Трое из навигацкой школы - Соротокина Нина Матвеевна - Страница 40

«Он мне поможет выбраться отсюда, — как заклинание, мысленно шептал Белов. — Он не может мне не помочь».

Еще час просидел Александр в обществе бдительного Треплева. Потом явился тот первый, лохматый, вернул кошелек и носовой платок. Отцовскую книгу он запер в стол, сказав, что она конфискована.

В последней бумаге, которую лохматый торопливо и с видимым раздражением подсунул Александру на подпись, говорилось, что курсант Белов «под опасением смертной казни» не должен оставлять Петербург и неотлучно находиться в доме чиновника Друбарева на Малой Морской улице.

Быстрым освобождением своим Александр был обязан следующей беседе:

— Как попал сюда этот мальчишка? — Лядащев говорил как всегда небрежно, словно между прочим.

— Пришел с рекомендательным письмом к графу. Не думаю, чтобы он был порученцем Лопухиных.

— Так отпусти его. Мы и так за последнее время столько набрали ненужного народу, что родственники вопли подняли. Вся канцелярия завалена жалобными письмами на высочайшее имя.

— Списки при мальчишке интересные обнаружили.

— Ну и оставь себе эти списки, а мальчишку выпусти. Очутившись на улице, Александр дошел до речки Фонтанки, лег в тени пыльного клена и закрыл глаза. Допрос его совершенно измучил.

20

В четверг в назначенный день дуэлянты собрались у храма Святого Андрея.

— Рад тебя видеть, — сказал Лядашев вместо приветствия.

— Спасибо вам, — начал Белов, но Лядащев опять, как в гостиной графа Путятина, мотнул головой, и Белов умолк.

Ждали Вениаминова, он задерживался, но это никого не удивляло. Ночное дежурство во дворце могло сулить всякие неожиданности.

Ягупов на этот раз был благодушен, как-то даже залихватски беспечен. Он расхаживал вдоль чугунной ограды, шумно восхищался погодой, «красавицей Невой»и «прелестным лазурным небом». Легкий сивушный дух тянулся за ним, как шлейф бального платья.

— Уже набрался, — ворчал Бекетов.

— Одна маленькая бутылка в отличной компании…

— Где ты нашел ее с утра, компанию-то?

— Отчего ж с утра? — вмешался, подходя, Вениаминов. — Он пьянствовал всю ночь.

— Как это беспечно — накануне дуэли, — не удержался Александр.

— Дуэли… Ах ты, фухры-мухры! Уж не трусите ли вы, юноша? Александр обидчиво вскинул голову, но Ягупов миролюбиво рассмеялся, обнял Белова за плечи и прошептал на ухо:

— Я уж Ваську простил давно, а ему и вовсе на меня обижаться не за что. Но ты никому не говори, ду-э-эль ведь!

— Господа, все в сборе. Пошли, — сказал Лядащев. — Лодка у Биржи. Грести будем сами.

Лядащев сел за руль, остальные на весла, и лодка медленно поплыла вдоль пеньковых складов, обходя высокие парусники, струги с красными флагами и прытко снующие рябики. На корме лодки позвякивали бутылочки, торчали дула ружей, замаскированных сумками с провизией. Кто-то прихватил дыню, и она перекатывалась по дну лодки, распространяя легкий аромат.

Драться решили до первой крови и больше к этой теме не возвращались. Видно было, что предстоящая охота и пикник занимают всех несравненно больше, чем бой во славу дворянской чести.

Как уже говорилось, дуэль в ту пору еще не стала для русского человека необходимым способом удовлетворения обид. Когда рыцарская Европа вынашивала понятие чести и изыскивала способы ее защиты, Россия стонала под татарами, ей было не до рыцарских турниров. Вместе с немецким платьем, куртуазным обращением и ассамблеями пришло в Россию, как это принято в культурных государствах, и запрещение дуэли, хотя таковой не было в русском обиходе.

Но раз что-то запрещают, то необходимо попробовать, и нет-нет, а завязывались кое-где шпажные бои, хотя дуэлянтов, равно как и секундантов, по русским законам, ждала виселица. Вешать на общее устрашение рекомендовалось не только оставшихся в живых, но и трупы, если «таковые после дуэли окажутся».

Но и этот страшный закон не привил уважения к дуэли. Это была некая игра, в которую по этикету следовало играть, но ежели по-серьезному, если действительно надо было удовлетворить обиду, то обиженный с сотоварищами подкарауливал обидчика и избивал дубьем и кулаками до смерти.

Можно было и другим способом свести счеты. Страшный выкрик «слово и дело» утратил свою первоначальную прелесть и не был уже в ходу так, как, скажем, лет тридцать назад, но ведь можно и дома в тиши кабинета написать донос на обидчика. С точки зрения государственной и даже личной морали это было делом вполне естественным и отнюдь бесчестным. А дуэль… красиво, романтично, но… не по-русски.

Каменный остров был тих и пустынен. На небольшой лужайке, окруженной зарослями шиповника и жимолости, они обнаружили старые кострища, лежалое сено и срубленные ветки елок. Видно, здесь действительно стоял цыганский табор.

Офицеры выгрузили провизию. Ягупов отправился на поиски чистой воды: «Обмыть раны», — как он с улыбкой пояснил Александру. Бекетов таскал хворост и хвастался тульским ружьем с узорной чеканкой. Вениаминов рубил дрова и с азартом вспоминал достоинства рыжей суки, которая живьем брала зайца и приносила к ногам хозяина. Потом все вместе ругали хозяина суки, полкового майора, человека недалекого, педантичного и ревностного служаки, который даже в нестроевое время требовал от солдат и офицеров, чтобы они «втуне не разговаривали», а «ходили чинно, ступая ногами в один мах». Потом опять говорили про охоту. Потом пили вино.

Наконец встали в позицию. Лязгнули вынутые из ножен шпаги, и у Белова привычным восторгом откликнулось сердце. Ягупов фехтовал великолепно. Пропала его медвежья неуклюжесть, тело подобралось, ноги переступали легко, пружинисто, словно в танце. Лядащев тоже недурно владел шпагой, но дрался сдержанно.

— Дегаже… Удар! — не выдержав, воскликнул Александр. Шпага царапнула камзол Лядащева, он отскочил назад и упал, зацепившись ногой за кочку. Ягупов опустил шпагу и яростно ударил себя по щеке, прихлопывая комара. На ладони его отпечаталось кровавое пятно.

— Вась, кровь! Тебе этой крови не достаточно?

— Не дури, становись в позицию, — сказал, поднимаясь, Лядащев.

— Да брось ты в самом деле. По такой жаре шпагами махать! — обиженно проворчал Ягупов. — Если обидел — извини. Сам знаешь — Надька в крепости сидит. — Он забросил шпагу в кусты и пошел в тень промочить горло.

На этом дуэль и кончилась. В охоте Белов не принимал участия. Он разложил костер, вскипятил воду, вздремнул, хотя пальба стояла такая, словно брали приступом шведскую крепость. Подстрелили, против ожидания, мало — всего одного зайца и несколько крупных отъевшихся на поспевших ягодах куропаток. Щипать дичь никому не хотелось, и Лядащев принялся ловко жарить на вертеле вымоченное в уксусе мясо. Разговоры велись вокруг последних событий во дворце.

— Какой штос? Помилуй… сейчас не до карточной игры, — убежденно говорил Вениаминов. — Я всю ночь бродил по дворцу, как неприкаянный. У каждой комнаты солдат с ружьем. Тем, кто у покоев государыни, платят по десять рублей за дежурство.

— Я тоже хочу к покоям государыни. Три ночи, и я бы покрыл свой долг у канальи Винсгейма.

— Придержи язык, Ягупов, — серьезно сказал Бекетов. — Сейчас так не шутят. Сам знаешь, охрана во дворце усилена именным указом. Все на цыпочках ходят. Фрейлины спят только днем, ночью боятся.

— Если я что-нибудь понимаю во фрейлинах, — Лядащев усмехнулся, — они всегда спят днем и никогда ночью, и вовсе не потому, что боятся.

— Сегодня никого не отравили? — деланно невинным голосом осведомился Ягупов.

— Не болтай вздор. Пей лучше.

— Истина, святая истина. — Ягупов лег на спину, и вино, булькая, полилось в его широко раскрытый рот.

— Господа, а кто такая Лопухина?? — не удержался от вопроса Александр. Гвардейцы оживились. Каждому хотелось просветить простодушного провинциала.

— Наталья Федоровна Лопухина, — начал Вениаминов назидательно, — была красавица.

— Была?

— Да, лет двадцать назад.