Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 88

Вершиной тем-то особенно и нравились Марта и Владя, что им можно было приказывать, ворчать на них, иногда наказать их. Вершина любила власть, и ей очень льстило, когда провинившаяся в чем-нибудь Марта по ее приказанию беспрекословно становилась на колени.

– Я все для вас делаю, – говорила она. – Я еще и сама не старуха, я еще и сама могла бы пожить в свое удовольствие и выйти замуж за доброго и солидного человека, чем вам женихов разыскивать. Но я о вас больше забочусь, чем о себе. Одного жениха упустили, теперь я для вас, как для малого ребенка, другого должна приманивать, а вы опять будете фыркать и этого отпугаете.

– Кто-нибудь женится, – стыдливо сказала Марта, – я не урод, а чужих женихов мне не надо.

– Молчать! – прикрикнула Вершина. – Не урод! Я, что ли, урод! Наказана, да еще разговасиваешь. Видно, мало. Да и, конечно, надо тебя, миленькая, хорошенько пробрать, чтоб ты слушалась, делала, что велят, да не умничала. С глупа ума умничать – толку не жди. Ты, мать моя, сперва научись сама жить, а теперь в чужих платьях еще ходишь, так будь поскромнее, да слушайся, а то ведь не на одного Владю розги найдутся.

Марта дрожала и смотрела, жалко поднимая заплаканное и покрасневшее лицо, с робкою, молчаливою мольбою в глаза Вершиной. В ее душе было чувство покорности и готовности сделать все, что велят, перенести все, что захотят с нею сделать, – только бы узнать, угадать, чего от нее хотят. И Вершина чувствовала свою власть над этою девушкою, и это кружило ей голову, и какое-то нежно-жестокое чувство говорило в ней, что надо обойтись с Мартой с родительской суровостью, для ее же пользы.

“Она привыкла к побоям, – думала она, – без этого им урок не в урок, одних слов не понимают; они уважают только тех, кто их гнет”.

– Пойдем-ка, красавица, домой, – сказала она Марте, улыбаясь, – вот я тебя там угощу отличными розгами.

Марта заплакала снова, но ей стало радостно, что дело идет к концу. Она поклонилась Вершиной в ноги и сказала:

– Вы мне – как мать родная, я вам так много oбязана.

– Ну, пошла, – сказала Вершина, толкая ее в плечо.

Марта покорно встала и пошла босиком за Вершиной. Под одной березой Вершина остановилась и с усмешкой глянула на Марту.

– Прикажете нарвать? – спросила Марта.

– Нарви, – сказала Вершина, – да хорошеньких.

Марта принялась рвать ветки, выбирая подлиннее и покрепче, и обрывала с них листья, а Вершина с усмешкой смотрела на нее.

– Довольно, – сказала она наконец и пошла к дому.

Марта шла за нею и несла громадный пук розог. Владя повстречался с ними и испуганно посмотрел на Вершину.

– Вот я твоей сестрице сейчас розог дам, – сказала ему Вершина, – а ты мне ее подержишь, пока я ее наказывать буду.

Но, придя домой, Вершина передумала: она села в кухне на стул. Марту поставила перед собой на колени, нагнула ее к себе на колени, подняла сзади ее одежды, взяла ее руки и велела Владе ее сечь. Владя, привыкший к розгам, видевший не раз дома, как отец сек Марту, хоть и жалел теперь сестру, но думал, что если наказывают, то надо делать это добросовестно, – и потому стегал Марту изо всей своей силы, аккуратно считая удары. Пребольно было ей, и она кричала голосом, полузаглушенным своею одеждою и платьем Вершиной. Она старалась лежать смирно, но против ее воли ее голые ноги двигались по полу все сильнее, и наконец она стала отчаянно биться ими. Уже тело ее покрылось рубцами и кровяными брызгами. Вершиной стало трудно ее держать.

– Подожди, – сказала она Владе, – свяжи-ка ей ноги покрепче.

Владя принес откуда-то веревку. Марта была крепко связана, положена на скамейку, прикручена к ней веревкой. Вершина и Владя взяли по розге и еще долго секли Марту с двух сторон. Владя попрежнему старательно считал удары, вполголоса, а десятки говорил вслух. Марта кричала звонко, с визгом, захлебываясь, – визги ее стали хриплыми и прерывистыми. Наконец, когда Владя досчитал до ста, Вершина сказала:

– Ну, будет с нее. Теперь будет помнить.

Марту развязали и помогли ей перейти на ее постель. Она слабо взвизгивала и стонала.

Два дня не могла она встать с постели. На третий день встала, с трудом поклонилась в ноги Вершиной и, поднимаясь, застонала и заплакала.

– Для твоей же пользы, – сказала Вершина.

– Ох, я это понимаю. – отвечала Марта и опять поклонилась в ноги, – и вперед не оставьте, будьте вместо матери, а теперь помилуйте, не сердитесь больше.

– Ну, бог с тобой, я тебя прощаю, – сказала Вершина, протягивая Марте руку.

Марта ее поцеловала.