Закон парности - Соротокина Нина Матвеевна - Страница 29

— Тоже… плавал по торговым делам, — Хох упорно смотрел в угол.

— Так вы вместе?

Никоим образом, — четко произнес Бромберг. — Я познакомился с милейшим бароном уже на борту судна, — он доброжелательно улыбнулся, расслабившись, закинул ногу на ногу, хоть это и трудно было при тесноте каюты, — насколько я помню, барон из Гамбурга.

Принесли портер и бокалы на подносе, стекло осторожно позвякивало в такт качке фрегата.

— Прошу, — Корсак разлил пиво по бокалам. — За ваше спасение, господа! Я хочу уведомить вас, что вы ни в коем случае не являетесь моими пленниками. Мы не воюем со штатскими, а посему вы вольны сами себе выбрать судно. Сейчас мой фрегат и галиот следуют по одному курсу, но скоро наши пути разойдутся. Галиот с русской командой на борту, но со старым капитаном Поплывет в Пиллау. Мой же фрегат продолжит путь в Мемель.

Банкир слушал капитана с величайшим спокойствием и достоинством.

— Я благодарю вас, — сказал он с чувством. — Вы спасли нам жизнь. И если теперь великодушно предлагаете выбрать судно, то я бы предпочел плыть на галиоте, с вашего позволения. Я к нему уже привык.

Алексей повернулся к барону, который, потянувшись к портеру, ослабил меры предосторожности, убрав руку от лица. Пламя свечи вдруг вспыхнуло, осветив его испуганную физиономию.

«Да мы знакомы, — подумал уверенно Корсак, — Откуда?»

Он вдруг отчетливо вспомнил резвую фигурку барона, как он» бежит вприпрыжку по палубе и длинная шпага его цепляется за мачты и снасти. В памяти, как бы параллельным планом, возник образ умирающего Брадобрея, и умоляющие глаза его, и синюшные ногти.

— А ведь мы встречались, барон, — сказал Алексей весело. — Или вы меня не узнали?

Барон поперхнулся пивом и затряс отрицательно головой. Спутник посмотрел на него сурово.

— О, господин барон, всмотритесь в капитана повнимательнее. Почему вы отказываетесь от такого приятного и полезного знакомства?.. В вашем-то положении…

— Да не помню я их, — с раздражением бросил Хох, переходя вдруг на лакейское «их» без добавления титула, «сиятельства», скажем, или «превосходительства». — Вероятно, я похож на какого-то другого господина.

Теперь Алексей вспомнил все с полной отчетливостью. Удивляло только поведение барона. Почему-то странный пассажир никак не хотел быть узнанным.

— Мы встречались около года назад на шхуне с романтическим названием «Влекомая фортуной», — обратился Алексей к невозмутимому Бромбергу. — Меня подняли на борт в Мемеле. Я был ранен и ничего не соображал, — добавил он смущенно.

Бромберг, соболезнуя, покивал головой, а строптивый Хох буркнул:

— Не помню.

— На этой шхуне еще плыла очаровательная девушка, — теперь Корсак обращался уже непосредственно к барону. — Ее звали… сейчас вспомню… ее звали Анна. А пассажиры называли ее леди. Ну как же вы забыли? Вы еще волочились за ней! Сознайтесь, барон!

— Ну же, барон, — со смехом поддакнул Бромберг.

— Я никогда не волочился за Анной Фросс, — обиженно засопел барон Хох.

— Не волочились, и хватит об этом, — с неожиданной запальчивостью воскликнул Бромберг и тут же умолк с вежливой улыбкой.

— А вас тоже мудрено узнать, — барон как-то съежился, сморщился на табурете, ни дать ни взять лесной гном. Видно, что ему не хотелось говорить, но его словно бес под ребро толкал. — Вы были такой больной, такой бледный. А потом еще и антонов огонь у вас начался. Брадобрей ходил к вам в каюту, советовал ногу отнять.

— Брадобрей? — переспросил Алексей. — Ах, да, конечно… Я ведь был без сознания, и — воспоминания мои смутны. А вы любите путешествовать, барон?

Хох пожал плечами, испуганно зыркнул на Бромберга и присосался к портеру.

Обычная история, встретились два старых попутчика, что может быть проще, однако Алексей точно знал, что барона он от себя не отпустит. Может быть, он излишне подозрителен, ну что ж, получит в Мемеле выговор, но с Хохом необходимо разобраться. Если бы маленький барон, увидев Корсака, закричал: «Ба, какая встреча! Так вы капитан? А помните?..» — и так далее, может быть, Алексей и не заподозрил бы ничего. Но ведь все было совсем не так.

— Господа, простите формальность. Я прошу ваши бумаги. В Кенигсберге вам выдали паспорт? — вежливо обратился он к банкиру.

Ах, паспорт, пожалуйста… Бумага Бромберга была извлечена из кожаной сумки. Корсак пробежал ее глазами, все, кажется» по правилам. Паспорт выдан в Кенигсберге на двух языках, печать и подпись генерала-наместника.

— А я путешествую без бумаг, — пролепетал Хох, когда капитан обратил на него свой взгляд. — Может быть, простите мне это… по дружбе?

— Увы, барон. Более того, я вынужден обыскать ваш багаж, — Корсак вежливо поклонился и крикнул вахтенного.

Барон рванулся было к двери, но потом застыл с горестным выражением на лице. Паспорт лежал на самом дне дорожного сундука. Может, не найдут? Но судьбу горемычную не переспоришь. «Попался, попался окончательно!» — завыло, закричало все внутри, когда он увидел входящего в каюту вахтенного. В руках у него был кенигсбергский паспорт.

— А вы, оказывается, Блюм? — с удивлением спросил Корсак, прочитав бумагу барона.

— Это не мой паспорт, я барон Хох.,. — продолжал упираться Блюм, понимая, что все потеряно.

Глаза Бромберга жгли его, как угли, дырки в бароне прожигали, всего-то его глаза, а он чувствовал себя продырявленным, как дуршлаг.

Паспорт Блюма был удивительно похож на паспорт банкира, та же кенигсбергская печать, та же подпись наместника, только выдана была сия бумага на день раньше.

— Почему вы не сказали мне, что оформляли паспорт в Кенигсберге? Зачем надо было говорить, что вы из Гамбурга?

— Ничего подобного я вам не говорил! — взвизгнул Блюм и сам смутился этого визга. — Это вот .они говорили, — добавил он, кивнув в сторону банкира.

— Помилуйте, барон, но вы же сами уверяли меня, что вы из Гамбурга. — Бромберг широко, вальяжно рассмеялся, оглаживая свою ассирийскую бороду. — Видимо, барон счел нужным скрыть правду. Мало ли какие у него были соображения.

— А почему я должен говорить правду, — тут же вскинулся Блюм, с обидой глядя на Корсака. — У меня были соображения… И почему я должен кричать на всех углах: я из Кенигсберга, я из Кенигсберга… — он неожиданно умолк, воздуха не хватило продолжать.

— А чем вы объясните, что у вас документы оформлены почти одновременно? — спросил Корсак, обращаясь уже к банкиру.

— Па-азвольте? — Бромберг посмотрел документ Блюма, пожал полными плечами. — Удивительное совпадение. Я и не подозревал об этом. В Англию мы плыли отдельно.

— Боюсь, господа, что я вынужден вас задержать.

— Да ради Бога, — Бромберг был абсолютно спокоен. — Мы пережили в море страшные минуты, капитан. Когда наш галиот в тумане сел на мель, раздался невообразимый треск. Удивительно, что судно осталось цело. Тогда я думал, что пора прощаться с жизнью. И теперь мне совершенно все равно, на каком судне я достигну берега. Ваш фрегат, честно говоря, кажется мне более надежным.

Блюм молчал, вид у него был совершенно раздавленный.

Однако через три дня, когда галиот должен был поменять курс, направляясь в Пиллау, банкир Бромберг как бы между прочим, не навязчиво, заметил капитану, насколько желательно было бы ему плыть именно в Пиллау.

— Там я почти дома, — сказал он Корсаку с грустной улыбкой. — Думаю, длительное пребывание в Лондоне совершенно расстроило дела моего банковского дома. В самом деле, господин Корсак, отпуская меня, вы ничем не рискуете. Найти меня в Кенигсберге не составит никакого труда. И если у вас на суше возникнут ко мне какие-то вопросы, я отвечу на все с превеликим удовольствием.

— И мне очень нужно в Пиллау… И я могу на суше ответить на все вопросы, — всунулся было Блюм, но тут капитан был непреклонен.

— Я не хочу лишаться вашего общества, господин барон, — с улыбкой сказал Корсак, с этим не поспоришь.

Позднее Корсак говорил про банкира: этот Бромберг меня заколдовал… Я подумал тогда: ведь никаких улик, в чем мне его подозревать? Зачем же держать человека против его желаний? Да и начальство может разнос устроить, что мешаю развитию прусской торговли, за которую так ратует сама государыня.