Некроманты (сборник) - Перумов Ник - Страница 60

– Что в рубке?

– Нестеренко выводит на альтернативный курс. Герметизация надстройки проведена, – подстроившись под качку, старпом побрел к рубке.

Василь Васильевич, торопливо прихватив со стула китель, отправился следом.

Нестеренко стоял у манипулятора, держась свободной рукой за пульт. По штурманскому столу ездила незакрепленная коробка со старыми погодниками. Неначатый рулон укатился под радар, исчертив пол рубки белыми полосами. Судно уже вышло на новый курс, и качать стало меньше. Теперь волны били в нос судна, заставляя его содрогаться при каждом ударе.

– Где последний погодник? – Рев шторма в рубке был гораздо громче, и капитану пришлось почти кричать.

Нестеренко махнул рукой в сторону коробки, доехавшей до края стола и отправившейся в обратный путь. Последний прогноз почему-то лежал в середине, среди вороха старых – весь черный.

– Кто принимал?! – Василь Васильевич махнул рукой, понимая, что искать виновных уже бессмысленно. Разбор полетов можно устроить потом, на берегу, если выберутся. Хотя здесь уже не небрежностью попахивало, а саботажем. – Есть связь с берегом?

– Нету. – Старпом поймал рулон погодника и раздражающе неторопливо принялся его сматывать. – Магический фон повышен, связь пропала.

Нестеренко покачнулся, упустив манипулятор, и волна тут же ударила в скулу судна, заставив его застонать раненым зверем. Пол ушел из-под ног.

– Держать курс! – рыкнул капитан. – Угробить нас решил?!

Нестеренко замотал головой, на мгновение обернувшись. Он был бледен, волосы на висках слиплись от пота.

– Там, – он пошире расставил ноги, выравнивая судно, – я хотел штормовку закрепить…

– Что?

Дворники уже не справлялись с дождем, заливающим стекла рубки.

– Некрометр сработал.

Рулон погодника вырвался из рук старпома и покатился, перечеркнув рубку белой полосой – на одной стороне Нестеренко с капитаном, на другой старпом.

Василь Васильевич выдвинул ящик со штурманскими картами. Кожаный амулет с зеленым ограненным камнем тревожно мигал. Капитан беззвучно выматерился.

Уже одиннадцать лет прошло с момента окончания некровойны. Сначала некроамулеты висели в любом уважающем себя учреждении, на судах и в самолетах. Инструкция предписывала при срабатывании некроамулета задержать всех находящихся на объекте людей и вызвать спецов. Со временем амулеты забросили, а истории о появлении где-то некра или лича отошли в область подростковых страшилок. Сердце капитана пропустило удар и забилось неровно где-то у горла.

– Кто еще видел амулет?

– Никто, – старпом снова отловил непокорный рулон. – Нестеренко меня предупредил.

Василь Васильевич досадливо мотнул головой. Первый, обнаруживший сработавший амулет, должен был доложить капитану и никому более. Некр не должен был знать, что он обнаружен.

– Продолжайте удерживать судно на курсе. – Василь Васильевич попытался сглотнуть, но во рту было сухо. – Где рулевой с подвахты?

– Переодевается. – Нестеренко больше не рисковал отводить взгляд от гирокомпаса. – Они с Иванычем и Юйковым надстройку герметизировали.

Капитан поморщился, он не любил панибратства в рубке и перевел взгляд на старпома, с которого до сих пор капало. У его ног уже натекла лужа.

– Идите… Сергей Иванович, – он заставил себя назвать старпома по имени, – переоденьтесь.

Минут через пять, когда стало ясно, что изменения ситуации не предвидится, капитан спустился вниз. Коридоры были пусты. Работало только аварийное освещение. Петрович снял напряжение со всех бытовых систем. За переборкой бесновался шторм. А где-то в надстройке сейчас находился некр. Василь Васильевич крадучись прошел вдоль кают – за дверями было тихо. Экипаж спал или молился. Снаружи по надстройке что-то скребло, жестко и настойчиво, будто морское чудовище пыталось вскрыть жестянку и выковырять из нее людишек, рискнувших забраться в самое сердце блуждающего шторма.

Капитан спустился на первый дек. Здесь жилых кают не было. Только технические помещения. Дверь в румпельное болталась, грохоча о переборку. Он взялся за ручку и замер. В румпельном кто-то был. Осторожно брякнуло железо, по трапу мазнул мутный свет фонарика. Василь Васильевич похолодел. Кто бы там ни был, он таился. Капитан закрепил дверь на штормовку и стал спускаться вниз. Уже в румпельном он зацепил ногой ящик с промасленными тряпками, но звук заглушила волна, ударившая в борт. Болтало внизу меньше, но появилось ощущение, что находишься в железной бочке, по которой беспрестанно лупит киянка.

У ремонтного стола стоял сварочный аппарат, рядом в ящике перекатывались электроды. Василь Васильевич почти убедил себя, что звук постороннего присутствия ему почудился, как вдруг увидел сужающуюся полоску света от баллерной. Кто-то аккуратно прикрыл дверь. Капитан похолодел – в баллерной есть ручное управление. Достаточно просто вернуть судно на прежний курс. Пару ударов волной в борт, и оно опрокинется. Что сделает некр, когда получит судно в свое полное распоряжение?

– Стой! – заорал капитан, не слыша собственного голоса. – Стой, крыса!

Добежать до баллерной капитан не успел. Тот сам вышел ему навстречу, ослепив неярким светом фонаря и заставив зашарить по столу в поисках чего-то тяжелого, а потом обмякнуть.

Мимо капитана равнодушно прошел матрос Юйков, бессмысленно глядя перед собой глазницами, затянутыми бельмами. Он почти поднялся по трапу, когда капитан из металлического хлама в ящике выудил железную трубу. Трубой зомбака не остановить, но так капитан почувствовал себя увереннее и крадучись отправился за Юйковым.

Серый сумрак в темном углу румпельного шевельнулся под лучом фонарика, болтавшегося в безвольной руке Юйкова, на мгновение соткавшись в темный силуэт с лицом, скрытым капюшоном.

– Некр! – капитан сжал трубу и, отпустив переборку, бросился вперед.

Взревело так, будто волна уже проломила борт и теперь хозяйничала внутри. Судно легло на борт. Пол поменялся с переборкой местами, а ящик с электродами, грохоча, улетел в темноту. Но всего этого капитан уже не увидел – раскроил голову об угол сварочного аппарата.

Серый брезжущий свет, как неяркий осенний рассвет, никак не напоминает врата рая или хотя бы свет в конце тоннеля, который так любят описывать фантасты. Он постепенно разрастается, заливая черное пространство вокруг. Тишина наполняется шепотками, шелестом трав, и он, молодой уже, стоит у забора, глядя на сына в сандалиях с оторванным хлястиком, прячущегося за кустом шиповника.

«Санька! – орет бабка от дачной калитки. – А ну бежи домой! Где ты шляешься, оглоед?» Бабка подслеповато щурится на пустую дорогу, рассерженно хлещет по коленям полотенцем и уходит, хлопнув калиткой. Санька оглядывается, и мгновенный испуг сменяется щербатой улыбкой. Сын подмигивает ему и, получив едва заметный разрешающий кивок, бежит по дороге, взбивая клубы пыли. Впереди целый день свободы, раскаленных под солнцем пыльных дорог, от которых горячо ногам, одуряющего запаха полевых ромашек и ледяной воды плотинного озера.

Пора и ему идти следом, но ноги словно захлестывает ременная петля. Василий падает на землю, обидно выбивая дыхание, и цветной солнечный день крошится пазлом под чьей-то безжалостной рукой. Голос, перекрывая все вокруг, звенит в голове, заглушая мысли о сыне и доме, оставляя после себя только тупую, раскалывающую виски боль: «Властью, данной мне смертью и посмертием, силой моей крови заклинаю тебя вернуться в твое тело…»

Летний полдень осыпается сухим песком, его сменяет натужный скрип металла, темнота и привкус крови во рту. Грудная клетка бестолково дергается, словно капитан забыл, как делать вдох, а когда вспоминает, в легкие вместе с воздухом входит, раздирая, нестерпимая боль.

– Дыши! – сквозь зубы цедит кто-то. Черный силуэт колышется перед ним, расплываясь и снова складываясь в неясную фигуру с белым мазком лица. Сознание, не получая достаточно информации, издевательски дорисовывает ему то оскаленный череп, то печальное лицо отшельника из известного сериала.