Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 47

– Позвольте, – кричал отец, – скажите мне, в чем же именно состоят его шалости?

– Ника, не защищай его, – кричала мать, – он не должен шалить.

– Да что он нашалил? – допрашивал отец, бегая, словно катаясь, на коротеньких ножках.

– Вообще шалит, возится, дерется, – угрюмо говорил Передонов, – постоянно шалит.

– Я не дерусь, – жалобно восклицал Антоша, – у кого хотите спросите, я ни с кем никогда не дрался.

– Никому проходу не дает, – сказал Передонов.

– Хорошо-с, я сам пойду в гимназию, я узнаю от инспектора, – решительно сказал Гудаевский.

– Ника, Ника, отчего ты не веришь! – кричала Юлия: – ты хочешь, чтобы Антоша негодяем вышел? Его высечь надо.

– Вздор! Вздор! – кричал отец.

– Высеку, непременно высеку! – кричала мать, схватила сына за плечо и потащила в кухню. – Антоша, – кричала, она, – пойдем, миленький, я тебя высеку.

– Не дам! – закричал отец, вырывая сына.

Мать не уступала, Антоша отчаянно кричал, родители толкались.

– Помогите мне, Ардальон Борисыч, – закричала Юлия, – подержите этого изверга, пока я разделаюсь с Антошей.

Передонов пошел на помощь. Но Гудаевский вырвал сына, сильно оттолкнул жену, подскочил к Передонову и закричал:

– Не лезьте! Две собаки грызутся, третья не приставай! Да я вас!

Красный, растрепанный, потный, он потрясал в воздухе кулаком. Передонов попятился, бормоча невнятные слова. Юлия бегала вокруг мужа, стараясь ухватить Антошу; отец прятал его за себя, таская его за руку то вправо, то влево. Глаза у Юлии сверкали, и она кричала:

– Разбойник вырастет! В тюрьме насидится! В каторгу попадет!

– Типун тебе на язык! – кричал Гудаевский. – Молчи, дура злая!

– А, тиран! – взвизгнула Юлия, подскочила к мужу, ударила его кулаком в спину и порывисто бросилась из гостиной. Гудаевский сжал кулаки и подскочил к Передонову.

– Вы смутьянить пришли! – закричал он. – Шалит Антоша? Вы врете, ничего он не шалит. Если бы он шалил, я бы без вас это знал, а с вами я говорить не хочу. Вы по городу ходите, дураков обманываете, мальчишек стегаете, диплом получить хотите на стегательных дел мастера. А здесь не на такого напали. Милостивый государь, прошу вас удалиться!

Говоря это, он подскакивал к Передонову и оттеснял его в угол. Передонов испугался и рад был убежать, да Гудаевский в пылу раздражения не заметил, что загородил выход. Антоша схватил отца сзади за фалды сюртука и тянул его к себе. Отец сердито цыкнул на него и лягнулся. Антоша проворно отскочил в сторону, но не выпустил отцова сюртука.

– Цыц! – крикнул Гудаевский. – Антоша, не забывайся.

– Папочка, – закричал Антоша, продолжая тянуть отца назад, – ты мешаешь Ардальону Борисычу пройти.

Гудаевский быстро отскочил назад, – Антоша едва успел увернуться.

– Извините, – сказал Гудаевский и показал на дверь, – выход здесь, а задерживать не смею.

Передонов поспешно пошел из гостиной. Гудаевский сложил ему из своих длинных пальцев длинный нос, а потом поддал в воздухе коленом, словно выталкивая гостя. Антоша захихикал. Гудаевский сердито прикрикнул на него.

– Антоша, не забывайся! Смотри, завтра поеду в гимназию, и если это окажется правда, отдам тебя матери на исправление.

– Я не шалил, он врет, – жалобно и пискливо сказал Антоша.

– Антоша, не забывайся! – крикнул отец. – Не врет надо сказать, – ошибается. Только маленькие врут, взрослые изволят ошибаться.

Меж тем Передонов выбрался в полутемную прихожую, отыскал кое-как пальто и стал его надевать. От страха и волнения он не попадал в рукава. Никто не пришел ему помочь. Вдруг откуда-то из боковой двери выбежала Юлия, шелестя развевающимися лентами, и горячо зашептала что-то, махая руками и прыгая на цыпочках. Передонов не сразу ее понял.

– Я так вам благодарна, – наконец расслышал он, – это так благородно с вашей стороны, так благородно, такое участие. Все люди такие равнодушные, а вы вошли в положение бедной матери. Так трудно воспитывать детей, так трудно, вы не можете себе представить. У меня двое, и то голова кругом идет. Мой муж – тиран, он – ужасный, ужасный человек, не правда ли? Вы сами видели.

– Да, – пробормотал Передонов, – ваш муж. как же это он, так нельзя, я забочусь, а он…

– Ах, не говорите, – шептала Юлия, – ужасный человек. Он меня в гроб вгонит и рад будет, и будет развращать моих детей, моего маленького Антошу. Но я – мать, я не дам, я все-таки высеку.

– Не даст, – сказал Передонов и метнул головою по направлению к горницам.

– Когда он уйдет в клуб. Не возьмет же он Антошу с собой! Он уйдет, а я до тех пор молчать буду, как будто согласилась с ним, а как только он уйдет, я его и высеку, а вы мне поможете. Ведь вы мне поможете, не правда ли?

Передонов подумал и сказал:

– Хорошо, только как же я узнаю?

– Я пришлю за вами, я пришлю, – радоcтно зашептала Юлия. – Вы ждите: как только он уйдет в клуб, так я пришлю за вами.

Вечером Передонову принесли записку от Гудаевской. Он прочел:

“Достоуважаемый Ардальон Борисыч!

Муж ушел в клуб, и теперь я свободна от его варварства до часу ночи. Сделайте ваше одолжение, пожалуйте поскорее ко мне для содействия над преступным сыном. Я сознаю, что надо изгонять из него пороки, пока мал, а после поздно будет.

Искренно уважающая Вас Юлия Гудаевская.

Р. S. Пожалуйста, приходите поскорее, а то Антоша ляжет спать, так его придется будить”.

Передонов поспешно оделся, закутал горло шарфом и отправился.

– Куда ты, Ардальон Борисыч, на ночь, глядя, собрался? – спросила Варвара.

– По делу, – угрюмо отвечал Передонов, торопливо уходя.

Варвара подумала с тоскою, что опять ей не спать долго. Хоть бы поскорее заставить его повенчаться! Вот-то можно будет спать и ночью, и днем, – вот-то будет блаженство!

На улице сомнения овладели Передоновым. А что, если это – ловушка? А вдруг окажется, что Гудаевский дома, и его схватят и начнут бить? Не вернуться ли лучше назад?

“Нет, надо дойти до их дома, а там видно будет”.

Ночь, тихая, прохладная, темная, обступила со всех сторон и заставляла замедлять шаги. Свежие веяния доносились с недалеких полей. В траве у заборов подымались легкие шорохи и шумы, и вокруг все казалось подозрительным и странным, – может быть, кто-нибудь крался сзади и следил. Все предметы за тьмою странно и неожиданно таились, словно, в них просыпалась иная, ночная жизнь, непонятная для человека и враждебная ему. Передонов тихо шел по улицам и бормотал: