Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Соколов Борис Вадимович - Страница 28

28

Отец Даниила писатель Леонид Андреев – внебрачный сын орловского помещика Карпова и дворовой девушки Глафиры. Поэтому род автора «Русских богов», «Железной мистерии» и «Розы Мира» действительно можно возводить к дворянину-помещику, как и род Седова у Коровина.

Правда, с женой Даниила Андреева явная неувязка: она никогда не была фрейлиной. Но вспомним, что жена Глебова, как свидетельствует Судоплатов, «была своим человеком при дворе последней российской императрицы Александры Федоровны». А может быть, «фрейлина императрицы» – это чекистская выдумка для придания солидности версии с операцией «Монастырь» в глазах журналистов и читателей?

Кстати сказать, судя по фотографиям, Даниил Андреев рано поседел, что, возможно, и навело чекистов на мысль присвоить ему соответствующий псевдоним.

О своем кружке Андреев рассказал в незаконченном романе «Странники ночи», изъятом при аресте в 1947 году как «вещественное доказательство» и бесследно исчезнувшем в недрах Лубянки (впрочем, как знать, может, еще отыщется, сказано ведь: «рукописи не горят»). Само название романа символизировало ночь, опустившуюся над Россией, и русских людей, бредущих в этой ночи на свет далекой звезды. Вдова поэта, Алла Александровна, так передает содержание «Странников ночи»: «В застывшей от ужаса Москве, под неусыпным взором всех окон Лубянки, ярко освещенных всю ночь, небольшая группа друзей готовится к тому времени, когда рухнет давящая всех тирания и народу, изголодавшемуся в бескрылой и страшной эпохе, нужнее всего будет пища духовная. Каждый из этих мечтателей готовится к предстоящему по-своему. Молодой архитектор, Женя Моргенштерн, приносит чертежи храма Солнца Мира, который должен быть выстроен на Воробьевых горах. (Кстати, на том самом месте, где выстроен новый университет.) Этот храм становится как бы символом всей группы. Венчает его крест и присуща ему еще една эмблема: крылатое сердце в крылатом солнце.

Руководитель, индолог Леонид Федорович Глинский (дань страстной любви Даниила к Индии), был автором интересной теории чередования красных и синих эпох в истории России. Цвета – красный и синий – условны, но условность эта понятна: синий как главенство духовного, мистического начала, красный – давление материального (позднее эта теория воплотилась в «Розе Мира»)".

Но не только в прозе Даниила Андреева прорисовываются его душевные настроения, надежды и чаяния. Конечно, чужая душа – потемки. Но настойчивое обращение Андреева к одной и той же теме в стихах довоенных и военных лет позволяет предположить, что для будущего автора «Розы Мира» один из важнейших – вопрос о том, как избавиться от «давящей тирании» в войне с другой, не менее ужасной, но «чужой» тиранией – тиранией Гитлера. Вот что, например, писал Даниил Андреев еше до начала Великой Отечественной войны в стихотворении 1941 года, озаглавленном «Враг за врагом», о роли Германии и Гитлера в тех катаклизмах истории, современником которых оказывается поэт:

Враг за врагом.На мутном ЗападеЗа Рону, Буг, Дунай и НеманДругой, страшнейший смотрит демон —Стоногий спрут вечерних стран:Он утвердил себя как заповедь,Он чертит план, сдвигает сроки,А в тех, кто зван как лжепророки —Вдвигает углем свой коран.Он правит бранными тайфунами,Велит громам… Он здесь, у двери, —Народ-таран чужих империй,Он непреклонен, груб и горд…Он пьян победами, триумфами,Он воет гимн, взвивает флаги,И в цитадель священной ПрагиВступает поступью когорт.

Срок настал, и народ-таран попытался вдвинуть углем пожарищ свой коран в империю лжепророка Сталина. Даниил Андреев откликнулся на германское вторжение стихотворением «Шквал»:

Одно громоносное словоРокочет от Реймса до Львова;Зазубренны, дряхлы и ржавы,Колеблются замки Варшавы.Как робот, как рок неуклонны,Колонны, колонны, колонныШиряют, послушны зароку,К востоку, к востоку, к востоку.Провидец? Пророк? Узурпатор?Игрок, исчисляющий ходы?Иль впрямь – мировой император,Вместилище Духа народа?Как призрак, по горизонтуОт фронта несется он к фронту,Он с гением расы воочьюБеседует бешеной ночью.Но странным и чуждым просторомЛожатся поля снеговые,И смотрят загадочным взоромИ Ангел, и Демон России.И движутся легионерыВ пучину без края и меры,В поля, неоглядные оку, —К востоку, к востоку, к востоку.

Здесь поэт размышляет, действительно ли Гитлер «вместилище Духа народа» или обыкновенный азартный игрок – узурпатор? Суждено ли его легионам одержать победу или они бесславно сгинут в пучине русских полей «без края и меры»? А вот в следующем стихотворении, «Беженцы», Андреев дает развернутую панораму драматических событий, последовавших за германским вторжением в Россию. И эта панорама укрупняется на наших глазах, высвечивается символическими отсветами:

Киев пал. Все ближе знамя Одина.На восток спасаться, на восток!Там тюрьма. Но в тюрьмах дремлет Родина,Пряха-мать всех судеб и дорог.Гул разгрома катится в лесах.Троп не видно вдымной пелене…Вездесущий рокот в небесахКак ознобом хлещет по спине.Не хоронят. Некогда. И некому.На восток, за Волгу, за Урал!Там Россию за родными рекамиПять столетий враг не попирал!…Клячи. Люди. Танк. Грузовики.Стоголосый гомон над шоссе…Волочить ребят, узлы, мешки,Спать на вытоптанной полосе.Лето меркнет. Черная распутицаХлюпает под тысячами ног.Крутится метелица да крутится,Заметает тракты на восток.Пламенеет небо назади,Кровянит на жниве кромку льда,Точно пурпур грозного судьи,Точно трубы Страшного Суда.По больницам, на перронах, палубах,Среди улиц и в снегах дорогВечный сон, гасящий стон и жалобы,Им готовит нищенский Восток.Слишком жизнь звериная скудна!Слишком сердце тупо и мертво.Каждый пьет свою судьбу до дна,Ни в кого не веря, ни в кого.Шевельнулись затхлые губернии,Заметались города в тылу.В уцелевших храмах за вечернямиПлачут ниц на стершемся полу:О погибших в битвах за Восток,Об ушедших в дальние снегаИ о том, чтородина-острогОтмыкается рукой врага.