Двести лет вместе. Часть вторая - Солженицын Александр Исаевич - Страница 60

60

Статистикой ли оценивать или описывать множеством Однообразных примеров, – не оспоришь, что обильная еврейская волна просачивала советскую власть тех лет. И состоялось такое в государстве, преследующем и свободу слова, и свободу коммерции, и религию, не говоря уж о человеческом достоинстве.

Состояние еврейской культуры в СССР группа Бикермана-Пасманика оценивала в 1923 крайне мрачно: «На ниве еврейской культуры всё выворочено и растоптано»[730]; «все основы национально-еврейской культуры расшатаны, все святыни наши втоптаны в грязь»[731]. С. Дубнов в 1922 видел похожее, писал «о жалких обломках», картине «развала и подвигах тёмных дикарей, разрушающих последние остатки былой культуры»[732].

Лишь только еврейская историография, как свидетельствует целый ряд разрешённых публикаций, не потерпела разгрома в первое десятилетие советской власти. От самой революции стали доступны государственные архивы, включая Департамент полиции, что дало еврейским исследователям большие возможности по выборкам и публикациям – как об участии евреев в революционном движении, так и о погромах, и о «ритуальных» процессах. В 1920 возродилось Еврейское Историко-Этнографическое общество, опубликовало два тома «Материалов для истории антиеврейских погромов в России». Позже общество «подвергалось нападкам Евсекции», деятельность его «пошла на убыль», и оно было закрыто в 1929 году. Выходили «Еврейский вестник» и «Еврейская летопись»; закрыты в 1926—1928. Продолжалась и дубновская «Еврейская старина» (уже и после отъезда его из России в 1922); закрыта в 1930. Ещё с 1916 действовал Еврейский этнографический музей; в 1930 был закрыт[733].

Судьба еврейской культуры в 20-е годы – это две расходящиеся судьбы: на иврите и на идише. Иврит сильно притеснялся, запрещался – потому что власти видели в нём носителя как религии, так и сионизма. Ещё до консолидации советской власти, в 1917—1919, «в России появилось свыше 180 книг, брошюр и журналов на иврит» (больше всего в Одессе, но и в Киеве, и в Москве). Настроение, что «судьба иврит связана с судьбой победоносной коммунистической революции», держалось и в начале 20-х годов «среди молодых людей, пытавшихся «создать революционно-литературную трибуну, под знаменем которой сумели бы объединиться творческие молодые силы мирового еврейства»[734]. – Однако «по настоянию Евсекции Еврейский комиссариат объявил иврит „реакционным языком“, и уже в 1919 Наркомпрос „запретил его преподавание во всех учебных заведениях. Началось изъятие из библиотек книг на иврите“[735].

Культуру на идише ждала судьба гораздо оживлённее. Идиш всё ещё был языком еврейских масс. Отметим, что по переписи 1926 ещё 73% евреев «в качестве своего родного языка назвали еврейский»[736] (по другому источнику – 66%[737]), – то есть еврейская масса ещё могла сохранить культуру на идише. Этим и воспользовалась советская власть. Если в первые годы советской власти в большевизме господствовало мнение, что в котле революции евреи должны пренебречь своим языком и своей национальностью, то позже Еврейский комиссариат при Наркомнаце, и Евсекция, и Еврейские отделы при Наркомпросах республик стали создавать советскую культуру на идише. В 20-е годы идиш был объявлен одним из государственных языков Белоруссии; в Одессе и в 20-е, ещё и в 30-е годы идиш был «основным языком во многих государственных учреждениях», существовало и судопроизводство на идише и еврейские часы по радио[738].

«С 1923 года начинается быстрый рост школ на идиш во всём Советском Союзе» (включая Великороссию и Москву). С 1923 началась (и продолжалась до 1930) «полоса систематической идишизации», даже принудительной, еврейских школ бывшей «черты»: ряд школ перевели на идиш, не считаясь с желаниями родителей. Если в 1923 в СССР было 495 школ на идише и они охватывали 70 тыс. еврейских детей, то в 1928 – уже 900 школ, и к 1930 в них училось 160 тыс. детей. (Это объяснялось ещё и тем, что украинцы и белорусы к этому времени получили полную культурную автономию и не хотели, чтобы еврейские дети вносили русификацию; еврейские же родители не хотели, чтобы дети учились по-украински и по-белорусски, а русских школ больше не было, – так им ничего и не оставалось, как учить на идише.) Кстати, в школах этих – не изучали еврейской истории, вместо неё был предмет: «классовая борьба у евреев»[739]. (Ровно так, как и в русских школах не изучали русской, да и никакой, истории, а только «обществоведение».) И вообще во все 20-е годы «шёл процесс постепенного вытеснения из программы советской еврейской школы даже тех немногих элементов собственно еврейского образования, которые присутствовали в ней». А к началу 30-х «достаточно автономно функционировавшая система управления советской еврейской школой была окончательно упразднена»[740].

С 1918 существовали независимые высшие еврейские школы – ЕНУ (Еврейский народный университет) в Москве (до 1922), и ПЕНУ в Петрограде, преобразованный в 1920 в Петроградский ИВЕЗ (Институт высших еврейских знаний, один из создателей, потом и ректор – Семён Лозинский) «насчитывающий ряд выдающихся учёных сил и дающий образование множеству еврейских студентов»; при поддержке «Джойнта» ИВЕЗ просуществовал до 1925. Создались еврейские отделения на педагогических факультетах Белорусского университета (с 1922) и 2-го МГУ (с 1926). Не упустим и Центральную еврейскую партшколу на идише – ЦЕПШ (с 1921). Еврейская система образования поддерживалась и особыми педтехникумами, и было свыше 40 техникумов индустриальных и сельскохозяйственных[741].

Еврейская культура продолжала существовать, и даже получила немалое содействие, – но на условиях советской власти. Глубина еврейской истории – была закрыта. Это происходило на фоне полного, с арестами учёных, разгрома русской исторической и философской наук.

Еврейскую культуру 1920-х годов вернее было бы уже назвать советской, «пролетарской» культурой на идише. А для такой еврейской культуры открывались за государственный счёт и газеты, театры. И вот сорок лет спустя «Книга о русском еврействе» даёт отнюдь не мрачную оценку еврейской культурной ситуации в СССР в раннесоветские годы. В Москве продолжало существовать (и до 40-х годов) отделение всемирного Еврейского Телеграфного Агентства (ЕТА) – единственное такое у советской нации, не входящее в ТАСС, – и посылало свои сообщения за границу (разумеется, при советской цензуре). Выходили и газеты на идише, главная из них – орган Евсекции московская «Дер Эмес», с 1920 по 1938. (По Диманштейну, в 1928 действовало 34 издательства на идише.)

Литература на идише поощрялась, но, разумеется, с направлением: оторвать от еврейского исторического прошлого, «до Октября» – это только мрачный пролог к эпохе счастья и расцвета; чернить всё религиозное и искать в советском еврее «нового человека». И всё-таки это оказалось настолько привлекательным для некоторых видных еврейских писателей, уехавших с революции за границу, что они стали возвращаться в СССР: в 1925 – поэт Давид Гофштейн (хотя «на нём всегда тяготело подозрение в «национализме»), Лейб Квитко («легко сжился с советской обстановкой и оказался очень плодовитым поэтом»), в 1926 – Перец Маркиш («легко отдаётся официальной тематике, откликаясь на требования партлинии»), в 1928 – Моисей Кульбак и Дер Нистор (Пинхос Каганович, отличился потом Романом «Семья Машбер» – «самое несоветское и внутренне самое свободное произведение еврейской прозы в Советском Союзе»), в 1929 – Давид Бергельсон, и «начал платить дань власть имущим»: «революция имеет право на жестокость»[742]. (Что и он, и Маркиш, и Квитко испытали на себе в 1952 году.)

вернуться

730

К евреям всех стран! // РиЕ, с. 5.

вернуться

731

Д.С. Пасманик. Чего же мы добиваемся? // РиЕ, с. 214.

вернуться

732

Он же. Русская революция и еврейство*, с. 195.

вернуться

733

КЕЭ, т. 2, с. 439, РЕЭ, т. 2, с. 432, Б. Орлов. Россия без евреев // «22», 1988. № 60, с. 161.

вернуться

734

И. Слуцкий. Судьба иврит в России // КРЕ-2, с. 241—242, 246.

вернуться

735

КЕЭ, т. 2, с. 422.

вернуться

736

С. Шварц. Евреи в Советском Союзе с начала Второй мировой войны (1939—1965). Нью-Йорк: Изд. Американского Еврейского Рабочего Комитета, 1966, с. 407.

вернуться

737

Ю. Ларин, с. 56.

вернуться

738

КЕЭ, т. 1, с. 326, т. 2, с. 465, т. 6, с. 125.

вернуться

739

Ю. Марк. Еврейская школа в Советском Союзе // КРЕ-2, с. 235—238.

вернуться

740

КЕЭ, т. 8, с. 175.

вернуться

741

Там же, с. 177—179, РЕЭ, т. 2, с. 195—196.

вернуться

742

Ю. Марк. Литература на идиш в Советской России // КРЕ-2, с. 224—229.