Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Шульман Нелли - Страница 26

— Вы не игрушка, — Салават поднял ведро. "Мы все — создания Аллаха, Мариам-хатын, и не волнуйтесь, он сейчас другим занят, дня через три лагерь с места снимется, он о вас и не вспомнит. Да и не погонится он за мной, туда, — Салават махнул на восток, — в горы".

— А что потом? — спросила она, когда Салават уже подошел к шатру.

— Вернетесь к своему народу, — просто ответил он. "Если захотите. Нельзя вам сейчас одной быть, Мариам-хатын, сами знаете — пылает Итиль, казаки гуляют, и наши, башкиры — тоже. До Москвы вам не добраться, да вы и не московская".

— Нет, — тихо ответила Марья и откинула полог: "А что вы говорили, — мол, не нравитесь вы мне, сие неправда, Салават. Я поеду, — она повернулась, и встретилась с блестящими, черными глазами, — поеду с вами, Салават".

— На закате, там, — он указал на реку, — буду ждать вас. Вы на коне умеете ездить, Мариам-хатын?

— Конечно, — удивилась девушка. "Я тоже в горах росла, у нас на заводах иначе нельзя".

— Я вам свою одежду принесу, — краснея, добавил юноша, — я ведь вас совсем немного выше.

— Да, — Марья внезапно улыбнулась, — совсем немного". Она нырнула в шатер. Салават услышал пьяный, сонный голос Пугачева: "За смертью тебя посылать! Голова болит, и даже воды испить — ждать приходится!"

Юноша скривился, как от боли, и прошептал: "Потерпи, пожалуйста, скоро все закончится".

Пугачев облизал жирные пальцы, и, оторвав еще кусок баранины, рыгнул: "Конечно, жаль, что ты со мной на Москву не отправишься, Салават. Но ты прав — незачем мне за спиной врагов оставлять, а ты быстро Урал к подчинению приведешь".

За грязным холстом шатра сияло закатное солнце, были слышны голоса казаков — лагерь собирался. Салават, выпил колодезной воды: "Тысячу всадников тебе оставляю, государь. Кинзя Арсланов — воин доблестный, и верен тебе. Как на Москву зайдешь, на престол сядешь — так встретимся".

— Может быть, — чуть не добавил юноша, глядя на смуглое, опаленное солнцем лицо Пугачева. Карие глаза атамана сощурились. Он, раздув ноздри, усмехнулся: "Наместником тебя назначу, Салават. Над всем Уралом. Землями оделю, будешь богатым, как раньше, пока узурпаторша вас не ограбила".

Салават поднялся, и, склонив черноволосую голову, приложил руки к груди: "Спасибо, ваше величество, не ради почестей я к вам пришел, сами знаете, а рады свободы".

— А то бы подождал, — сказал Пугачев, откинувшись на засаленные подушки. "Завтра я велел всех баб, кои в лагере еще остались — повесить. Незачем нам их за собой тащить, в Москве новых найдем. Хоша посмотрел бы".

— Нет, — Салават поклонился еще ниже, — Урал ждет, ваше величество, так, что позвольте уехать, сегодня же вечером.

— Ну, уезжай, — вздохнул Пугачев. Встав, он троекратно расцеловал юношу. "С Богом, милый мой, на тебя надеюсь".

— Не подведу, — коротко ответил тот. Застыв, к чему-то прислушавшись, Салават вышел из шатра.

Темная, почти черная речная вода мягко качала лодку. Марья на мгновение остановилась, и нащупала под платьем икону: "Господи, что же я делаю? Сие грех, не христианин он, а как иначе? После обеда виселицу стали сколачивать. Бедные, бедные женщины, и ведь никого с собой не увести, Господи, прости меня".

Она перекрестилась, и услышала мягкий голос: "Мариам-хатын…, Не заметили вас?".

— Они там напились все, — горько ответила Марья, — я и выскользнула. Хоть бы другие тоже — сбежали.

Салават посмотрел на повязанную простым платком, изящную голову, и, сглотнул: "Вы садитесь, Мариам-хатын. Я вам помочь не могу, мне нельзя вас трогать, до тех пор, пока… — даже в темноте было видно, как покраснел юноша. "А одежду я принес, как обещал".

Девушка устроилась на скамье. Салават оттолкнул лодку от берега, и, взялся за весла: "Мариам-хатын, так вы подумали?"

— Подумала, — тихо проговорила она, опустив руку в теплую воду. "Я выйду за вас замуж, Салават".

Лодка вышла на середину Волги, и, подхваченная сильным течением — пропала в ночной, беззвездной мгле.

В избе было тепло. Марья, зевнув, подперев голову рукой, рассмеялась — маленькая, лет двух девочка, стояла перед лавкой, наклонив темноволосую голову, засунув пальчик в рот.

Женщина — маленькая, худенькая, в платке, подхватила дочь и строго сказала ей что-то по-татарски. "Хорошие люди, какие, — Марья, сев, стала заплетать косы. "Неделю уже у них живу, и поят, и кормят, а что языки у нас разные — так все равно понимаем, друг друга. Да и Зульфия-хатын немножко по-русски говорит".

Татарка присела и ласково взяла руку Марьи: "Салават тут. Махр тебе привез. Подарок, — она улыбнулась и добавила: "В мечеть пойдете".

Женщина указала на длинное, светлое платье, что лежало в ногах лавки, и растянула на руках шелковый, вышитый серебряными узорами платок. "От меня, — Зульфия указала пальцем себе на грудь, — тебе". Она наклонилась, и поцеловала Марью в щеку. Девочка захлопала в ладоши, и обняла Марью — за шею, крепко.

— Как же это будет? — подумала девушка, одеваясь. "Салават сказал — в горы меня увезет, далеко, там жить станем". Она приложила ладони к пылающим щекам. Татарка, заглянула в горницу: "Ждет во дворе".

Марья вышла на крыльцо. Юноша, подняв глаза, шепнул: "Вы очень красивая, Мариам-хатын. Как будто во сне".

Она стояла, с убранными под платок волосами, легко, мимолетно улыбаясь, лазоревые глаза были прикрыты темными ресницами. Салават, вздохнув, протянул ей кожаный мешочек. "Так принято, — тихо проговорил юноша, — перед свадьбой. Жених дарит невесте подарок. Возьмите, Мариам-хатын, я за ним ездил, в горы".

Марья вынула золотой, тонкой работы медальон, украшенный изумрудами, и вгляделась в арабскую вязь. "А что тут написано, Салават? — спросила девушка.

— Ты любовь моего сердца и моей жизни, — он посмотрел на нее, снизу вверх, — да хранит тебя Аллах, Мариам".

Марья застегнула на шее цепочку и посмотрела в темные, красивые глаза юноши: "Я готова, да".

— У нас все просто, — застенчиво сказал Салават, когда они уже шли к мечети. "Имам прочитает суру из Корана, и все. А завтра, — он отчаянно покраснел, — надо людей пригласить, стол накрыть. Так положено, чтобы все на свадьбу пришли, даже незнакомые".

— Так готовить надо! — ахнула Марья.

— Мариам-хатын, — юноша даже остановился, — как можно невесте готовить? Женщины все сделают, вы не волнуйтесь. А потом уедем. И вот еще что, — его смуглая рука легла на рукоять сабли, — вы мне скажите, Мариам-хатын, если я вам, хоть немного не по душе…, нельзя замуж выходить, если не хочешь.

— Ну что вы, — Марья вскинула голову и посмотрела на мечеть. "И действительно, такая же изба, — подумала она. "Только вышка пристроена, оттуда на молитву зовут".

— Свидетели уже там, — Салават кивнул на крыльцо. "Тут же родня моя, в этой деревне. Бабушка моя по отцу отсюда, она татарка была".

Марья скинула сафьяновые туфли. Они зашли в устланную старыми коврами горницу, где уже стояла простая, деревянная лавка.

— На нашего батюшку Никифора похож, упокой Господи его душу, — подумала девушка, искоса смотря на деревенского имама — средних лет мужчину с большими, крестьянскими руками.

— Сейчас он просит у Аллаха помощи нам, и чтобы он всегда вел нас по пути праведности, — шепнул ей Салават. "А потом прочитает суру из Корана, которая так и называется: "Женщины". И все, — он внезапно улыбнулся. "Я же говорил, у нас все просто".

— Даже икон нет, — Марья оглядела бревенчатые стены мечети. "Да, я же показывала Салавату образ Богородицы — он сказал, что у них запрещено человека рисовать".