Поджигатели. Ночь длинных ножей - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 58

Толстые пальцы министра долго и неловко распутывали узел шнура. Так и не справившись с этим делом, Геринг разрезал его и нетерпеливо развернул папку. Перед ним лежали пожелтевшие от времени газетные листы, тщательно вшитые в папку.

Геринг откинулся в кресле. Кровь бросилась в голову. Багровая завеса закрыла от него мир, и удары крови в висках застучали тяжкими молотами. Он судорожно, с хрипом, вцепился в край стола. Ему казалось, что это – конец…

Но вот кровь начала отливать от головы. Геринг снова обрел возможность видеть и соображать. Первое, что вошло в поле его зрения, – ридикюль из сафьяна и желтая папка. Одним движением руки Геринг сбросил все это на пол. Неуверенно поднялся и с остервенением отшвырнул папку ногой еще дальше. Рыча, как раненое животное, побрел к двери, с трудом передвигая невыносимо тяжелевшие ноги. Это было длинное путешествие: идти приходилось вокруг всей огромной комнаты, чтобы иметь возможность держаться за стену.

На полпути в сознание проникло резкое жужжание. Еще и еще. Геринг несколько раз удивленно моргнул и оглянулся на столик с телефонами. Да, это был его личный, самый секретный телефон. Геринг с трудом вернулся к столу и взял трубку. Сразу узнал голос Кроне:

– Экселенц, это ужасно: нас провели!

– Сопляк! – прохрипел Геринг и, выпустив трубку, всем телом упал прямо на загромождавшие стол телефонные аппараты.

На том конце провода Кроне осторожно опустил трубку на рычаг. Его тонкие губы едва заметно раздвинулись в усмешке. Ему нравился результат операции: документы были слишком интересны, чтобы передавать их Герингу. Толстяк очень обманывается, воображая, будто Кроне предает интересы своего непосредственного начальника Гиммлера во имя необыкновенной любви к туше имперского министра, ради жалких «милостей», которые может излить на него «наци № 2»! У Кроне есть свои хозяева. Им он служит, и их милости его интересуют. Милости в долларах, регулярно поступающих на текущий счет в «Нэйцшл сити бэнк», а не подачки от случая к случаю в жалких гитлеровских марках. Не может же он сказать Герингу, что его интересуют доллары Ванденгейма!

Избегая свидания с Герингом, Кроне потратил следующий день на то, чтобы изготовить микропленку с бумаг личного дела Гитлера. Микропленка была тщательно упакована в крошечный патрон и одному Кроне известными путями очутилась на письменном столе Фостера Долласа. Для Джона Ванденгейма такое «сырье», как пленка, не представляло интереса, как, впрочем, и сама папка могла бы его заинтересовать лишь тогда, когда в ней появится надобность при каких-нибудь переговорах с немцами. Тем не менее Доллас считал необходимым увеличенную с пленки копию гитлеровского досье представить хозяину. Изготовление такой копии и было им поручено лучшему эксперту. Но каково было недоумение Долласа, когда этот эксперт решительно заявил ему:

– Фальшивка!

– Что?!

– Я говорю: это не подлинник, а всего лишь хорошо изготовленная подделка «личного дела Гитлера».

– С чего вы взяли?! – грубо крикнул Доллас.

– Если вы мне не верите, можете проверить это в самых авторитетных учреждениях, – невозмутимо ответил эксперт.

– Не говорите глупостей! – не унимался Доллас. – За этот документ заплачены огромные деньги.

– Это не довод… По миру ходило пять «подлинных» Джоконд, ни к одной из которых никогда не прикасалась кисть Леонардо. За каждый из этих «подлинников» был» уплачены сказочные суммы. От этого ни один из них не стал подлинней.

– Негодяй!

– Простите…

– Ах, перестаньте! Это относится не к вам. Я зарою живьем в землю того, кто прислал эту гадость.

Эксперт покачал головой.

– Не делайте скороспелых выводов об этом человеке, – сказал он. – Он сам мог добросовестно заблуждаться насчет подлинности досье.

– Каждый обязан был знать, что покупает.

– Распознать фальшь этого документа может только настоящий специалист. Подделка выполнена довольно тонко.

– Тонко, тонко! – передразнил его Доллас и отер об штаны вспотевшие ладони. – Эта «тонкость» будет теперь висеть на моем счету… Кто оплатит мне ее стоимость?

– Я не утверждаю, что тут фальсифицировано содержание документа. Скорее всего, оно идентично оригиналу и может принести вам пользу, при условии, что подлинник не находится в руках самого Гитлера.

– Он так же стремится получить его, как мы.

– Тогда вам не о чем печалиться. Мы можем попытаться изготовить по этой копии экземпляр, которого он и сам не отличит от подлинника.

– Ну да, – иронически воскликнул Доллас. – Теперь плати вам, а потом какой-нибудь эксперт там, у Гитлера, заявит, что ваша копия – всего только грубая фальшивка!

– Этого не случится, – авторитетно заявил эксперт. – Я ручаюсь за все, что выходит из моей лаборатории.

Доллас смахнул ладонью росу пота, выступившую на его голом черепе, и снова отер руку о штаны, нисколько не стесняясь брезгливо поморщившегося эксперта.

– Нет, – сказал он решительно, – мы должны иметь подлинник. Только подлинник… И мы его добудем.

– Желаю успеха, – иронически проговорил эксперт.

Если бы стоило верить в сверхъестественные силы, то, может быть, можно было бы поверить и тому, что при помощи неких флюидов мысли американского эксперта были рождены тем, что действительно происходило за много тысяч километров от Нью-Йорка, в тихом рабочем кабинете папского нунция в Мюнхене кардинала Эудженио Пачелли.

Скромный монах-иезуит, не глядя в глаза кардиналу, с «видом не заносчивым, но и не слишком униженным», как того требовал устав ордена, ровным голосом докладывал о том, что поручение нунция выполнено луганским банком «Институт религиозного дела»:

– …Подлинник личного дела этого человека, – говорил монах, не называя имен, – изъят у владелицы и представлен вашей эминенции. Копия с дела – в руках того, кто стремился захватить документы для доставки некоей высокой особе в Германию…

Пачелли понял, что речь идет об агенте Геринга, преследовавшем фрау Бредов.

– Надеюсь, – сказал он, – копия достаточно хороша.

– Мы в этом уверены, монсеньор.

– А что получила владелица?

– Пачку старых газет, монсеньор.

При этих словах едва заметная улыбка промелькнула на лице кардинала. Черты иезуита оставались непроницаемо спокойными.

– Значит, ни владелица, ни те, кто за нею стоит, не смогут использовать даже копию в целях шантажа государственного деятеля, чье имя они желали замарать?

– Если только им не удастся сделать это при помощи старых номеров «Брачной газеты».

На этот раз Пачелли не счел нужным скрывать улыбки:

– Недурной «брак» предстоит ее обладателям.

Полузакрыв глаза, он представил себе фигуру Шлейхера, для которого, он знал, работал Бредов. Он вовсе не был уверен в том, что для Шлейхера подобный подарок не равносилен смертному приговору…

– Благодарю вас, брат мой, – мягко проговорил нунций, – Господь да благословит вас за ваше усердие. Я в самых лестных выражениях донесу его святейшеству о вашей прекрасной работе и не сомневаюсь: святой отец не оставит вас своим апостольским вниманием…

Монах склонил голову под благословением кардинала.

После его ухода Пачелли снова раскрыл доставленный ему из Лугано портфель с «делом Гитлера», еще раз просмотрел компрометирующие документы. От удовольствия он даже потер руки: с этих документов будут изготовлены копии. Они будут неотличимы от подлинников. Через папского нунция в Вене кардинала Иницера Пачелли препроводит копии австрийскому канцлеру Дольфусу, который обещал пополнить «дело» только ему одному известными, еще более пикантными подробностями из биографии фюрера. В полном виде это досье представит собою документ разительной силы. Оставаясь в руках Пачелли, подлинники будут служить могучим оружием в делах, которые ему предстоит иметь с Гитлером.

Он еще раз нежно свел над папкой кончики пальцев – тонких и длинных, с тщательно отточенными ногтями, словно призывая благословение всевышнего на ценные документы.