бы – срочное дело. А если я завтра утром подьеду? Мне как раз в смену!..

– Коваль… я ж тебе, кажется, ясно сказал?! Бросай все свои дела нах… и приезжай! А то можешь вообще без работы остаться. Все, жду тебя, не задерживайся!

Алексей, дав отбой, выматерился про себя: ну вот, все один к одному! Хоть возьми и разорвись на несколько частей!

Он вьехал во двор пятиэтажки и поставил машину возле подьезда.

– Леш, так ты что… опять поедешь в Ласпи? – спросила Натали. – Ты же только рано утром оттуда вернулся!

– Не знаю, что и делать, – буркнул Коваль, выцарапывая из багажника две тяжеленные сумки. – Вы чего, кирпичей туда нагрузили?! Гм… Наверное, придется-таки туда смотаться. Понятия не имею, зачем я там понадобился!

Он подождал, пока женщины возьмут из багажника легкую поклажу. Запер машину, забросил за спину один баул, другой подвесил за ручки на сгиб локтя и первым вошел в подьезд.

Поднялся, пыхтя, на верхний пятый этаж; за ним, чуть поотстав, поднимались женщины. Споткнувшись на лестнице между четвертым и пятым этажом, Коваль матюгнулся: только недавно ввернул лампочку на своей площадке, но она не горела – то ли вывернули, то ли накрылась.

Он поставил сумку – ту, что держал на сгибе локтя – на площадку. Достал из кармана ключи, отделил нужный, от дверного замка. Взялся за дверную ручку…

И тут его пальцы нащупали закрученную вокруг основания ручки проволоку.

Натянутую, кажется, так туго, что в наступившей тишине даже послышался звон струны, которая вот-вот может лопнуть.

Коваль ощутил во рту противную железистсую сухость. Сердце, пропустив несколько ударов, теперь принялось с такой бешенной силой колотиться в груди, что он едва смог расслышать собственный голос.

– Натали, Лена… назад!! Назад, кому сказано?!!

Наталья, продолжая медленно подниматься по лестнице, встревоженно спросила:

– Почему ты кричишь?! Что случилось, Леша?

– Не знаю пока… – Коваль, боясь что «струна» оборвется даже при звуках его громкого голоса, перешел на свистящий полушепот. – Натали, я тебя очень прошу!.. Спуститесь вниз… обе – ты и Лена! Так надо… я потом все обьясню!

– Что там такое, Леша? – Натали тоже понизила голос и замерла на площадке между четвертым и пятым этажом. – Замок на входной двери сломан? А может… может в милицию надо позвонить?!

– Спускайтесь вниз… без лишних базаров! – Коваль медленно повернул к ней голову, все еще удерживая пальцами проволочную петельку, наброшенную на ручку двери. – Бегом из подьезда! Бегом!! Стойте у машины… я сейчас и сам к вам спущусь!

Те две или три минуты, пока снизу не послышался хлопок двери парадного, показались Ковалю вечностью.

Его глаза уже привыкли к полусумраку. Снизу, с площадки третьего этажа, где горела «дежурная» лампочка, сюда тоже достигала какая-то толика света. Стараясь не делать резких движений, удерживая пальцами левой руки конец от «струны», привязанной к ручке его квартиры, Коваль снял с плеча тяжелую сумку… Ну вот, теперь у него руки полностью свободны. И сам он свободен в решениях: то ли отпустить руку, зафиксировавшую проволочную петлю на дверной ручке… и махануть стремглав вниз, надеясь, что потревоженная им «конструкция» не сработает… То ли торчать тут до скончания века, дожидаясь приезда милиции и спецов по саперному делу.

Коваль выбрал третий путь, наиболее короткий, но и рискованный.

Он достал из кармана зажигалку. Чуть изменил положение ног – ранее его без малого девяносто кэгэ давили целиком на левую ногу… Высек огонь, проведя зажигалкой, сколько хватило длины руки, вдоль туго натянутой «струны»… Теперь он смог получше разглядеть «гостинец», который невесть кто – и зачем – подвесил к дверной ручке его сьемной квартиры.

Это была классическая «растяжка». Граната Ф-1, в просторечии «лимонка». Примотана чем-то вроде скотча к металлической лесенке, по которой можно попасть – через закрытый на замочек люк – наверх, на плоскую крышу пятиэтажки… Усики на взрывателе «эфки» уже разогнуты, проволока одним своим концом закреплена на «колечке», другой тянется от лесенки к входной двери квартиры Коваля… Стоило только не заметить ему эту натянутую струну… стоило кому-нибудь попытаться открыть – изнутри или снаружи – дверь квартиры… и быть бы большой беде.